к рынку. Ну вот, иду я и вижу, что все эти городские толпятся у ворот, я и
остановилась узнать, что к чему. Стала спрашивать, но никто толком ничего
не знал, тогда я стала протискиваться вперед, добралась до ворот и
увидела, на что все глазеют. Там эта штука, прямо во дворе "Гробницы". Она
похожа на большой-пребольшой свинцовый шкаф, внутри заостренные шипы, а
наверху всякие рога, шары и прочая дребедень. И она большая, госпожа.
Прямо громадина.
некоторые твердили, что это одна из Оцепенелостей, вроде той, которая, как
сторожевой пес, стоит у Северных ворот. И это правда, она была на ту
похожа, только совсем другая.
цветами и вроде как-то шевелится. Эта... ну, не спит. И, конечно, люди
ломали голову, откуда она взялась, как сюда попала и зачем. Я-то не
понимаю, что это за штуковина, но знаю, что мне такое не по нутру.
прибил к стене объявление. Кто-то прочел его вслух. Там говорилось, что
четверо предателей-нирьенистов будут приведены во двор в три часа
пополудни. Так что все догадались, зачем эта штука там стоит.
дрогнувшим от гнева голосом спросила Элистэ. Она была потрясена и
одновременно чувствовала отвращение, однако против воли заинтересовалась
рассказом.
вспыхнуло. - К тому времени я уже не могла бы оттуда выбраться. Я стояла у
самых ворот, с прижатым к решетке носом, а толпа сзади меня становилась
все больше, и я там застряла без движения.
могла отвернуться.
потому что люди шли и шли, и площадка перед воротами была такой забитой,
что не проехала бы ни карета, ни даже портшез. Кто-то там выпивал, кто-то
буянил, некоторые смеялись, перешучивались. А некоторые стали ну прямо
мерзкие. Но большинство стояли тихо и ожидали. Ровно в три они вышли из
"Гробницы" - солдаты, охрана и все такое. И один там был - говорили, что
это главный начальник "Гробницы" Довель Эгюр. И еще палач - такой
огромный, - Борло сын-Бюни, тот, что у нас жил, помните? - рядом с ним
просто щенок, и говорили, что это Бирс, родственник Уисса в'Алёра, но
точно не поручусь И четыре пленника, - чтоб мне лопнуть, если они не были
раздеты догола! Госпожа, вот ей-ей, они были голые, как цыплята, которых
сейчас бросят в кастрюлю.
чему им такая мелкая бессмысленная жестокость?
куда смотреть, да и другие тоже. Некоторые захихикали - знаете, как вот
ежели человек сбит с толку, но не хочет показать. Но смеялись недолго, и,
я думаю, пленники даже не услышали - такие они были убитые, что ничего не
замечали. Мне стало жалко их, госпожа, и не только мне. Я слышала, кто-то
шепнул, что они хорошие депутаты и хорошие люди и так с ними поступать
негоже. Но кругом рыскали народогвардейцы, и вслух говорить было страшно.
Ну, выстроили всех четверых перед этой штуковиной, - продолжала Кэрт, - и
они там стояли, пока читались обвинения. Но если они и вправду во всем
этом повинны, тогда они, само собой, заслуживали смерти.
закончились, и перешли к делу. Палач схватил первого пленника и зашвырнул
его прямо в этот шкаф. И тут вышло, что вроде как эта штука живая. Двери
захлопнулись сами по себе, а огни делались все ярче и ярче, а шум громче и
громче, а потом большая вспышка - прямо больно глядеть, и все было
кончено. Двери сами открылись - и, госпожа, там внутри ничего не было.
Только кусок веревки. Я не могла глазам своим поверить. Да и никто не мог
- слышали бы вы, какие начались вопли и крики! А палачу словно и дела нет.
Он взял вилы и, как ни в чем не бывало, вытащил веревку наружу. А потом
остановился и будто погладил этот шкаф - провел по нему рукой, даже по
шипам, и, клянусь, он разговаривал с этой штукой. Я не слышала, но видела,
как у него губы двигались. И выражение у него было такое, словно он с
родственником разговаривает. Чудно это мне. А потом три остальных пленника
- бум, бум, бум - один за другим, как и первый. Все заняло несколько
минут, вы не поверите, до чего все это быстро, и как... как чисто там
после этого, ни кусочка не остается, словно никого и не было.
