какова бы я ни была, я не умею приноравливаться к чуждым обстоятельствам и
по заказу меняться, каковы бы ни были мои скромные способности - они никогда
не послужат оправой ни для какого перла, не станут дополненьем чужой
красоты, принадлежностью чужого величия. Мы с мадам Бек, отнюдь не
сближаясь, сумели понять друг друга. Уж ее-то компаньонкой я не стала, как и
гувернанткой ее детей; она предоставила мне свободу и ничем ее не связывала.
Однажды болезнь близкой родственницы принудила ее на две недели покинуть
улицу Фоссет, и она исходила тревогой, как бы в ее отсутствие дела не пошли
прахом; найдя по возвращении своем все по-прежнему, как всегда, она всем
учителям сделала подарки в благодарность за верную службу. Ко мне же она
подошла в полночь, когда я уже легла спать, и сказала, что для меня у нее
нет подарка.
вознаградить вашу верность, это повлекло бы недоразумение и даже разрыв.
Одно, во всяком случае, я могу для вас сделать и сделаю - я предоставлю вам
полную свободу.
оковы, теперь она их вовсе сняла. Так досталось мне удовольствие добровольно
следовать ее правилам, честь посвящать воспитанницам вдвое больше времени
против прежнего и радость отдавать им вдвое больше трудов.
нею я не хотела. Я чувствовала, что даже и без коротких, добровольных
визитов моих она в скором времени научится обходиться. Сам же мосье де
Бассомпьер оставался слеп к такой возможности и не сознавал ее, как дитя не
замечает вероятностей и знаков надвигающегося события, сулящего огорченья.
напротив, обрадуется. Я затруднялась ответом. Научные интересы его
поглощали; он упрямо и даже люто отстаивал их, в житейских же будничных
делах был прост и доверчив; насколько я заметила, дочь свою он считал всего
лишь ребенком и не догадывался, что другие могут видеть ее в ином свете; он
любил поговорить о том, как Полли вырастет и станет взрослой женщиной, а
"Полли", стоя у его кресла, частенько при этом улыбалась, охватывала
ладошками его почтенную голову, целовала в седые кудри, а то надувала губки
и пожимала плечиками; но ни разу она не сказала: "Папа, да ведь я уже
взрослая".
ребенком, нежным, живым, веселым. Со мной представала она серьезной и
делилась мыслями и чувствами, отнюдь не ребяческими. С миссис Бреттон она
делалась послушна, мягка, но на откровенности не отваживалась. С Грэмом она
теперь держалась робко, очень робко; иногда напускала на себя холодность,
иногда его избегала. Она вздрагивала от звука его шагов, краснела, когда он
входил в комнату, на вопросы его отвечала с запинкой, а когда он прощался,
оставалась смущенной и рассеянной. Даже отец заметил странность ее
поведенья.
Если у тебя и у взрослой будут такие робкие манеры, что скажут про тебя в
свете? С доктором Бреттоном ты говоришь, как с чужим. Отчего? Неужели ты
забыла, как ты в детстве была к нему привязана?
отвыкли.
разговаривай с ним побольше, когда он приходит.
меня привычка такая, что я люблю молчать и молчу вовсе не со зла.
привычка, а просто твой каприз.
любезно беседовать с Грэмом на общие темы; ее вниманье, видимо, льстило
гостю; он отвечал ей обдуманно, осторожно и мягко, словно боялся, слишком
глубоко вздохнув, порвать ненароком тонкий тенетник счастья, повисший в
воздухе. В самом деле, ее робкая, но серьезная попытка завязать с ним
прежнюю дружбу была трогательна и полна прелести.
смогу ею гордиться. Моя дочь скоро научится принимать гостей спокойно и
величаво. Нам с мисс Люси придется немало потрудиться над улучшением наших
манер и постоянно быть начеку, чтоб ты нас не затмила. И все же, должен тебе
заметить, ты иногда запинаешься, заикаешься, а то и шепелявишь, как
шепелявила когда-то давно, еще шестилетней девочкой.
