тянулось медленно и долго.
Когда же начались ритуальные танцы, я -- не сразу -- тихо забрал фонарь
и лазер и незаметно для остальных ушел к морю: мне хотелось побыть одному.
Будут мои волноваться или нет, -- я не подумал, скорее всего потому, что
уходил ненадолго, да, может, они не заметили, что я ушел: на проводы
Малигата прибыли моро из других племен, народу было полно, толпа. Как они
заранее узнали, что Малигат уходит, и успели к этой тяжелой церемонии, -- я
понятия не имел. Да, в такой толпе (да еще половина из них танцевала) трудно
было меня отыскать, но можно было подумать, что я здесь, никуда не делся. А
если вдуматься -- когда меня буквально потянуло сходить на эту скалу -- мне
и в голову не пришло предупредить своих, считай -- отпрашиваться, последнего
мне уж вовсе не хотелось, не ребенок. •
... Я стоял на высокой скале, над сереющим внизу пляжем, над светящимся
морем, и все это, если отрешиться, похоже было на Землю- Крым, Кавказ. Но
отрешиться не удавалось: даже если думать о Земле, все внутри
"подсказывало", настаивало -- ты где-то в глубинах космоса, в глубинах
неопределимых.
Я пытался как бы зрительно, пользуясь незримой при этом линейкой в
миллионы километров длиной, увидеть эту "схему": Политория -- дикое
расстояние -- Земля. И вот это "дикое расстояние" все казалось меньшим, чем
на самом деле, и как бы зрительно я его не увеличивал еще и еще, оно снова
представлялось маленьким, нереальным. Страшно было представить -- где я. А
уж представить, например, как какая-то девчонка из нашего класса с мороженым
в руке бежит домой к Грише Кау, потому что, видите ли, нашла новое решение
принципов смещения элипсовидного тела в плотных газах, -- нет, это
представить было совершенно невозможно.
Взрыв Алургом адской машины в Квистории и -- совсем недавно еще -- наш
класс на лекции в институте низких температур -- эти две реальности не
совмещались, второй как бы и не было вовсе, только в сознании.
Не знаю, почему эти и сходные мысли плавно заменялись в моей голове.
Ничего, кроме политорского темнеющего неба, пляжа, моря и скалы, не
существовало. И не было ничего страшнее и печальнее смерти Малигата. Еще
совсем недавно я чувствовал его руку на своем лбу.
И вдруг что-то кольнуло меня, шипом, отравленной иглой. А ведь год с
лишним назад, когда я, как взрослый, вкалывал на группу "эль-три", имел же я
(большой начальник!) личный полукосмолет для быстрых перемещений от
лаборатории к лаборатории, в космос -- и обратно. И усовершенствовал его
так, что скорость его резко возросла, и ни одна патрульная тачка не могла
догнать меня, если я нарушал правила полета в околоземном пространстве. Да
что там догнать -- уследить за мной не могла! Имел же я такую машину! И как
Натка просила меня погонять вместе с ней в космосе. Моя Натка! А я ведь так
ничего и не сделал. Ничего. Не слетал с ней ни разу. Не специально, нет, но
ведь не слетал же.
И тут же мои мысли прыгнули в третье, совсем неожиданное русло: если,
уходя со скалы в селение моро, я так и не подойду к политорскому морю и не
коснусь его рукой, то потом уже скорее всего мне никогда не удастся это
сделать, никогда, до самой смерти.
Я зажег фонарик и осторожно по уступам спустился в боковое ущелье и
пошел по нему направо, до ущелья, ведущего к морю.
Ущелье это к пляжу и к воде спускалось под некоторым заметным углом, я,
поворачивая еще раз направо, был как бы над морем и с этой незначительной,
но все же высоты увидел вдруг почти возле самого берега, в воде, два блюдца,
два фосфоресцирующих глаза. Они были под водой и, конечно, смотрели не на
меня, не на берег, -- просто в мою сторону. Но ничто не вздрогнуло, даже не
шелохнулось во мне, то ли потому, что я был с лазером, то ли просто
чувствовал, что это не политор, не аквалангист, -- какое-то морское
животное, рыба -- не рыба, -- я не знал. По крайней мере, оно было, по
ощущению огромным и наверняка с мощным хвостом: глаза его иногда
поворачивались в сторону так резко и такая зыбь проходила по поверхности
воды (я уже был почти рядом), что только именно резкий удар мощного хвоста
под водой мог так смещать тело этого животного и вызывать легкую волну. Я
подходил все ближе к воде, совсем не думая о том, а не может ли это животное
быть двоякодышащим и не кушает ли оно, вдруг выпрыгивая на берег, безобидных
земных школьников. Я смотрел на эти ярко горящие глаза и даже и не вспомнил,
что схватка с криспой была именно здесь, совсем рядом, чуть дальше в море и
чуть глубже.
Глаза эти, не мигая, смотрели в мою сторону, иногда резко смещаясь
вбок, но вновь возвращаясь на прежнее место. Впрочем, я не знаю, видело ли
меня оно через пленку воды. "Странно, -- подумал я. -- Никто мне о таком не
рассказывал. Или это редкий гость на моем берегу? Но и на другом я был.
