и ты перешел туда вместе с нами...
внештатный сотрудник, ведь никакого приказа не было. С вами я сотрудничал
только на товарищеских началах... А вообще говоря, кто я такой?
Перекати-поле, по-воровски удравший из гражданской фирмы... Здесь, в
штабе, у меня нет никаких прав - подумаешь, временно нанятый водитель
батискафа...
затуманенном усталостью мозгу остро вспыхнула колющая мысль - а ведь
Онодэра прав. Этот молодой человек с самого начала оказался странным
образом втянутым в их работу. Тогда еще неясно было, во что выльются и чем
закончатся их исследования. Но за последующее время никто так и не
удосужился официально оформить Онодэру. Отчасти это объяснялось тем, что
поначалу все члены штаба, кроме профессора Тадокоро, Онодэры и временно
взятого на работу Ясукавы, являлись государственными служащими.
Дипломированный морской инженер-подводник Онодэра, конечно, был бы
зачислен в штат при первом же требовании, но ни ему, ни кому другому это,
очевидно, и в голову не приходило. Юкинага даже ни разу не задумался,
полагалось ли жалованье "временно работающим" в штабе. Получается, впервые
подумал Юкинага, что Онодэра все это время работал у них в качестве
добровольца... Юкинага был поражен. В фирме, где Онодэра прежде работал,
его считали талантливым молодым инженером, у него уже были заслуги,
перспективы, обеспеченное будущее. Из соображений секретности его
заставили "испариться" - уйти из фирмы без соблюдения необходимых
формальностей. Он был втянут в мучительную работу в тени, в безвестности,
и никто не удосужился подумать о его официальном положении. Но самого
Онодэру это совершенно не волновало. Может быть, сказалось легкомыслие
холостяка? Или это качество человека нового поколения, отличного от
"поколения нищеты", к которому принадлежал сам Юкинага? Молодые не
хлебнули настоящих трудностей, не знали нищеты в самом прямом смысле этого
слова, им чужда постоянная тревога и страх за свое будущее, иссушающие
душу и превращающие человека в ничтожество. У этого парня начисто
отсутствовало стремление обеспечить себя материально, добиться устойчивого
положения в обществе. Кто знает, может быть, это новый тип духовно богатых
молодых людей, порожденных эпохой достатка, каких Юкинаге не приходилось
встречать в своем ближайшем окружении. Такой, как Онодэра, работает отнюдь
не спустя рукава, но спустя рукава относится к своим успехам, к
положению...
Онодэра мысли Юкинаги. - Теперь в общих чертах все прояснилось.
Правительство всерьез взялось за дело. Кончился этап, когда добровольцы
тайком, спрятавшись от мира, выполняли сложную и ответственную работу...
Что касается меня, то, думаю, я достаточно, отблагодарил Японию за то, что
она меня воспитала.
молодого послевоенного поколения. Они не чувствуют гнета роковых уз,
связывающих их со "страной", "нацией", "государством", однако отлично
сознают свой долг перед родиной, и нельзя сказать, что в свою очередь не
испытывают к пей благодарности, признательности... Впрочем, это не
выливается у них в форму безграничной ответственности перед нацией и
страной. И вообще такое понятие, как "коллективная судьба", им чуждо. У
них все гораздо проще: вернул "долг", отблагодарил, и ты в расчете. При
этом они не испытывают принижающей благодарности должника к своему
взаимодавцу. А если говорить об Онодэре, то он считает, что свой долг
вернул вполне добровольно, от всей души, да еще и с некоторой лихвой,
"достаточно отблагодарил". Юкинага даже растерялся, увидев вдруг японца
нового образца. Как далек он был от японца довоенных времен, опутанного
узами "долга", "признательности", "обязанности", "верности вопреки всему",
"жертвенности". Юкинага, был удивлен и вместе с тем обрадован. Критикуйте,
критикуйте послевоенную Японию, думал он, а она оказалась достаточно
демократичной, чтобы в сытости и благополучии породить таких вот молодых
людей нового типа!
исковерканной с детских лет исковерканными взрослыми, не испытывающие
особой тяги ни к материальным благам, ни к власти, просто смотрящие на
жизнь и точно знающие, чего от нее хотят, - они, пожалуй, то лучшее, что
создала послевоенная Япония. Прежде чем чувствовать себя японцами, они
чувствуют себя "людьми" и в том, что родились японцами, видят только
вполне естественное отличие, свойственное каждому человеку или группе
людей. Они не считают, что "способны выжить" только в Японии. Понятия
"полнокровной жизни", "успеха", "карьеры" но связываются у них с
каким-либо определенным, изолированным обществом, так что, где бы и как бы
они ни жили, они не впадают в жалкую депрессию от мысли, что их жизнь не
"удалась", только потому, что они оторваны от этого общества. Такие мысли
просто не приходят им в голову.
поколения осмелился бы упрекнуть их за шпроту мышления, терпимость и
постоянную освежающую душу бодрость?..
немного переслужил государству, так что хочу получить наградные. То есть
мы собираемся вдвоем удрать за границу до официального сообщения. Это
ничего? Как вы думаете?
Юкинага. - А я, знаешь... всего неделю назад официально оформил развод с
женой...
жены там живет, а детей у него нет, вот и...
Тоскливо будет без тебя. Хорошо бы всем вместе вечеринку устроить, хотя...
лет двадцать шесть, двадцать семь... А может, и больше, трудно сказать...
что в случае, если не удастся быстро выехать за границу, они рады будут
снова видеть его в своих рядах, но не успел - высокая, плечистая фигура
Онодэры уже исчезла в дверях...
далекое прошлое - всплыла в его памяти. Вместо назойливо гудевшего возле
самого уха мини-приемника в номере отеля звучала очень тихая приятная
музыка. Ему казалось, что от Рэйко, как и тогда, пахнет нагретым солнцем
песком. Сквозь опьянение на него вдруг нахлынуло желание. Он потянулся к
ней, порывисто обнял, нашел ее губы.
Рэйко. - Я все время только об этом и думала, искала тебя...
прекрасные ребята... А со мной ты виделась только один раз...
сквозь землю готова была провалиться. Но почему-то чувствовала, что ты
плохо обо мне не подумаешь, ну, не такой ты... Тогда на берегу...
поставила рекорд среди аквалангисток. Она обожает чувство одиночества,
которое охватывает тебя в объятиях моря, когда ты, со всех сторон
окруженная холодной и мягкой водой, погружаешься в сумрачное молчание.
время бываю страшно счастливой... Будто я стремительно падающий осколок
звезды, сгоревшей дотла в просторах Вселенной, и я словно сливаюсь с
мрачно-зеленой водой, с колышущимися водорослями, с проплывающими, как
серебристые облака, стаями рыб... Когда я была маленькой, мне очень
правились гравюры "Утерянный рай", Домье, кажется... Ты знаешь? Там есть
одна гравюра... На ней самый прекрасный из ангелов, Люцифер, который
восстал против бога из-за своей гордыни и был низвергнут им в ад и
превращен в страшное чудовище - Сатану. Но на гравюре он все равно
прекрасен! Летит сквозь перечеркнутую лучами солнца Вселенную, раскинув
похожие на перепонки летучей мыши крылья, прямо вниз, в Эдем, пылая
чувством мести к богу. Я почему-то всегда плакала, когда смотрела на эту
гравюру... Совсем одна, отходишь от берега, а потом в воде обрыв, и дальше
- бездонная пучина... Вокруг серовато-мглистая зеленая вода, она все
больше темнеет, теряет прозрачность, а ты совсем одна... И уходишь все
глубже, глубже... И каждый раз там, в пучине, я вспоминала эту гравюру.
Даже плакала иногда под маской. Мне начинало казаться, что я вот-вот пойму
нечто очень важное... И вдруг - поняла... Но, что поняла, я не умею
объяснить, не умею сказать... Может быть, Вселенную... Землю... Природу...
Себя... Крохотная как песчинка, и вдруг я единое целое со всем этим
огромным, беспредельным... Песчинка, понимаешь!.. А если понимаешь,
значит, ты уже единое целое... ну, не знаю, как это все сказать... и в эти
минуты я бывала невыносимо одинока, и меня охватывала страшная тоска, и
все равно я чувствовала себя до слез счастливой... Когда ты меня первый
раз обнял, я тоже почувствовала, что поняла... А тогда ведь я еще и
представления не имела, что ты управляешь глубоководным батискафом... В
тебе я ощутила море... Это гигантское море, куда я всегда хожу, чтобы оно
Сертаков Виталий
Трубников Александр
Никитин Юрий
Грабб Джеф
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия