бился во влажном тепле. Бедра Олеси начали медленное ритмичное движение,
которое постепенно увеличивало силу и интенсивность, глаза ее уставились в
его глаза, а ее лицо и груди заблестели от пота. Михаил был учеником,
схватывающим все на лету; он тоже стал раскачиваться, все глубже проникая
в нее в ответ в такт ее движениям, и, когда их взаимопроникновение стало
жестче и более нетерпеливым, Олеся запрокинула голову, ее золотистые
волосы каскадом рассыпались по плечам, и вскрикнула от радости.
издавали нежные стонущие звуки. Она подставляла свои груди под его
поцелуи, бедра ее совершали мелкие круговые резкие движения, и тут Михаила
опять охватила такая же неконтролируемая напряженность. В тот момент,
когда его мышцы почти свело и кровь яростно забилась в нем, дар его
сущности излился во влажную теплоту Олеси. Он расслабил мышцы, суставы его
ломило от внутреннего жара. Начни даже сейчас небеса падать на его голову
синими глыбами - он бы не шелохнулся. Все ощущения были ему незнакомы, он
был словно бы в неведомом краю, но в одном он был уверен: все это ему
нравилось, очень нравилось. И он хотел бы вернуться в нее, по возможности
так скоро, как только удастся.
Олеся катались по мху из тени на солнцепек. Теперь она была под ним, ее
ноги над его бедрами, и она смеялась над выражением его лица, когда он
опять погрузился в нее. Эта глубина была лучше, чем глубина пруда: он не
мог найти у Олеси дно. Солнце жгло их, от его жара кожа их была мокрой, и
оно сплавило их вместе. Оно выжгло также последние следы стыдливости
Михаила, и он стал отвечать на ее телодвижения уверенно и с силой. Ее
бедра сжимали его бока, рот ее втягивал его язык, спина его выгибалась,
когда он входил в ее глубины.
все произошло без предупреждения. Светлая шерсть заструилась по животу
Олеси, по бедрам и рукам. Рот ее был раскрыт, глаза блуждали от
удовольствия, и Михаил уловил ее звериный острый дух. Этот запах разбудил
в нем волка, и черная шерсть пробилась на его спине, под ее вцепившимися
пальцами. Олеся скорчилась и стала менять облик, ее зубы в улыбке
удлинились в клыки, красивое лицо приобрело другую форму красоты. Михаил,
все еще продолжая процесс совокупления, тоже дал себе волю; черная шерсть
появилась на его плечах, руках, ягодицах и ногах. Их тела охватили корчи
страсти и боли, и они перевернулись и согнулись так, что тело,
становящееся черным волком, вскарабкалось на появляющуюся светлую волчицу
сзади. И в миг, предшествовавший моменту окончания превращения, Михаил
задергался, потому что семя его вышло в Олесю. Его обуяло радостное
удовлетворение, и он запрокинул голову и завыл. Олеся присоединилась к его
пению, их голоса слились в гармонии, сбились с единозвучия и снова
соединились: еще одна форма любви.
шерстью яички совсем опустели. Олеся стала кататься по траве, потом
вспрыгнула и стала кружиться, гоняясь за своим хвостам. Михаил тоже
попытался бегать, но ноги не устояли, и он лег на солнышке, свесив язык.
Олеся прижималась к нему носом, перекатывалась через него и лизала его
брюхо. Он наслаждался вниманием, веки его отяжелели, и он подумал, что
более прекрасного дня, чем этот, у него не будет.
ветру запах зайца. Она и Михаил погнались за ним, обгоняя в лесу друг
друга, соревнуясь, кто поймает зайца первым, и когда они по очереди
перепрыгивали друг через друга, то были счастливы, как все любовники на
свете.
Михаила с Олесей привели к тому, что живот ее начал полнеть. Виктор
старался отнимать у Михаила все больше времени; дни укорачивались, все
покрывалось инеем; учеба продвигалась и теперь включала высшую математику,
обществоведение, религию и философию. Но Михаил, на удивление равнодушный
к себе, осознал, что его ум тянется к знаниям так же, как тело его тянется
к Олесе. Открылась двойная дверь: одна к таинствам общения полов, другая к
вопросам жизни. Михаил спокойно сидел, пока Виктор приучал его размышлять,
и не только к размышлять, но и стараться вырабатывать свое собственное
представление о вещах. Виктор регулярно поднимал вопрос, на который не
было ответа: "Что есть ликантроп в глазах Божьих? Зверь проклятый или чуда
порождение?"
