проклинал этот город за его крикливое, мещанское благочестие, проклинал
все женское население в целом за почтенный обычай рано ложиться спать, за
пагубную стойкость их добродетели. Подобно охотнику, который тем азартнее
преследует дичь, чем больше она от него прячется, он снова прошел
Хай-стрит всю, от одного конца до другого, тщетно ища, чем бы рассеять
пьяное уныние, которое мало-помалу начинало прочно овладевать им. Наконец,
когда он почувствовал, что ему необходимо зайти еще в какую-нибудь
таверну, чтобы потопить в вине досаду на свои неудачи, он вдруг
вспомнил!.. Он круто остановился, сильно хлопнул себя по ляжке, удивляясь
своей непонятной забывчивости, и улыбка медленно расплылась по его лицу,
пока он вспоминал тот дом на Колледж-стрит, мимо которого в юности всегда
проходил торопливо, не подымая глаз и задерживая дыхание. Относительно
этого высокого, узкого и мрачного дома, зажатого между "Представительством
Клайдской фабрики готового платья" и жалкой ссудной лавкой в конце
"Канавы", по временам в городе носились слухи, пробегавшие мелкой рябью по
зеркально-гладкой поверхности непогрешимой благопристойности Ливенфорда и
создавшие дому темную репутацию, молча принятую к сведению искушенной
городской молодежью. Шторы в этом доме были всегда опущены, и днем никто
не входил туда, зато вечером сквозь шторы таинственно мерцал свет,
слышались шаги входивших и выходивших людей, иногда внутри звучала музыка.
Такой разврат, хотя и замаскированный, давно следовало изгнать из древнего
и почтенного города, но, видно, над этим домом простерлась рука какого-то
тайного покровителя, если и не санкционируя, то укрывая его безобидное,
хотя и безнравственное существование. Злые языки даже намекали, что
некоторые члены муниципального совета и видные граждане нередко
пользовались этим домом свиданий, но, разумеется, самым степенным и
благородным образом.
так часто гадал, что делается в этом доме, а теперь узнаешь! - пробормотал
про себя обрадованный Мэтью и шел, качаясь, к Колледж-стрит, решив
заняться исследованием тех ужасов, перед которыми с содроганием отступало
когда-то его неопытное воображение. Ему вдруг показалось невероятно
забавным то, что он, Мэтью, в Ливенфорде направляется в публичный дом, и
он захохотал так, что вынужден был остановиться и беспомощно привалиться к
какой-то стене; он весь трясся в припадке бессмысленного смеха, и слезы
веселья текли по его лицу. Когда он смог, наконец, продолжать путь, от его
недавнего уныния не оставалось и следа, и он с великим внутренним
удовлетворением констатировал, что сегодня веселится даже гораздо больше,
чем рассчитывал. Действие поглощенного им алкоголя еще не достигло своего
зенита, и с каждым заплетающимся шагом Мэтью ощущал все более безоглядную
веселость.
чем на всех широких центральных улицах. "Канава" так и бурлила каким-то
скрытым оживлением, из всех углов, даже из-за тонких стен домиков неслось
бесконечное разнообразие звуков - голоса, смех, вой собаки, звуки
мелодиума [музыкальный инструмент вроде аккордеона], пение. Мэтью подумал,
что здесь не ложатся спать спозаранку; здесь он чувствовал себя в своей
стихии, и, остановившись, как вкопанный, перед освещенным окном, откуда
слышалось шумное хоровое пение, он вдруг, как возбужденный пес, поднял
вверх голову и присоединил свой громкий пьяный голос к хору. Музыка тотчас
оборвалась, через некоторое время окно распахнулось и на голову Мэтью
дугой полился поток помоев. Поток не попал в цель, отклонившись всего на
какой-нибудь фут, и только забрызгал ему брюки. Мэтью отступил с честью и
весело пошел дальше.
вкусный аромат поджаренной свинины, распространявшийся из дома, мимо
которого он проходил: видно, там готовили запоздалый ужин. Мэтью вдруг
почувствовал голод и, осмотревшись вокруг, заметил через дорогу открытую
еще лавчонку, нечто вроде закусочной, где продавались такие деликатесы,
как пироги, пудинги, студень из головизны и рубцы с луком. Движимый
внезапным побуждением, Мэтью перешел улицу, и, пробормотав заплетающимся
языком: "Дамы подождут - Мэтью хочет кушать. Надо подкрепить свои силы,
дружок", он величественно вступил в лавку. Но тут голод, вызванный виски,
оказался сильнее всей его светскости, и он рявкнул:
соусом!
