согрела ее сердце, наполнила воображение новыми образами. Тихая гостиная,
чистый камин и раскрытое окно, за которым распахивается вся ширь сумеречного
небосвода с торжествующей "бледной царицей ночи", восходящей на свой
небесный трон; этого более чем достаточно, чтобы земля показалась Шерли
райским садом, а жизнь - прекрасной поэмой. Спокойная, глубокая и
безграничная радость разливается по ее жилам, радость чистая и недостижимая
для людей, ибо дарована она не людьми; это чистый дар творца своему
созданию, дар природы своей дочери. Такая радость приобщает ее к царству
духов. Легко и бодро по изумрудным ступеням, по веселым холмам, среди зелени
и света она возносится на высоту, откуда ангелы смотрели на спящего Иакова в
Вефиле{341}, и там глаза ее обретают зоркость, душа раскрывается и жизнь
предстает перед ней такой, как ей хочется. Нет, даже не как ей хочется, -
Шерли ничего не успевает пожелать; все вдруг само озаряется чудным сиянием,
стремительным и пламенным; оно множит свое великолепие быстрее Мысли,
которой за ним не угнаться, и быстрее Желания, которое не успевает облечься
в слова. Когда наступают минуты подобного экстаза, Шерли не произносит ни
звука, - она замирает в безмолвии; и если миссис Прайор в такое мгновение
пытается с ней заговорить, Шерли просто выходит из комнаты и поднимается по
лестнице на полутемную галерею.
созданием, она бы в такие минуты, наверное, сразу взялась за перо или во
всяком случае поспешила бы это сделать, пока воспоминания еще свежи в
памяти; тогда бы она уловила и закрепила свои видения и дала бы им
истолкование. Если бы она была хоть немного восприимчивее, если бы у нее
была хоть чуть-чуть посильнее любовь к собственности, она взяла бы лист
бумаги и полностью описала своим оригинальным, но ясным и разборчивым
почерком все, что мы здесь рассказывали, эту песню, пропетую для нее, и
таким образом завладела бы тем, что ей удалось создать. Но она и ленива, и
безрассудна, и невежественна, ибо не понимает, насколько редкостны и
драгоценны ее видения, насколько своеобразны чувства. Она не знала, не знает
и никогда не узнает истинной ценности того светлого источника, который
струится в ее душе, не давая ей увянуть.
Разве не заполняет их ленивая нежность в часы хорошего настроения и разве не
сверкают в них молнии во время коротких вспышек гнева? Весь ее характер в ее
огромных серых глазах; чаще всего они выражают безмятежное спокойствие,
насмешливую снисходительность, лукавство, но стоит ее рассердить, - и в них
вспыхивают красные искры и прозрачная роса мгновенно превращается в пламя.
поездку по Северному морю, и они бы поехали, если бы как раз в это время
Филдхед не подвергся внезапному нашествию: шайка благовоспитанных грабителей
осадила Шерли в ее доме и заставила сдаться на милость победителей. Целая
семья - дядя, тетка и две двоюродных сестры - мистер, миссис и две мисс
Симпсон из поместья Симпсон-Гроув нагрянули к мисс Килдар с официальным
визитом. Законы гостеприимства обязывали ее сдаться, что она и сделала
довольно легко, немало удивив этим Каролину, которая знала, как быстро и
находчиво умеет действовать Шерли, когда по-настоящему хочет чего-нибудь
добиться. Мисс Хелстоун даже спросила подругу, почему она так охотно
смирилась. Та объяснила, что не смогла устоять перед воспоминаниями: еще
ребенком она прожила у Симпсонов целых два года. Каролина спросила, нравятся
ли ей ее родственники. Шерли ответила, что у нее нет с ними ничего общего.
Правда, маленький Гарри Симпсон, единственный сын Симпсонов, совершенно не
похожий на своих сестер, когда-то ей очень нравился, но он не приехал в
Йоркшир, - во всяком случае пока еще не приехал.
появился чистенький, чопорный и беспокойный пожилой джентльмен, который
беспрестанно поправлял очки и все время ерзал на месте, а с ним терпеливая и
безмятежная пожилая дама в коричневом шелковом платье и две образцовые юные
леди образцового поведения, в образцовых нарядах. Шерли среди них выглядела
не то черным лебедем, не то белой вороной и казалась весьма несчастной. А
теперь оставим ее ненадолго в этом почтенном обществе и посмотрим, как живет
мисс Хелстоун.
суматоха, вызванная приездом гостей, словно отпугнула ее от Филдхеда; она не
решалась встречаться с Шерли на глазах ее блистательной родни. С утра она
одиноко бродила по уединенным тропинкам, бесконечные, скучные дни проводила
одна в тихой гостиной, куда солнце после полудня уже не заглядывало, или
спускалась в беседку, где оно сияло ярко, но все же безрадостно, вспыхивая
лишь на дозревающих ягодах красной смородины, приникшей к решетке, да на
лепестках роз, и сидела там в своем белом летнем платье недвижная, как
мраморная статуя. Здесь читала она старые книги из библиотеки дяди;
греческие и латинские авторы были ей недоступны, а весь набор английской
литературы почти целиком умещался на полке, некогда отведенной для ее тетки
Мэри. Там было несколько старых дамских альманахов, в свое время совершивших
со своей владелицей морское путешествие, повидавших бурю и потому
испещренных пятнами соленой воды; несколько сумасшедших методистских
журналов, наполненных всяческими чудесами, видениями, сверхъестественными
пророчествами, зловещими снами и безудержным фанатизмом; такие же
сумасшедшие "Письма миссис Элизабет Роу от Мертвых к Живым" и совсем немного
старой английской классики. Из этих увядших цветов Каролина выпила весь
нектар еще в детстве, и теперь они казались ей безвкусными. Для
разнообразия, а также чтобы делать какое-то доброе дело, она бралась за иглу
и шила одежду для бедных по указаниям доброй мисс Эйнли. Но порой, когда
слезы навертывались у нее на глаза и начинали капать на какое-нибудь платье,
скроенное и сметанное этой превосходной женщиной, Каролина невольно
спрашивала себя: как удается мисс Эйнли сохранять постоянную безмятежность в
ее одиночестве?