доктора Бреттона, Полли дважды произнесла "ражумеется"?
могу произнесть любую букву алфавита. Но вот вы объясните: отчего вам важно,
чтоб я была учтива с доктором Бреттоном? Вам-то он нравится?
сын, и добрый малый, и мастер своего дела, и не шепелявит, и говорит без
шотландского акцента, и воспитан, словом, не нуждается в уроках,
наставлениях и руководстве мисс Сноу, как ты или я.
на странные мысли. До чего же разное впечатление оставляем мы в людях,
различных меж собою! Мадам Бек считала меня синим чулком; мисс Фэншо
находила меня едкой, иронической, резкой; мистер Хоум видел во мне примерную
учительницу, пусть немного ограниченную и чересчур дотошную, но все же
воплощенье сдержанности и положительности, необходимых гувернантке; в то
время как еще один человек - профессор Поль Эманюель не упускал случая
высказать свое суждение о моем характере - горячем, неуемном, непокорном и
дерзком. Все эти взгляды были мне смешны. Если кто и понял меня правильно,
то одна только маленькая Полина Мэри.
становилось мне приятней, а потому я согласилась, когда она предложила мне,
чтобы почаще видеться, брать вместе какие-нибудь уроки; она выбрала занятия
немецким языком, который, как и мне, казался ей трудным. Мы договорились
ходить к одной учительнице на улице Креси, а значит, каждую неделю несколько
часов проводить друг с другом. Мосье де Бассомпьер, кажется, очень
обрадовался, что мадам Серьезность будет отныне делить часть своего досуга с
его прелестной любимой дочерью.
Фоссет. Тайно выследив меня и узнавши, что я более не сижу безвылазно в
пансионе, но в известные дни и в известные часы его покидаю, он взял на себя
добровольный труд надзирать за мною. Говорят, мосье Эманюель воспитывался у
иезуитов. Я бы скорее этому поверила, будь его действия удачней
замаскированы. Его же поведенье не подтверждало этих слухов. Никогда еще не
видывала я человека столь неискусного в плетении интриг, столь неопытного в
составлении коварных планов; он сам пустился разбирать собственные замыслы и
хвастаться своей прозорливостью; не знаю, рассердил ли он меня или скорей
позабавил, когда подошел ко мне однажды утром и важно шепнул, что "он за
мною присматривает", что он решил исполнить свой дружеский долг и более не
оставит меня во власти моих прихотей, что мое поведение ему представляется
странным, и он, право, не знает, как ему со мной поступить, и напрасно
кузина его, мадам Бек, закрывает глаза на мой столь легкомысленный образ
жизни, и он не понимает, как особа, выбравшая высокое призвание воспитывать
других, может порхать по отелям и замкам, вращаться среди графов и графинь?
По его мнению, я совершенно "en l'air"*. Ведь я шесть дней на неделе куда-то
езжу.
возможность новых впечатлений, но не ранее чем они стали для меня
необходимы.
впечатления! Да полно, здорова ли я? Он советовал бы мне изучать жизнь
католических монахинь. Уж они-то не требуют новых впечатлений.
речи, но его оно возмутило. Он назвал меня суетной, беспечной охотницей до
удовольствий, сказал, что я жадно гоняюсь за житейскими радостями и льну к
высшим кругам. В моей натуре, оказывается, нет "devouement"*, нет
"recueillement"**, нет чувства чести, благородства, жертвенности и смирения.
Полагая бесполезным отвечать на его нападки, я молча правила ошибки в стопке
тетрадей по английскому языку.
погрязла в гордости и языческом своеволии.
молчанья.
он слишком был религиозен для этого, но я ясно расслышала слово sacre**. Как
ни горестно в этом признаться, то же слово, да еще в сопровождении mille***
кое-чего, я услышала, когда обогнала его через два часа в коридоре,