Странно". Ощущение, что это животное огромно, оставалось, и я вдруг захотел
быстро вернуться на скалу: вдруг оттуда в последних отблесках света я
разгляжу в мелкой воде его силуэт. Спокойно тем не менее я наклонился к
воде, зачерпнул ее ладошкой, плеснул себе в лицо и только тогда уже быстро
пошел обратно в ущелье и начал карабкаться на скалу.
С прежней точки края обрыва я поглядел вниз и понял, что просчитался:
все-таки было уже достаточно темно, чтобы даже в мелкой воде я мог сверху
рассмотреть, что же это за зверь такой. Глаза его продолжали гореть так же
ярко -- и только. Вдруг они, эти фосфоресцирующие блюдца, резко дернулись в
сторону и исчезли, не вернулись на прежнее место секунду, другую, третью. Я
подумал, что это милое чудовище стоит теперь хвостом к берегу и неизвестно,
что же оно будет делать дальше, и неожиданно уже в море, там, где густая
полутьма переходила в полную черноту, раздался мощный всплеск самую
малость, но мне удалось разглядеть огромное, чернее ночи, тело, взлетевшее в
воздух, затем оно с грохотом рухнуло в море... несколько мгновений кипела
вдали от меня вода, потом наступила полная тишина и сразу же ощутилась
полная темень, ночь.
Минуту или больше я стоял на краю, ошеломленный, и тупо глядел, ни о
чем не думая, вперед, туда, где поверхность воды едва угадывалась.
Неожиданно я ощутил присутствие слабого света в ночи. Постепенно он
становился более ярким, и так же постепенно, я увидел, "отразившийся" тенью
на плоскости воды край скалы, на которой я стоял, и мой огромный силуэт стал
расти, удлиняться, удаляясь все дальше и дальше в море.
Наверное, чуть раньше я услышал совсем слабенький звук двигателя в
воздухе, он тоже рос, приближался, а свет мощной фары летящей машины я
хорошо чувствовал краешком глаз, даже не оборачиваясь.
Машина приближалась, и я знал почему-то, что это не папа, не Орик и не
Пилли.
Не знаю почему, но я так и не обернулся.
По движению света машины я понял, что она не собирается садиться в
ущелье, а летит прямо ко мне.
Наконец она мягко села недалеко от меня на каком-то удобном пятачке
скалы, и, не оборачиваясь, я услышал легкие и осторожные шаги по уступам
скалы, и как звонко щелкают сыплющиеся вниз маленькие скальные осколки.
Что раньше -- дыхание на моем затылке почувствовал я или ее руки, сзади
обнявшие меня за шею, -- я не запомнил. Или оба эти ощущения смешались.
-- Ты же на самом краю стоишь, -- шепнула Оли. -- Давай отойдем чуть
назад.
-- Я не боюсь, -- сказал я.
-- Я тоже. -- Тихо она засмеялась. -- Просто я хочу, чтобы мы
поцеловались. Мы можем от этого сорваться со скалы вниз. Ищи потом косточки.
Но делая вместе с Оли шаг, потом другой назад и поворачиваясь в колечке
ее рук к ней лицом, я сказал:
-- Я... не могу... Оли. Не могу... сейчас.
-- Ну почему-у? -- спросила она. "Плеер" непонятно как, но так и
перевел на русский ее долгое "у".
-- Малигат, -- сказал я. -- Я не могу. Он ушел... Совсем недавно.
-- О! -- сказала она. -- Ну конечно, я забыла, что ты... не наш... с
Земли. Ты не политор и, главное, не моро.
-- Да, я не моро, -- тупо сказал я.
-- С какого-то момента, -- так принято особенно у моро, -- печальные
проводы должны перейти в веселый праздник: иначе ушедшему будет больно и
тяжко в трудной дороге.
-- А-а-а, -- я будто бы понял.
-- Поэтому я-то тебя поцелую. Я могу. Я умею.
И она поцеловала меня, видно все же хорошо чувствуя меня, в губы совсем
легонько, потом в глаза.
-- Ведь не страшно, правда? -- спросила она.
-- Нет, -- сказал я тупо. -- Не страшно.
-- Теперь летим, -- сказала Оли. -- Уже ночь.
Машину она оставила с включенной фарой, так что добраться до нее было
проще простого.
Оли, а потом и я впрыгнули в машину держа руль левой рукой, а правой
обняв меня за шею, Оли легко взлетела.
И тут я с неизвестно откуда взявшейся мудростью подумал, что здесь, в
джунглях Политории, я прощался не только с Малигатом, не только с моро,
скалой, неизвестным чудовищем, самими джунглями и морем, но с Политорней
вообще, и скорее всего -- навсегда. Именно сейчас, теперь, хотя наш отлет на
Землю еще только предстоял.
13
Вернувшись в Тарнфил, все мы долго не могли прийти в себя. Малигата
похоронили на вершине одной из скал над морем.
Еще до того, как тронулась туда похоронная процессия, Ир-фа и Орик,
отойдя подальше в сторону, связались со студией телевидения, сообщили о
внезапной кончине Малигата для передачи этого тяжкого события по всей стране
и одновременно, естественно, отменили мое и папино прощальное выступление,
вынужденно перенеся его на завтрашнее утро. Соответственно и вылет наш
отнесен был ближе к вечеру.
Только одно могло хоть как-то успокоить меня после похорон и прощания с