Чтение 77–й страницы книги ~Андерграунд, или Герой нашего времени~

тел, он такой. Никогда и ни о ком не заявит. Живет свою жизнь.) ДойдЯ до
конца коридора, Я вновь увидел вполоборота его серое лицо, скрытно нена-
видящее С плоское, курносенькое и с жалящими совестливыми глазками.

Мушкин поливал цветы на подоконнике, из баночки. В томРто и дело, что
ничьи цветы. Коридорные. (Но оттуда, из окна С видно скамейку в сквере.)

В своей бабьей кофте он уходил. Полив цветы длЯ всех, шел, вероятно,
собой довольный. Сделавший на копейку. А Я машинально, то ли пробуя, то
ли опасливо провоцируЯ притихшую неизвестность, поспешил за ним С но
послушайте, Мушкин (Миушкин, поправил он), вы ведь старый общажник, по-
чему, скажите, надо гнать людей из жильЯ накануне зимы? почему вы, как Я
вижу, цветочки дохлые бережете, траву поливаете С а человека, меня, мою
жизнь не цените вовсе?..

Он едва повернул голову:

С Вашу жизнь? да разве ее нужно оценивать? неужели чегоРто стоит?

В бабьей полурасстегнутой кофте (прямо на майку, голаЯ выставленнаЯ
грудь), не повернув плоского лица, он сказал вдруг с подчеркнуто угрожа-
ющей интонацией:

С Не сердите меня.

И добавил просто, без иных оттенков:

С Я бы с удовольствием вас расстрелял. Не сам бы, конечно. Но Я поп-
росил бы солдатиков. Вот вам С ваша жизнь. Вот вам С ответ. Таких, как
вы, просто бы вывести с земли...

Я спросил С негромко:

С Но почему?

С Заметьте, С сказал он (опять с той же угрожающей интонацией). С За-
метьте, что Я не хочу говорить о всяком ином деле.

Я тотчас смолк. Я смолк, не стоило и выспрашивать. Не стоило выяв-
лять, ни даже на глаза, пожалуй, ему попадаться.

Мушкин отвернул свое плоское лицо. Уходил коридором.

Командировочный храпел. Не включаЯ света, Я разделсЯ С шагнул к своей
койке (у окна).

Не было слов. И не мог припомнить. Хотелось сказать, хотелось нашеп-
тать хоть бы какой застрявший в моем мозгу кусок текста, фразу, строку,
есть же светлые! Душа спохватывалась и нетРнет подвывала С как больная.

Я вперсЯ глазами в окно, в клочок звездного неба С и смотрел, смот-
рел.

Наутро Я ушел.

Приискать с ходу ночлег непросто. њем мучительнее и дольше выпирают
из дома, тем стремительнее оказываешьсЯ вдруг на улице.

њерез два дня, набегавшийся, Я коеРкак приткнулсЯ в старинную мос-
ковскую общагу, что за Савеловским вокзалом. Койка с 16-го числа (еще
через сутки). В отличие от многоквартирного дома, где Я сторожил (и жил)
и который звалсЯ общагой лишь по привычке, эта, новонайденнаЯ С действи-
тельно общага. Функционировала, говорят, еще с тридцатых годов. Бомжат-
ник.

Но Я надеялся, что на времЯ и что перевалочный пункт: гдеРто же Я
должен жить зиму.

В самый день моего ухода Акулов добилсЯ ужесточениЯ еще и на входе С
не изРза меня, разумеется, а вообще дисциплина. НоваЯ метла мела. Воз-
никли сразу два дюжих вахтера в пятнистом одеянии афганцев. Просто так
постороннему человеку уже не войти. (Мне в том числе.) Висело объявление
о тишине ближе к ночи и о порядке посещения: о гостях.

Ночь провел у кавказцев. Никогда прежде Я не спал в торговом киоске С
сами менЯ позвали, окликнули, когда Я в первой растерянности стоял у об-
щажного входа. њто, инженер, С выгнали?.. (У менЯ были целые сутки впе-
реди: куда деться?) А они, кавказские мелкие торговцы, хорошо знали, что
такое быть изгнанным внезапно.

С Заходи, отец.

Я спал среди банок пива, кокаРколы, коробок с шуршащим печеньем.
ЭлектрическаЯ печурка давала сколькоРто тепла. И воняла. Кавказцы ушли
кто куда. (Мужчин кормят ноги.) ОсталсЯ заросший тощий малый, сизощекий,
с выбитыми зубами. Он беспрерывно курил. Он спал в одном углу, Я, скор-
чившись, в другом. (У него был с собой нож. У менЯ не было.) Я ворочал-
ся. А он спал совсем тихо. Проснувшись, он покормил меня, лепешка, лук,
кофе из горелых корок.

И всеРтаки под крышей, не на улице. Тот, с проколотым сердцем, остав-
шийсЯ в ту ночь сидеть на скамейке, мог быть его родич. Как знать. Я не
спросил. Это было лишнее. Я принял их заботу просто: это жизнь. Это
жизнь, мы ее живем. В тот раз он отнял у менЯ деньги, и Я постоял за се-
бя. (Не за деньги. За свое ТяУ.) В этот раз они обогрели меня, накорми-
ли, дали ночлег. И Я был благодарен. Не за кофе и не за плащишко на
рыбьем меху, которым ночью какРникак дали укрыться. За свое ТяУ.

Спросил перед уходом, не надо ли заплатить. Денег не было. Но Я спро-
сил.

С НеРе. Будь здоров, отец! С и кавказец развел руками, мол, все в по-
рядке. Три зуба спереди у него были выбиты, он улыбался.

16-го вечером, уходя, Я оглянулсЯ с расстояниЯ на покидаемую общагу С
на дом. На окна. Как раз падали, по одной, снежинки новой зимы. Компози-
циЯ изгнания. И окна в подсвет зажглись, тусклым и желтым: нестирающиесЯ
знаки места, где тебЯ любили.

Так же Я оглянулсЯ на дом (поможет или не поможет, а ты оглянись!),
когда выбежал вслед за њубисовым, уже прихватив нож и сунув за носок, в
ботинок. Долго мы в тот вечер с ним шли. До окраинных хрущевских строе-
ний... њубика Явно устраивало поднятьсЯ на самый верх пятиэтажки, под
крышу, где обычно хлам и старые детские коляски. Подымались шаг в шаг.
Напоить и там менЯ бросить, хоть заблюйся. Или же, напротив, из прия-
тельских чувств он не хотел бросить пьяного агэшника на ночной улице
(хотел, чтобы Я проспалсЯ в тепле, это тоже не исключено). Так или ина-
че, он сам искал, и Я догадался, онРто найдет хорошее место.

Собачье скерцо

ВолодькаРмаляр С человек счастливый, таков от рождения.

Володьке полста, то есть помладше менЯ и к тому же дебилен, но в на-
шей трудовой паре он С старший. Ладить с ним просто. Обмануть С еще про-
ще. Счастье его простецкой жизни видно сразу, как только он обмакивает в
краску кисть: глаза его округляются, он даже задерживает вдох. Млеет. И
водит, водит неустающей рукой... По совету какогоРто хмырЯ С здесь же, у
гаражей С мы разбавили краску дрянным сливным керосином, предложенным
нам задешево. Краски, и точно, стало много больше. Красили валиком на
палке (вместо кисти): валик краску сжирал, зато как же быстро красилось!
Быстро и деньги получили. Но один из заказчиков ударил Володьку по лицу,
а поручившаясЯ за нас Зинаида оттаскала за ухо, так как после добавлениЯ
Ткеросиновой дряниУ гаражи день за днем никак не сохли. Машины всей ок-
руги казались больными. (Как в нарывах С в пятнах краски, потекшей под
солнцем с крыш и стен.) Узнав такую машину на дороге уже издалека, Во-
лодька тотчас приветливо махал рукой: наша, родная!..

Когда красим, Володька жаждет рассказывать. Я уже несколько раз озна-
комилсЯ с его детством, отрочеством и юностью, вплоть до вполне де-
бильной попытки женитьсЯ на своей же тетке С счастливое, по его словам,
времечко!

Красим, трудимсЯ С рот Володьки полуоткрыт. Слышу свистящее легкое
дыханье счастливца.

Но вот бежит собака.