замолчала.
и палач, сделав свое дело, ушли, а шкаф так и оставили во дворе. Мы
потолкались еще на улице, посмотреть, что будет, но больше ничего не было,
и я пошла домой. Вот почему я так поздно, госпожа.
из окна тюремной башни глядели два каких-то человека, и люди в толпе
говорили, что один из них - это сам Уисс в'Алёр.
башни "Гробницы" Уисс в'Алёр - или просто Валёр, как он недавно
переименовал себя из соображений скромности - видел все происходившее. Он
отметил превосходную работоспособность Кокотты, несгибаемость
народогвардейцев, похожих на автоматы, извращенное поклонение кузена
Бирса.
позволили с одного взгляда оценить реакцию зрителей. Уисс увидел, что
горожане были напуганы, сбиты с толку и взволнованы. Первозданная
жестокость Кокотты казалась им отталкивающей и приятно возбуждающей.
Многие были довольны зрелищем, но боялись признать это, некоторыми владели
смешанные чувства, а кое-кто испытывал подлинное отвращение. Ну, это,
разумеется, пустяки. Удовольствие можно усилить, тошноту подавить - по
поле Уисса. Его собственные таланты, при поддержке чар отца, давали
достаточно власти для этого, даже больше, чем нужно.
нервы Ему необходимо избавиться от них ради себя самого и блага страны. Он
обязан защитить себя Это его долг перед Вонаром.
сотрудничество Народного Трибунала, где ведущие юристы с готовностью
подчинялись мудрым решениям Комитета Народного Благоденствия. Кого порицал
Комитет, тех приговаривал Трибунал, а сам Комитет состоял из преданных
экспроприационистов, истинных патриотов, хороших людей (была, правда,
парочка исключений, которыми стоило заняться), и Уисс всегда мог на них
рассчитывать.
отдал соответствующие приказы, после чего Трибунал оказался завален
делами. Самые глубокие и сырые казематы старой "Гробницы" впервые за века
увидели людей, потом оказались заполнены до отказа, а затем чуть не
треснули от количества обитателей. Избыток арестованных распределялся по
двум тюрьмам поменьше - в "Остроге" и "Сундуке", находившихся в
противоположных концах города. Скоро были заполнены и они, и тогда начали
использовать не слишком надежные камеры в окружных жандармских участках.
Задействованными оказались также некоторые погреба и склады, а в одном
примечательном случае - даже пересохший колодец. Это было просто постыдно.
Требовалось или больше места, или меньше арестованных. С точки зрения
Уисса, решение этой задачи сомнений не вызывало.
рацион состоял из политических противников Уисса Валёра - реальных и
воображаемых. Упрямые и непокорные члены Конституционного Конгресса попали
к ней самыми первыми, в ряде случаев в сопровождении друзей и членов
семьи. За ними последовали непримиримые журналисты, недовольные и слишком
открыто выступавшие с критикой. Почти каждый день во дворе "Гробницы"
происходили казни - одна, две, три. Жители Шеррина вскоре привыкли к виду
Кокотты, ее голодным шипам и обнаженным жертвам. Первоначальное потрясение
от ее внешнего вида и способа уничтожения людей быстро улеглось, и
публичные казни стали для многих излюбленной формой бесплатного
развлечения.
донос секретного агента, работавшего под кодовым именем Чечевичная
Похлебка. Сеть агентов была настолько разветвленной и писали они так
много, что утомительный труд по прочтению доносов обычна исполняли самые
высокие чины жандармерии и младшие члены Комитета. Изредка некоторые
сообщения предлагались вниманию председателя Комитета. Но рапорт
Чечевичной Похлебки заслуживал особого внимания, поскольку относился к
персоне кузена председателя. Уисс прочел:
ранним утром, чтобы занять самое удобное место у ворот, и часто ждут там
часами. Эти любители, именующие себя: мужчины - дружками Кокотты, а
женщины - подружками Кокотты, - в последнее время разработали изысканную