разумеется, большая часть пищи оставалась на подбородке его бабушки и
широком нагрудничке, который повязывали ей на время кормления.
одновременно разговаривая с ней, сообщая о маленьких домашних новостях
- воскресных газетах, приближении дождя, о проделках своих сестер - во
время долгих перерывов между двумя глотками.
пытаясь что-то сообщить. Майк часто жалел, что они не изучили азбуку
Морзе еще до удара, приключившегося с бабушкой, хотя откуда им было
знать, что это понадобится? Но как бы то ни было, это было бы страшно
кстати сейчас, когда Мемо моргала, потом делала паузу, потом снова
моргала, потом снова останавливалась.
и вытирая салфеткой подбородок.
окном. Вместо этого он увидел сначала сплошную темноту, затем
внезапную вспышку света, озарившую листья липы и поле на другой
стороне улицы.
ложку тертой моркови.
взволнованным, и мускулы на горле заработали так резко, что Майк
испугался, что она сейчас извергнет обратно большую часть вечернего
рациона. Он опять наклонился ближе к ее лицу, чтобы убедиться, что она
не подавилась, но Мемо дышала нормально. Мигание тем временем
превратилось в лихорадочное стаккато. Майк испугался, что с ней сейчас
может случиться новый удар, и в этот раз она и вправду умрет. Но
позвать никого из родителей он не мог. Что-то похожее на затишье перед
бурей, царившее за окном, сковало и его движения и чувства, заморозило
его в той же позе: сидящим в кресле и держащим в вытянутой руке ложку.
расширились. И в этот же самый момент что-то заскреблось под
половицами старого дома. Майк знал, что под полом ничего кроме пустого
низкого лаза нет, но тихий звук, родившийся под кухней, в юго-западном
крыле дома, стал усиливаться, приближаясь быстрее, чем если б это
ползла кошка или собака, Ползло что-то другое, вот он уже миновал
кухню, затем скрип послышался в углу столовой, потом под коридором,
вот уже под полом бывшей гостиной - теперь комнаты Мемо - и вот у
самых ног Майка и под массивной металлической кроватью, на которой
лежала старая женщина.
коврике были его кеды. Скрежет был таким громким, будто кто-то катил
под домом рельсовую тележку с длинным ножом или железным прутом, стуча
по каждой поперечной скобе или распорке под старыми половицами. Теперь
этот скрежет превратился в гулкие удары, будто то же самое лезвие
теперь использовали, чтобы взломать пол между кедами Майка.
прорвется сквозь половицы, просунутся окровавленные пальцы и схватят
его за ногу. Один взгляд на Мемо подсказал ему, что бабушка перестала
мигать и изо всей силы зажмурила глаза.
голос.
вопля. Рука, все еще державшая ложку, дрожала.
массивный живот и нижнее белье свисали над ремнем брюк. На ходу
набросив на плечи халат, вышла из родительской спальни мать. Шаги по
ступенькам подсказали, что одна из сестер, правда это была не Пег, а
Мери, распахнула дверь своей комнаты и, выскочив на лестничную
площадку, свесилась над перилами.
перестали говорить одновременно.
более хрипло и отрывисто, чем она сама, быть может, хотела.
что-то притаилось. Притаилось и ждет. Он снова глянул на Мемо. Ее
глаза все еще были закрыты, все тело напряжено.
Какой-то страшный звук прямо под нашим домом.
прокля..., - и он бросил взгляд на нахмурившую брови жену, - одна из
этих драных кошек. А может скунс. Я сейчас захвачу фонарь и щетку и
шугану ее.
сделала презрительную гримаску, а родители недоумевающе на него
посмотрели. - Я хочу сказать, что там дождь собирается, - продолжил он
гораздо тише. - Давайте отложим до завтра, когда будет светло. Я сам
пойду и посмотрю, что там.
по голове, попробовала пальцем ее щеку и сказала:
покормлю ее, когда она проснется. А ты ступай к себе, поспи.
колено. Хоть оно тоже было не таким уж твердым. Он все еще
_чувствовал_, что внизу что-то есть, отделенное от него все лишь
неполным дюймом доски пола и ковриком сорокалетней давности. Он
чувствовал, что оно там, внизу, сидит и ждет, чтобы он ушел.
кормлением.
комнату.
сверкнула молния.
стояли словно насыщенные влагой. Отец назначил кремацию дяди Арта на
среду, проходить она должна была в Пеории, и еще оставались некоторые
детали для уточнения, в частности нужно было оповестить знакомых.
Собирались приехать трое - старый армейский приятель дяди Арта,
двоюродный брат, с которым он поддерживал отношения, и бывшая жена -
поэтому после кремации должна была состояться короткая мемориальная
служба. Церемония была назначена на три часа дня в том единственном
похоронном бюро Пеории, которое занималось кремацией.
но там никто не снимал трубку. Дьюан как раз стоял у входной двери, и
мог слышать весь разговор, когда констебль Барни явился с жалобой.
что вы убили его собаку.