Каролина. - А ведь ее домик так мал, так невзрачен и нет у нее ни светлой
надежды в жизни, ни близкого друга на земле. Правда, помню, она однажды
говорила, что приучила свои мысли обращаться только к небесам. Она смирилась
с тем, что у нее нет и не было радостей в этом мире, и, наверное, надеется
на блаженство на том свете. Так же думают и монахини, - в запертой келье с
железным светильником, на ложе, узком, как гроб, в платье, прямом, как
саван. Она часто говорит, что не боится смерти, что могила ее не страшит.
Возможно. Ведь не испытывал же страха Симеон Столпник{344} на вершине своего
столпа среди пустыни, и индийский отшельник также не боится своего ложа,
утыканного железными остриями. И тот и другой совершили насилие над
природой, извратив естественные чувства приятного и неприятного, и оба стали
ближе к смерти, чем к жизни. Я вот боюсь смерти, но, может быть, это потому,
что я еще молода? Впрочем, бедная мисс Эйнли тоже, наверное, больше ценила
бы жизнь, если бы у нее было больше радостей. Не для того Бог создал нас и
дал нам жизнь, чтобы мы все время помышляли о смерти! Всей душой верю, что
по замыслу Божьему мы должны ценить жизнь и радоваться ей, пока она нам
дана. Жизнь не должна быть тупым, бесполезным, бесцветным и медленным
прозябанием, каким она стала для многих и становится для меня.
том, что мир так устроен. И сколько бы я ни ломала голову, я не могу
сказать, что нужно сделать, чтобы все изменилось к лучшему. Я только
чувствую: что-то где-то не так! Я верю, что одинокая женщина способна на
большее; если бы ей дали возможность, она нашла бы себе более интересное и
полезное занятие, чем находит сейчас. И когда я так думаю, мне кажется, что
Бог не гневается на меня за эти мысли: ведь я не ропщу, не святотатствую, не
выказываю неверия или нетерпения. Бог слышит немало стенаний, с состраданием
внимает поистине неисчислимым жалобам, которых человек не хочет слышать и
только хмурится в бессильном гневе, - все это служит мне утешением. Я говорю
"в бессильном" гневе, ибо замечаю, что, когда общество не может само
исцелить свои язвы, оно запрещает упоминать о них под страхом всеобщего
презрения, но презрение - это всего лишь показная мишура, под ней прячут
мучительный недуг. Люди не любят, когда им напоминают о тех язвах, которые
они не могут или не желают излечить сами. Такое напоминание заставляет людей
чувствовать свою беспомощность или, что еще хуже, принуждает их делать
какие-то неприятные усилия, нарушает их покой и раздражает их.
просить для себя какого-то места или занятия: такие требования беспокоят
богатых и счастливых, такие просьбы тревожат родителей. Взять хотя бы
девушек из многочисленных семейств по соседству, всех этих Армитеджей,
Бертвислов, Сайксов и прочих. Их братья все заняты делами или службой, все
что-то делают. А сестры? Из всех земных дел на их долю осталась только
работа по дому да шитье, из всех земных удовольствий - бессмысленные визиты
и никакой надежды на что-либо лучшее до конца жизни. Эта безнадежность губит
их здоровье, - они всегда недомогают, - угнетает их разум и придает их
взглядам поразительную ограниченность. Самая заветная мечта, единственное
желание каждой из них - это выйти замуж, но большинство никогда не выйдет
замуж; они умрут, как живут. Все они интригуют, соперничают, наряжаются,
стараясь заполучить себе мужа. А мужчины над ними смеются, отворачиваются от
них и не ставят их ни во что. Они говорят, - я сама не раз слышала, как они
это говорили с ехидной насмешкой, - "рынок невест переполнен!". Отцы
повторяют то же самое, злятся, когда видят уловки своих дочерей, и
приказывают им сидеть дома. А что им делать дома? Если спросите, вам
ответят: шить и стряпать. От женщин требуется только одно, - чтобы они
занимались этим постоянно, повседневно, всю жизнь, без единой жалобы, словно
у них нет больше никаких задатков, никаких способностей к чему-либо другому.
Но думать так - это все равно что утверждать, будто сами отцы способны
только на то, чтобы есть пищу, приготовленную дочерьми, и носить сшитую ими
одежду. Разве сами мужчины могли бы так жить? Разве им не было бы тоскливо и
скучно? Да если бы у них не было никакой надежды избавиться от подобного
бремени, а любое проявление недовольства каралось упреками, они давно бы
посходили с ума!
Херберт Фрэнк
Ильин Андрей
Володихин Дмитрий
Орловский Гай Юлий
Круз Андрей
Ильин Андрей