отсюда выбраться, то лучше уж уехать завтра, когда все переселяются; быть
может, удастся устроиться.
предки, потому-то она и хочет ехать туда.
такой дыре, как этот городишко? Почему бы не переехать ко мне в Трэнтридж?
После смерти матери на ферме почти не осталось птиц, но домик и сад
уцелели. Комнаты можно за один день выбелить, и вашей матери будет там
очень удобно, а детей я помещу в хорошую школу. Должен же я хоть
что-нибудь для вас сделать!
там подождать...
Тэсс, мужчин я знаю и знаю причину вашего разрыва... Вот почему я уверен,
что он никогда не вернется к вам. Допустим, я был вашим врагом, - теперь я
ваш друг, даже если вы этому не верите. Переезжайте в мой коттедж. Мы
разведем множество кур, и ваша мать будет прекрасно за ними ухаживать, а
дети смогут ходить в школу.
измениться... и тогда мы... моя мать снова останется на улице.
об этом.
видеть его таким настойчивым. Он не желал примириться с отказом.
многозначительно. - Это ее дело решать, а не ваше. Я прикажу, чтобы завтра
утром вымыли полы, побелили стены и затопили камины; к вечеру стены
высохнут, так что вы можете ехать прямо туда. Помните, я буду вас ждать.
могла смотреть в глаза д'Эрбервиллю.
вдобавок вы меня излечили от этой религиозной мании. Я рад...
дни.
Завтра я буду ждать приезда вашей матери. Обещайте мне это сейчас, дайте
руку, милая Тэсс, красавица моя!
сверкнув глазами, Тэсс захлопнула окно, прищемив ему руку.
знаю, вы это сделали не нарочно. Итак, я буду ждать вас или хотя бы вашу
мать и детей!
скорее умрете с голоду!
наполненным краской, который спросил его, действительно ли он покинул
своих братьев во Христе.
перед свершившейся несправедливостью, и на глазах показались слезы. Даже
муж ее, Энджел Клэр, и тот поступил с ней так же жестоко, как и остальные.
Раньше никогда не решилась бы она так подумать, но ведь он действительно
был жесток. Она могла поклясться в том, что никогда за всю свою жизнь она
не хотела поступать дурно, и все-таки ей вынесли суровый приговор. Каковы
бы ни были ее грехи, никогда не грешила она сознательно; почему же ее
наказывали так упорно?
следующие строки:
заслуживаю. Я много об этом думала и знаю, что никогда, никогда не прощу
тебя. Ты знаешь, что я не хотела причинить тебе зла, зачем же ты причинил
мне такое зло? Ты жесток! Да, жесток! Я постараюсь забыть тебя. Ты был
несправедлив ко мне с начала до конца! - Т.".
передав письмо, снова заняла свой пост у окна.
он мольбам? Ничто не изменилось, не произошло никакого нового события,
которое заставило бы его изменить свои взгляды.
ушли с матерью, четверо младших, в возрасте от трех с половиной до
одиннадцати лет, одетые в черные платьица, собрались у очага и болтали.
Наконец Тэсс, не зажигая свечи, подошла к ним.
родились, - быстро сказала она. - Подумайте-ка об этом.
расплакаться теперь, когда ее слова вызвали у них представление о
бесповоротном конце, хотя весь день они радовались, что переедут на новое
место. Тэсс заговорила а другом.
присоединился второй, третий, четвертый, они запели гимн, заученный в
воскресной школе:
них давным-давно и окончательно, а следовательно, и думать о нем нечего.
Их личики были серьезны, они старались отчетливо выговаривать слова и не
сводили глаз с колеблющихся языков пламени; голос младшего ребенка еще
звучал, когда остальные делали паузу.
но она прижалась лицом к стеклу, словно всматриваясь в ночь. На самом деле
она хотела скрыть слезы. Если бы она могла верить в то, о чем пели дети,
если бы не возникали у нее сомнения, все было бы иначе. С каким
спокойствием поручила бы она детей провидению в надежде на будущую жизнь!
Но веры у нее не было: стало быть, она должна что-то делать, должна стать
их провидением, ибо для Тэсс, как и для миллионов людей, жестокой
насмешкой звучали слова поэта:
испытанием, насилием, которое до конца оставалось неоправданным или в
лучшем случае оправдывалось лишь частично.
и Абрэхэма. Миссис Дарбейфилд, постукивая патенами, подошла к дому, и Тэсс
открыла дверь.
Кто-нибудь заходил?
прошептал:
сходя с лошади.
какой-то тупой безнадежностью.
Кингсбире, расскажу все до последнего слова. - Она сказала, что это был не
ее муж, - однако ее все более угнетала мысль, что фактически только он
один и был ее мужем.
52
проезжей дороги, были разбужены стуком и грохотом, не смолкавшими до
рассвета, - шум этот повторялся ежегодно в эти числа месяца и был так же
неизбежен, как кукование кукушки на третью неделю того же месяца. Он
предвещал общее переселение; по дорогам двигались пустые повозки и
подводы, присланные за пожитками уезжающих семейств: обычай требовал,
чтобы фермеры, нанявшие батраков, присылали за ними подводу. Вещи нужно