и так без конца, все ниже и ниже по трубе, обросшей изнутри суставчатыми
волосками, лапками, усиками?
он ощущал себя на дне колодца. Ибо теперь колодец был подвижным,
бездушно-живым, и выход из него был наглухо запечатан тысячью тысяч слоев
паутины.
всего -- ибо теперь суставчатые лапки колодца, обратившись пиявками, могли
терзать его всласть, всю вечность.
их Тварей. Где же наставления?" -- подумал Эгин, готовый плодоносить чем
угодно, хоть чистым сахаром, лишь бы утратить сознание и вместе с ним
избавиться от мучений, обрушившихся на него из беспощадной пустоты.
южан, исчез. Это произошло столь быстро, что Куна-им-Гир и Вирин, полностью
поглощенные друг другом, были вынуждены довольствоваться сбивчивым рассказом
Сайлы.
И утонул.
офицера Гиэннеры.
стороной ладони.
сообразив, что вопрос направлен явно не по адресу, обратилась к Куне-им-Гир.
помнишь отчеты времен Второго Вздоха Хуммера и те, с нашей западной границы,
девкатр, если он того желает, может проходить сквозь большинство "неплотных"
веществ, не причиняя вреда ни им, ни себе. Например, пятьдесят лет назад
девкатр прошел сквозь кедровый лес так, что там не загорелось ни одной
иголки. Через воду, как мне кажется -- еще проще. По той же причине, кстати,
против девкатра бессильно пламя. Он сам как пламя -- порою испепеляющее,
порою холодное.
гудение.
Персика" и теперь смотрел прямо на Вирин. А Вирин смотрела на него.
вздохнула Вирин.
нападает на нас? Но почему?
непривычно большим назатыльником и протягивая такой же Сайле. -- Откуда
вообще знать, что творит чужая душа на самом краю бездны?! Может, она
принимает нас за морское чудовище, или за свою злую мамашу, или за саму
смерть с арканом и мешком?!
если душа, обживая любую новую обитель, приноравливается называть новые
образы их старыми привычными именами -- испытала боль. И, поскольку боль
после смерти была Эгину далеко не внове, он поначалу не заметил, что эта
боль отлична от той, что доставляли ему пиявки на стенах его узилища. Более
острая, и в то же время перемещающаяся, вызывающая образ кинжала, которым
кто-то чертит на коже таинственные знаки.
возникновения этого образа до того момента, когда он смог узнать в нем
несколько слов, которые невесть откуда взялись на его коже.
Вакка."
появлению, против воли вспомнил главного конюха. Вспомнил первую встречу с
ним в Вае, когда тот привез приглашение от Багида. И вторую, а заодно
последнюю встречу на Медовом Берегу -- когда нашел его лежащим в
раздавленном южном панцире близ руин дома Люспены.
зовусь Руамом, сыном Аффисидаха. Хочу, чтобы ты знал -- мы с отцом
победили."
Но с каким еще отцом они победили? То есть понятно, что его отца звали
Аффисидах, но это имя Эгину не говорило ровным счетом ни о чем. При чем
здесь вообще отец?
чтобы уничтожить вас всех, но был убит Прокаженным. Я пришел, чтобы
насладиться победой, которая тем слаще, что сегодня ("Сегодня? Значит, все
еще "сегодня"?" -- изумился Эгин, уверенный, что провел в безвременье долгие
годы) мы уже изведали поражение. Прокаженный, как и ты, ввергнут моим отцом
в небытие. Вам нет возврата. А мы во плоти девкатра, которая станет вашей
Проклятой Землей навеки, будем вместе всегда. Вместе -- я и мой отец."
облик Куха. Авелир, чтобы говорить с Лагхой от лица Ибалара, принимал облик
какого-то северянина (имени уже не упомнить), чей облик, в свою очередь,
Лагха воспринимал за подлинное тело Ибалара. Значит... Значит Ибалар, с
которым Авелир по-братски поделился своим бессмертием, впоследствии взял
обличье какого-то неизвестного Аффисидаха и выставил себя этим Аффисидахом
перед его собственным сыном, этим проклятущим Руамом! "Я и мой отец", ха-ха!
смогла разрушить беспощадный строй его мыслеобразов, которые он двинул
против своего бесплотного врага. Врага, уже изведавшего от аррума не одно
поражение и тем приученного быть побежденным.
Аффисидахом... Тухлая жаба, балаганный фокусник, император лжецов Ибалар
обманул тебя даже здесь, в посмертии, о воистину безголовый Руам!"
девкатру.
разглядеть, увиденного ей вполне хватило, чтобы едва не свалиться в обморок.
вместо этого они, поравнявшись с тварью, равно как и те, которые вошли в его
Измененную плоть, разом обратились разноцветными сполохами пламени. И когда
четыреста вспышек разорвали в клочья призрачную пелену иллюзии, Сайла
увидела монстра, закрывающего полгоризонта. Это был девкатр,
распространившийся в частицы воздуха и полностью готовый к нападению. О
ужас!
Знали это и мужчины-флейтисты, распоряжавшиеся темпом, очередностью и
цветами стрел -- всем, что в совокупности и составляло Танец Ткачей.
в какой момент в зависимости от поданной команды им надлежит стрелять, хотя
со стороны их действия выглядели смятенным хаосом. Стрелы вылетали то с
правого фланга, то с левого, то из центра, по пять, по двадцать, по две.
Девкатр, похоже, не был готов к такому повороту событий и, неподвижный,
раздираемый многоцветными вспышками, казался приблудным миражом из пустыни
Легередан.
грандиознейшему иллюзиону на памяти Великого Княжества Варан.
рыпался. А потом вышьют на нем Фигуру Небытия.
Фигуру довести до конца не удалось. Потому что девкатр, уже наполовину
"пришитый", вдруг заливисто взревел и в его реве к огромному ужасу Сайлы
было что-то от членораздельной человеческой речи. И, стоило стрелам Второй
Фигуры начать вспыхивать вокруг него отблесками погребального костра,
девкатр сорвался с места и, переместившись по своему обыкновению с
удручающей быстротой, застыл над самыми верхушками мачт "Лепестка Персика".
Тотчас наверху что-то лопнуло, на палубу просыпался дождь крохотных зеленых
осколков и подтянутые к верхним реям паруса с радостным треском загорелись.
почему "этого быть не должно". Но зато она поняла другое -- обе ее подруги
перепуганы до смерти. Как только могут быть перепуганы две женщины при виде
близкой, неотвратимой и мучительной смерти.
Никитин Юрий
Василенко Иван
Каменистый Артем
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Лукин Евгений