месяцев, в которые было только три бури, и охота почти все время была
легкой. Она закончилась, снова пришла весна, и стая посчитала себя
спасенной. В один из майских дней Рената принесла новость: по лесной
дороге в телеге едут двое путешественников, мужчина с женщиной. Лошадь
была бы хорошей добычей, а путешественников они могли бы принять в свою
семью. Виктор согласился; стая, насчитывавшая только пятерых, могла бы
пополниться новой кровью.
телеге с двух сторон, в то время как Рената держалась сзади, а Виктор
убежал вперед, чтобы выбрать место для засады. По сигналу, громкому вою
Виктора, раздавшемуся, когда телега тряслась по дороге сквозь густой
сосняк, Никита и Михаил, выпрыгнув из кустов, напали с обеих сторон, а
Рената прыгнула с тыла. Виктор выскочил из своей засады, отчего лошадь
заржала и понесла. Михаил увидел охваченные паникой лица путешественников;
мужчина был бородатый и худой, женщина одета в дерюжную одежду. Никита
взял на себя мужчину, схватив его за локоть и выдергивая из телеги, Михаил
же собрался вцепиться в плечо женщины, как его учил Виктор, но
остановился, оскалив клыки, с которых капала слюна. Он вспомнил свои
собственные муки и не смог заставить себя причинить другому человеку такие
страдания. Женщина закричала, закрывая лицо руками. Тогда в телегу
прыгнула Рената, вонзила клыки в плечо женщины и скинула ее на землю.
Виктор прыгнул к горлу лошади, повис на нем, в то время как лошадь неслась
во весь опор. Животному не удалось ускакать далеко, прежде чем Виктор
свалил его, но Виктор из этой схватки вышел покрытый ссадинами и сильными
кровоподтеками.
выжила, но только телом, не разумом. Все время она сидела, сжавшись в
комок, в углу, спиной к стене, всхлипывая и молясь. Никто не мог от нее
ничего добиться, поговорить с ней, она издавала только бессвязный лепет, и
они так и не узнали, кто она и откуда. Днем и ночью она молила о смерти,
пока наконец то, о чем она просила, не исполнилось, освобождая ее от
мучений. В тот день в стае почти не разговаривали; Михаил ушел в лес,
бегал там туда-сюда, и в голове его повторялось лишь одно слово:
"чудовище".
когда Олеся нетерпеливо спросила: - Это мальчик? Это мальчик? - Рената
стерла пот с лица и ответила: - Да. Прекрасный здоровый сын.
Петр, по имени дяди, которого она помнила с детства. У Петра были сильные
легкие, и Михаилу нравилось петь вместе с ним. Даже Франко, чье сердце
стало смягчилось, когда ему пришлось научиться передвигаться на трех
лапах, был очарован этим ребенком, но больше всего - сам Виктор, который
проводил большую часть времени рядом с новорожденным, следя янтарными
глазами за тем, как тот сосал грудь. Олеся хихикала, как школьница, когда
держала дитя у груди, но все знали, что ищет Виктор: первых признаков
битвы между волком и человеком в детском теле. Дитя либо переживет эту
битву, и тело его примирит эти натуры, либо не переживет. Прошла еще одна
неделя, потом месяц. Петр все еще жил, все еще плакал и писал где попало.
сладкие запахи. Но наступила ночь, когда последний летний поезд уходил по
своей дороге на восток, чтобы отсидеться там до следующего сезона. Оба,
Никита и Михаил, пошли проводить поезд, как живое существо, поскольку ночь
за ночью гонялись за ним, начиная бег в человечьем облике и стараясь
перескочить пути перед ним волками, до того как он прогремит в восточный
туннель. Оба они стали быстрее, но, казалось, что и поезд тоже стал более
резв. Наверно, машинист новый, сказал Никита. Этот не знал, что такое
тормоза. Михаил согласился; поезд стал выскакивать из западного туннеля
как дьявол из преисподней, торопящийся домчаться до дома до того, как свет
восхода обратит его в камень. Дважды Никита завершал превращение и лишь
чуть не взлетал в прыжке, который перенес бы его над решеткой перед
циклопическим глазом паровоза, но оба раза поезд набирал скорость,
выбросив клубы черного дыма и золы, и в последние секунды Никита
сдерживался. Красный фонарь на последнем вагоне состава качался, будто бы
насмехаясь, и свет отражался в глазах Никиты, пока не исчезал в длинном
туннеле.
казалось, находился в беспокойном шевелении, Никита и Михаил поджидали во
тьме последний летний поезд. Оба были без одежды, прибежав сюда из белого
дворца волками. Они сидели возле путей около выхода из западного туннеля,
и Никита то и дело подходил и трогал рельс, ожидая ощутить вибрации.
чтобы наверстать время.
как по небу плывут серо-стальные облака. Потом тоже потрогал рельс. Все
было тихо.