довольно засаленного вида.
ваших жалких порций? Ах, ты, bobachee! Достань самый большой пирог и давай
его сюда, ну!
пирог и, считая неприличным для себя есть его здесь, вышел из лавки. Шагая
по мостовой, он разорвал газету и, запихивая в рот один за другим большие
куски пирога, стал жадно есть, оставляя за собой следы этого пиршества на
радость всем изголодавшимся кошкам улицы.
приличиях, обсосал пальцы и брезгливо обтер их носовым платком. Затем
пошел быстрее, сытый, пьяный и жаждущий на десерт других, более утонченных
и острых наслаждений.
Ливенфорде заплутаться было невозможно, и некоторое время стоял перед ним,
глядя на луч света, слабо проходивший сквозь шторы. На миг отголосок
прежнего, детского ужаса перед этим домом проснулся в его душе и заставил
его поколебаться. Но, подстрекаемый мыслью о наслаждениях, ожидавших его
там, он схватился за дверной молоток и громко постучал. Резкий,
металлический звук разнесся по всей улице, а когда он затих, раскатившись
эхом в ущелье переулка, и замерли последние отголоски, их сменила
настороженная тишина, казалось, обнимавшая дом не только снаружи, но и
внутри. Мэтью долго стоял на пороге. А когда он, наконец, почти решился
снова постучать, дверь медленно приоткрылась, оставляя узкий проход. Но
Мэтью не смутила негостеприимная узость этого отверстия, и, умудренный
опытом, он немедленно придержал ногой дверь.
дверью.
любезным образом. - Ну же, не будьте так жестоки и бессердечны! Дайте
взглянуть на ваши блестящие глазки и стройные лодыжки.
- и не с пустым кошельком! - Он заманчиво побренчал серебром в кармане и
захохотал отрывистым глупым смехом.
никакого дела, - и она сделала попытку захлопнуть дверь перед его носом.
При других условиях этого резкого отпора было бы достаточно, чтобы
помешать Мэтью войти, и он, несомненно, убрался бы оттуда, но сейчас нога
не давала женщине захлопнуть дверь, и он ответил с некоторой
заносчивостью:
парнем. Впустите меня, не то я подниму такой шум, что вся улица сбежится к
вашему дому. Да, да, весь город созову сюда!
менее твердо, после минутного молчания, казалось, полного нерешимости.
гордостью убеждаясь, что всегда умеет покорить женщину грубостью.
здесь побывала полиция. Я это знаю не хуже вас. Я как раз такой
джентльмен, какой вам нужен, вот сейчас увидите!
сильнее разжег в нем желание, он пробормотал:
плечом в узкое отверстие двери, он, постепенно наступая, очутился в
передней.
руке и теперь приблизила к самому его носу, потом нижняя губа его отвисла,
и он, не веря глазам, бесцеремонно уставился на женщину. Ее отталкивающее
лицо было обезображено большим багровым родимым пятном, похожим на
мясистый полип, который присосался к ней я разъел ей щеку и шею. Глаза
Мэтью невольно притягивало это лицо, как болезненно притягивает всякое
диковинное уродство.
когда огляделся в просторной высокой передней, к нему вернулось
присутствие духа, и он подумал, что в доме есть и другие комнаты -
комнаты, в которых скрыты заманчивые тайны. Эта женщина была, конечно,
только сводня, содержательница дома, и за одной из дверей здесь,
несомненно, его ожидает масса удовольствия. Он опять взглянул на женщину,
и опять ее уродство приковало к себе его глаза так, что он не мог отвести
их и невольно пробормотал:
спрашиваю! Отвечайте, или я вас вышвырну отсюда.
девочки? Я ради них пришел. Вы мне не подходите.
свете лампы казалось, что удивление и тревога сменяли друг друга в ее
угрюмых чертах. Наконец она сказала с расстановкой:
Посняков Андрей
Круз Андрей
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия