Чтение 77–й страницы книги ~Молот и Крест~

экспедиции или поездке. Но большую часть дня он только чувствовал
поднимающие его руки, попытки заставить его пить, руки, которые держат его
вслед за этими попытками во время приступов рвоты. Иногда это руки
Ингульфа. Потом Годивы. Но не руки Хунда. Шеф краешком сознания понимает,
что Хунд боится подойти к нему, боится увидеть, что наделал, и потерять
веру в свои лекарские способности. Но теперь, с приближением темноты, Шеф
почувствовал себя лучше, он устал, его клонило ко сну. А проснется он
готовым к действиям.

Но сначала сон. В нем тошнотворный привкус напитка Хунда - привкус
разложения и плесени.

Он в расщелине, в горном дефиле, в темноте. Медленно поднимается
вперед, не способный увидеть дальше нескольких футов. Ущелье освещено
только слабым небесным светом, вверху на высоте во много ярдов над головой
видны его рваные края. Шеф движется с крайней осторожностью. Нельзя
споткнуться, пошевелить камень. Иначе что-то набросится на него. Нечто
такое, с чем не справится ни один человек.

В руке он держит меч, слабо сверкающий в звездном свете. Что-то есть
в этом мече - своя собственная воля, яростное стремление. Меч уже убил
своего создателя и хозяина и с радостью сделает это снова, хотя сейчас он
его хозяин. Меч тянет его за руку и время от времени слабо позвякивает,
как будто ударяется о камень. Но, кажется, он тоже знает о необходимости
таиться. Звук не слышен никому, кроме него самого. К тому же его заглушает
шум воды, текущей по дну ущелья. Меч стремится убивать и готов сохранять
тишину, пока не получит такую возможность.

Двигаясь по ущелью, Шеф, как и в предыдущих снах, понимает, кто он
сейчас. На этот раз он невероятно широк в плечах и груди, руки у него
такие толстые, что бугрятся по краям золотых браслетов. Вес браслетов
потащил бы вниз руку любого человека. Он их не замечает.

Но этот человек, он, Шеф, испуган. Дыхание у него неровное, но не от
подъема, а от страха. В животе ощущение пустоты и холода. Это особенно
пугает этого человека, понимает Шеф, потому что никогда в жизни он не
испытывал такого чувства. Он не понимает его, не может даже назвать. Оно
его тревожит, но не действует на него: этот человек не знает, что можно
повернуться спиной к делу, которое начал. Он никогда не поступал так
раньше: и не сделает до дня своей смерти. Теперь он поднимается рядом с
ручьем, держит в руке меч, выбирает позицию, в которой осуществит
задуманное, хотя сердце его переворачивается при мысли о том, лицом к чему
ему предстоит встать.

Не лицом. Даже этот человек, Сигурт Сигмундсон, чье имя будет славно
до конца мира, знает, что не может встать лицом к тому, что должен убить.

Он подходит к месту, где стена с одной стороны ущелья разбита,
обрушилась каменистой осыпью и обломками камня, словно ее пробило какое-то
металлическое существо в стремлении пробраться к воде. Когда он добирается
до этого места, страшная непреодолимая вонь останавливает героя, вонь эта
словно сплошная стена. Запах смерти, поля битвы, закончившейся две недели
назад, запах трупов, лежавших на солнце, - но и запах сажи, горения, и еще
какой-то оттенок, едкий, проникающий в ноздри, способный сам вспыхнуть от
малейшей искры.

Это запах змея. Дракона. Разорителя, изрыгающего яд, голого злобного
существа, ползающего на животе. Запах Безногого.

Найдя щель в камне и забравшись в нее, герой понимает, что сделал это
вовремя. Потому что дракон не безногий, так кажется только тем, кто видел
его ползущим на удалении. Через камень, на котором лежит герой, передается
тяжелая поступь, когда одна за другой ноги переступают вперед; и все время
слышно шуршание живота, который волочится по земле. Живот, покрытый кожей,
а не броней, если правдивы рассказы. Только бы они были правдивы.

Герой пытается лечь на спину, колеблется, быстро меняет позу. Теперь
он лежит на боку и смотрит в том направлении, откуда приближается дракон,
смотрит, опираясь на левый локоть, правый локоть опущен, меч прижат к
телу. Его глаза и верхняя часть головы выступают над краем тропы. Должно
походить на еще один камень, говорит он себе. Правда же заключается в том,
что даже герой не может лежать неподвижно и ждать. Он должен увидеть.

И вот он, огромная голова силуэтом показывается на сером фоне, как
какой-то каменный выступ. Но этот выступ движется: показывается
бронированный гребень и череп, поворачивающийся, словно боевая машина.
Дальше разбухшее тело. Звездный свет падает на стоящую на камне ногу, и
герой смотрит на нее, почти оцепенев. Четыре пальца торчат в разные
стороны, как лучи морской звезды, но каждый размером с бедро человека,
бородавчатые, изогнутые, словно спина жабы, с них капает слизь.
Прикосновение одного из них способно убить ужасом. Герою едва хватает
самообладания, чтобы не забиться дальше в щель от страха. Любое, даже
малейшее движение сейчас смертельно опасно. Его единственная надежда -
выглядеть камнем.

Увидит ли его дракон? Должен. Он приближается к нему, прямо к нему,
движется вперед большими медленными шагами. Теперь одна передняя лапа
всего в десяти ярдах от него, потом другая прижимает камень у самой его
щели. Он должен пропустить дракона мимо себя, думает герой, используя
последние остатки здравого смысла, пусть пройдет к реке, где будет пить. И
когда он услышит звуки питья, звуки воды, льющейся в брюхо, значит, оно
над ним. Тогда он должен ударить.

И тут, когда он говорит себе это, в нескольких футах от него
оказывается голова. И герой видит то, о чем не говорил ни один человек.
Глаза дракона. Белые, как глаза старухи, покрытые пленкой болезни, но в
них что-то светится, изнутри пробивается свет.

И герой понимает, что именно этого он и боится больше всего. Не того,
что безногий бескостный длинный змей убьет его. Это было бы почти
облегчением в этом страшном месте. Но что он его увидит. И остановится. И
заговорит, прежде чем начать свою долгую забаву.

Дракон останавливается, приподняв одну ногу. И смотрит на него.

Шеф с криком пришел в себя и одним движением вскочил на ноги с
кровати, на которую его уложили. Три пары глаз смотрели на него -
встревоженно, облегченно, удивленно. В одной паре - глазах Ингульфа -
неожиданное понимание.

- Ты видел что-то? - спросил он.

Шеф провел рукой по вспотевшим волосам.

- Айвара. Бескостного. Таким, каков он на той стороне.

Воины вокруг Айвара посматривали на него краем глаза, слишком гордые,
чтобы проявить тревогу или даже беспокойство, но понимающие, что в любую
минуту он может сорваться, обрушиться на любого, даже на самых верных
спутников или посыльных его братьев. Он сидел на резном стуле, взятом из
багажа короля Бургреда, в правой руке рог с элем, нацеженный из большого
бочонка перед ним. В левой руке золотая корона, которую сняли с головы
короля. Сама голова торчит на коле в мрачном кольце, окружающем лагерь
викингов. Вот поэтому-то у Айвара такое настроение. Его опять обманули.

- Прости, - доложил Хамал. - Мы старались взять его живьем, как ты
приказал, зажать щитами. Он сопротивлялся, как черный медведь, сначала с
лошади, потом пешим. Но даже тогда мы могли бы взять его, но он упал на
меч.

- На чей меч? - негромко спросил Айвар.

- На мой, - ответил Хамал и солгал. Если бы он указал на молодого
воина, который действительно убил Бургреда, Айвар выместил бы на нем свой
гнев и раздражение. А у Хамала есть шанс остаться в живых. Не очень
большой, несмотря на все его прошлые заслуги. Но Айвар только долго
смотрел ему в лицо, бесстрастно заметил, что он лжец, и безобразный к тому
же, и оставил эту тему.

Все были уверены, что он сорвется как-то по-другому. Дольгфинн
продолжал отчитываться о победе: пленные, добыча с поля, добыча из лагеря,
золото и серебро, женщины и продовольствие, - он все время надеялся, что
его люди что-нибудь найдут.

- Обыщите все, - приказал он им, - смотрите повсюду. Забудьте о
женщинах: их у вас будет достаточно еще до конца вечера. Но во имя самого
старого Рагнара Волосатые Штаны, найдите хоть что-нибудь, что отвлечет
Айвара. Или он нас выбросит на корм птицам.

Глаза Айвара устремились за плечо Дольгфинна. Тот осмелился
покоситься туда же. Да - Греппи и его парни все-таки что-то нашли. Но что
это, во имя богини смерти Хель?

Ящик, ящик на колесах, его можно наклонять вперед и катить, как
перевернутый гроб. Слишком короток для гроба. И все же в нем тело. Десяток
улыбающихся викингов прокатили ящик вперед и поставили его вертикально
перед Айваром. Человек изнутри посмотрел на него, облизал губы.

Айвар встал, впервые за весь вечер опустил золотую корону и
остановился перед Вульфгаром.

- Ну, - заметил он наконец, - неплохая работа. Но не моя, мне
кажется. Во всяком случае я это лицо не помню. Кто сделал это с тобой,
хеймнар?

Бледное лицо с кажущимися неуместными красными губами смотрело на
него, человек молчал. Викинг сделал шаг вперед, обнажил нож, готовый
ударить по приказу, но Айвар рукой остановил его.

- Подумай немного, Клегги, - сказал он. - Нелегко испугать человека,
который и так все потерял. Что для него ухо или глаз?

- Скажи мне, хеймнар. Ты и так уже мертв; ты мертв с тех пор, как с
тобой это сделали. Кто это сделал? Может, это совсем не мой друг?

Айвар говорил по-норвежски, но медленно, четко, чтобы англичанин мог
понять его слова.