Чтение 77–й страницы книги ~Чужая война~

Совсем.

Мы слышим друг друга. Мы понимаем друг друга. А одиночество, не успев
начаться, закончилось.

И я давно уже не надеваю узду на Тарсаша. Ни к чему она. Разве что, когда
придем мы в обжитые места, нужно будет соблюсти видимость приличий. Не стоит
привлекать к себе лишнее внимание.

Я часто спрыгиваю с коня, и мы бежим рядом. Бежим на восход. В багровое
полукружье солнца, заливающего горизонт кровью из распоротого неба. И я не
знаю, что лучше - мчаться, сидя в седле, вливаясь в стремительный бег-полет
моего скакуна, или вот так вот бежать рядом с ним, слыша, как в такт с моим
бьется его сердце.

Зная, что оно бьется в такт.

Солнце, жаркое, горячее солнце наконец-то отогрело меня. Изгнало угрюмый
сумрак и вечную зябкость Западных земель.

Солнце.

Боги, как мне-не хватало его! Как мне всегда не хватает его, когда
покидаю я этот раскаленный, выжженный беспощадным, смертельным теплом
благословенный край.

И пришли воспоминания о недавнем. По сравнению с прожитыми тысячелетиями
все последние приключения уложатся в секунды. Но зацепило и не отпускает.

Смешно. Ну что мне какие-то эльфы, а тем паче гоббер? Скорее всего, я
никогда уже больше, не увижу никого из нашей четверки...

Из их тройки!

Никогда.

Слово пугает. Пора бы уже привыкнуть. И ведь думал, что привык. Так
почему?

Да пошло все к акулам! Не в первый и не в последний раз жизнь сводит с
кем-то, к кому успеваешь привязаться, и раскидывает потом.

Навсегда.

Мир велик, хоть и кажется маленьким.

Сумасшедшая встряска прошедшего месяца стала прошлым. Нужно только
привыкнуть к этой мысли. Разобраться с делами в Эрзаме. Вернуться домой...

Найти Князя. Элидор обещал ему смерть.

Элидор...

Кина...

Сим.

И мысли, как по заколдованному кругу, снова и снова возвращаются к трем
именам. К трем существам. К последнему бою, там, в лесу. И снова внушаешь
сам себе, что все ушло. Что просто не привык еще, не втянулся в одиночество,
которое теперь и не одиночество вовсе, потому что есть Тарсаш, Черный
Лебедь, Ужас Неназываемый...

А все-таки, как ни крути, я рад был бы увидеть красноглазого эльфийского
урода.

И Кина...

И Сим...

Ну да ладно. Это пройдет.

Все проходит. Жизнь - это ведь постоянная смена впечатлений, которые на
самом деле являются лишь вариациями пяти затасканных сюжетов.

Эзис. Мерад

Мерад вырос на горизонте сперва неясным облачком, потом оформившимися
очертаниями массивных стен, а потом, как во сне, взметнулись в горячее небо
стройные башни, оживилась белокаменная дорога, закричали вокруг верблюды,
заблеяли злобные козы, загомонили люди, и вот уже огромный всадник въезжал в
исманский город-столицу, а стража в воротах с подозрением смотрела на
тяжелый топор, на арбалет у седла, на поблескивающие из-под плаща доспехи.

Доспехи блестели странно.. Словно сделаны были из серебра.

Эльрик ехал по узким улицам, направляя коня ногами. Осматривался, с
удовлетворением замечая, что за время его недолгого отсутствия ничего в
городе не изменилось. Во всяком случае, в этой части города.

Тарсаш фыркнул в лицо осанистого бородатого исмана. Чем уж не понравился
тот скакуну - осталось неясным. Бородач наладился дать коню по нежным
ноздрям. Эльрик вежливым пинком отодвинул человека с дороги. Улыбнулся,
услышав поток разъяренных, милых сердцу ругательств на исманском. И поехал
дальше.

Знал прекрасно, что дальше ругательств дело не пойдет. Они направлялись
через центр города, к его северной окраине, в кварталы мастеровых. Туда, где
в паутине пересекающихся улочек притулился то ли постоялый двор, то ли
харчевня, где можно было заодно снять комнату. Унылое заведение, не
пользующееся особенной популярностью среди горожан. Среди тех горожан,
которые знать не знали, что уныло оно только снаружи. Эльрик к таким
горожанам не относился.

Шефанго никогда не жалел времени и сил на отыскание в любом из городов,
где приходилось ему бывать, самой лучшей гостиницы, трактира, караван-сарая,
хана - название зависело от местоположения города. Император любил комфорт.

