- Это что-то новое, - задумчиво проговорил Лоор. - И знаете, с вашим
Стромом можно согласиться.
- Но вы же против любого прогресса!
- Я за постоянство, - уклонился от прямого ответа архитектор.
- Постоянства не существует! Вы попытались создать устойчивую систему.
Парадокс в том, что "устойчивость" обманчива. Одно из двух: либо духовный
прогресс, либо духовное обнищание - его мы испытали на себе и, поверьте,
это тоже катастрофа.
- Но орбитяне думают одинаково, - по инерции заспорил Лоор. - У нас царит
согласие. После того как Корлис и другие...
- Вы заблуждаетесь! Это начало духовного умирания! У каждого человека
должно быть собственное мнение. И пусть мнения различаются, важно, чтобы
люди не разучились мыслить, не превратились в стадо. Человечество - не
стадо, Лоор. Поразмыслите над этим!
17. Прощание с Гемой
Мыслелетчица покидала Гему. Много дней она была чувствительным рецептором
вселенского волнового кольца, связавшего две планеты.
Войдя в систему коллективного мышления "призраков", Джонамо пропустила
через свое необычайно емкое сознание уникальный по объему, не говоря уже о
значении, поток информации. И теперь подводила итоги.
Знания гемян и мирян в результате обоюдного обмена не сложились, как можно
было надеяться, а умножились благодаря обилию новых, чрезвычайно
плодотворных для каждой из сторон идей и принципов. Столь беспрецедентное
взаимообогащение культур было одинаково выгодно обоим человечествам. Они
оказались во всех отношениях равными партнерами.
Теперь гемяне, которым предстоит чуть ли не с нуля воссоздавать здание
цивилизации, смогут учесть не только уроки собственной истории, но и
драгоценный для них исторический опыт Мира. А для мирян явится откровением
осуществленная "призраками" система коллективного мышления, гарантирующая
индивидам равные способности. "Интеллектуальный коммунизм" - эти
замечательные слова заключают в себе программу справедливейшего
общественного строя, который восторжествует и на Геме, и на Мире.
Что же касается "вторичной" жизни, предвосхищенной Боргом и воплощенной в
"призраках", то Джонамо видела в ней не противовес биологическому бытию, не
"конкурентный вариант" существования разума, а средство продлить творческий
век личности, умножить интеллектуальные и физические возможности человека.
Не "бессмертие", а справедливый, гармонически завершаемый жизненный цикл,
продолжительность которого определяет сам человек!
Сколько примеров для подражания и предостережений от ошибок почерпнут они
друг у друга! Но, пожалуй, главное - осознание того, что разум не уникален,
что он распространен во Вселенной и способен объединяться наперекор
пространству-времени.
Джонамо была потрясена трагедией Гемы. Да и сама "вторичная" жизнь, при
всей ее фантастической перспективности, воспринималась как драматическое
явление, до конца еще не осмысленное и всесторонне не исследованное.
Сколько споров вызовет она у мирян. И все же за ней будущее!
Биологическую программу, заложенную в живом организме природой, можно
перевести на иной язык - электроники, вакуумно-волновой теории,
транспонировать на иную материальную основу. Программы, выработанные самим
человечеством в ходе исторического процесса в отличие от биологической
отнюдь не бесспорны. Их стоит скорректировать исходя из современных
нравственных критериев, отдавая приоритет добру.
По опыту не только Кея, но и самой Джонамо, "первичная" жизнь может не
просто переходить во "вторичную" в завершение биологического бытия - обе
эти формы жизни способны сосуществовать от рождения и до... Слово "смерть"
вызывает содрогание, но в том-то и дело, что, привыкнув к
"противоестественному" состоянию энергетического поля, человек преодолеет
страх перед смертью. Она уже не будет означать для него небытие, а
воспримется как переход хотя и к иному, но знакомому бытию в виде
высокоорганизованного сгустка энергии.
"А как же смена поколений? - задавала себе вопрос Джонамо. - Не лишатся ли
люди стимула к естественному продолжению рода. Захотят ли женщины и впредь
испытывать извечные родовые муки?"
Но, вспоминая Инту, отвечала:
"Нет, это неистребимо в человеке!"
Люди привыкли к биологическому существованию. Оно обрекает их на физическую
боль, но вознаграждает за нее наслаждением. Переход во "вторичную" жизнь
избавляет от боли, но лишает наслаждения. Равноценна ли замена, как
соотносятся приобретения с утратами?
Впрочем, разве старость не отнимает у человека многое из того, чем богата
молодость? И компенсация здесь уж вовсе неравноценная...
Джонамо с особым, легко объяснимым интересом встречалась с
женщинами-"призраками", исподволь, хотя и ненавязчиво, наблюдала за ними.
В физиологическом смысле "призраки" бесполы. Но лишь в физиологическом и ни
в каком ином! Определяющие различия мужских и женских характеров не только
не сгладились, но, пожалуй, стали более выпуклыми, нарочито подчеркнутыми.
"Призраки" словно старались доказать самим себе, что остаются мужчинами и
женщинами.
Сохранились и нежность, и даже любовь. Пусть платоническая, лишенная
чувственного содержания, но оттого еще более глубокая и постоянная.
Пример такой рыцарской, безответной, тайной любви дал Сарп. И пусть никто,
кроме Джонамо, о ней не догадывался, ее силе и утонченности мог бы
позавидовать любой человек во плоти.
Сарп вскользь обмолвился, что у "призраков" есть принципиальная возможность
"продолжать род". По личностным программам мужа и жены нетрудно
синтезировать "сына" или "дочь", которые унаследовали бы родовые признаки
"предков". Это была бы уже "третичная" жизнь!
Но при всей ностальгической тоске по материнству и отцовству "призраки"
отвергли такую возможность, сочтя ее безнравственной.
- Синтезировать "призрака"-новорожденного нелепо, - пояснил Сарп. - А
взрослого и того нелепее: какой же он "потомок"?
- Мы не можем плодить монстров, - добавил другой "призрак", Угр, и Джонамо
подумала, что в моральном отношении "призраки" по меньшей мере не уступают
людям Мира.
И еще она заметила, что неосуществимая мечта трансформировалась у них в
жажду творчества. Ее поразили стихи юной по облику поэтессы Сапфо:
Ринься с высей горных, - как прежде было:
Голос мой ты слышала издалече;
Я звала - ко мне ты сошла, покинув
Отчее небо!
Ими она приветствовала Джонамо, инопланетную сестру, покинувшую отчее небо
и ринувшуюся с горных высей пространства-времени по далекому зову Гемы...
За время, проведенное мыслелетчицей в этом еще не оправившемся от трагедии
мире, она сблизилась с Сапфо. Поэтесса поражала величием духа, которое
сумела сохранить вопреки перенесенным тяжелым испытаниям. А может быть,
именно ими было порождено это гордое в своей истинной скромности величие...
Облик Сапфо с предельной точностью выразил влюбленный в нее поэт Алкей:
Сапфо фиалкокудрая, чистая, с улыбкой нежной...
Судьба женщины-"призрака" не могла не вызвать у Джонамо горячего
сочувствия, тем более, что ассоциировалась с ее собственной судьбой.
В день, когда произошла катастрофа, должна была состояться, но так и не
состоялась свадьба Сапфо. Вместо Дворца бракосочетания они с женихом,
растерянные и потрясенные, оказались в космопорту.