На эту же харчевню, которую знали в Мераде как "Участь грешника"
настолько давно, что историческое ее название успело забыться, Эльрик
натолкнулся совершенно случайно. Даже не то чтобы натолкнулся. Если честно,
его привел туда в свое время Бешеный Мамед, сообщив приватно, что в "Участи"
танцовщицы лучше, чем у самого султана. Де Фокс оценил тогда и танцовщиц, и
заведение, взяв с тех пор за правило останавливаться там, и только там.

Кстати сказать, обычно "Участь грешника" использовалась не столько как
гостиница, сколько как место для различных встреч и неприглядных делишек
сильных города сего, на чем хозяин огребал неплохие деньги.

Это Эльрик тоже знал. И отнюдь не понаслышке.

Просто удивительно, чем только не приходится заниматься иногда
сотнику-нелюдю на службе султана.

Харчевня была на месте. Да и что могло с ней случиться? Хорошее место, и
охраняют хорошо.

Император спешился. Провел коня в перекосившиеся, но на деле очень
крепкие ворота. У единственной коновязи понуро стояли три заседланных
скакуна. Хрустели зерном. Друг на друга внимания не обращали.

Подоспевший конюх потянулся было принять у шефанго поводья. И признал.
Поклонился. Сверкнул в улыбке кривоватыми зубами:

- Мир вам, сотник. Коня, как всегда?

- Как всегда. Здравствуй, Юсуф. - Эльрик сам подвел Тарсаша к коновязи.
Снял уздечку. Конюх подоспел с мешком зерна. Засыпал в ясли, не скупясь,
бросая на скакуна оценивающие взгляды:

- Сказка-конь. Но вы ведь, если память не изменяет недостойному, всегда
предпочитали кобыл. Рыжих. Последняя, я помню, горяча была.

- Греза-то? - Эльрик протянул Юсуфу золотой и повесил уздечку на крюк
рядом с яслями. - Разве ж она горяча?

- А у нас хозяин новый. Правда, слова условные те же, - пробормотал
ошалевший конюх, разглядывая монету. Жадность боролась в нем с честностью, и
в конце концов страх победил, - Вы, сотник, ошиблись, уж простите
недостойного. Это золотой.

- Что, не нужен? - искренне удивился де Фокс.

- Понял. - Юсуф спрятал монету и поклонился. - Благодарю.

- Всегда пожалуйста. - Эльрик с подозрением оглядел пустынный, неширокий
двор и отправился ко входу в харчевню. Три лошади, ожидающие хозяев, навели
на мысли о том, что громко заявить о себе можно и в Мераде. Заявить так,
чтобы переполох поднялся до самого Эрзама. "Участь грешника" помимо хорошей
кухни и удобных комнат поневоле предоставляла постояльцам еще и эту
возможность.

- Господин желает покушать? - Низенький толстячок, сверкая маслинами
заплывших глаз, выкатился из прокоптившейся глубины зала, - О! Господин -
чужеземец. - Он заговорил на всеобщем, чуть утрируя акцент:

- Что желаете? У нас богатый выбор. Танцовщицы? Плов? Может быть... вино?
Есть даже хлебное.

- Комнату, - буркнул Эльрик на всеобщем же. Он привык к тому, что здесь
его узнают, и начинать дрессировку нового хозяина было ужасно лень.

- Почтеннейший чужеземец ошибся, - Толстяк расплылся в улыбке. - Здесь не
сдают комнат.

- Почтеннейший чужеземец никогда не ошибается, - зарычал шефанго на
исманском едва ли не чище, чем сам хозяин. - Я могу поинтересоваться у тебя
насчет прогорклого масла, но, веришь ли, мне проще натопить масла из тебя
самого.

- Что вы, все самое свежее, - машинально пробормотал исман условный
ответ. И только потом застонал обреченно:

- Комнату? Простите несчастного, великодушный господин, не признал, не
видел, не вспомнил. А комнат нет.

Последнюю только что отдал. Что хотите делайте. Бейте Аслана. Убивайте
Аслана. Но нету.

- С Асланом не знаком, - уже мягче сказал Эльрик. - Но комната мне нужна.
А Аслан пусть живет. Что мне Аслан?

- Я Аслан, - печально сообщил хозяин. - Нет у меня комнат. Уже нет.

- Понял я, что нету. Вышвырни кого-нибудь.

- Кельи заняты очень важными господами. Не тревожьте их ради своего же
благополучия.

- Посмотрим.

- Ох и нарветесь вы, - напророчил исман, заговорив вдруг на
десятиградском. Шефанго хмыкнул, потер подбородок и подтолкнул хозяина в
спину:

- Пошли нарываться, полиглот.

- Уж хоть бы не богохульствовали, - вздохнул толстяк. Но сопротивляться
не посмел.

Знакомый узкий коридор с низким потолком, под которым Эльрик всегда
чувствовал себя неуютно. Череда дверей вдоль стены. Аслан сунулся было к
одной, но де Фокс перехватил его, придержал аккуратно за пухлое плечо: