Чтение 77–й страницы книги ~Жанна д`Арк~

шагом все более и более ограничивал ее возможности.

Тома де Курсель приступил к чтению длиннейшего обвинительного
заключения, пункт за пунктом. Жанна отвечала на каждый пункт по очереди,
иногда просто отрицая его правдивость, иногда указывая, что ее ответ по
существу можно найти в протоколах предыдущих допросов.

Какой это был странный документ, в каком искаженном виде представлял он
сердце и душу человека - единственного существа, которое по праву могло
гордиться, что создано по образу и подобию божьему! Всякий, кто знал Жанну
д'Арк, хорошо знал, что она безусловно благородна, чиста, правдива, храбра,
сострадательна, великодушна, благочестива, самоотверженна, скромна, невинна,
как полевой цветок, - словом, натура прекрасная и безупречная, душа
возвышенная и великая. Если же судить о ней по этому документу, то в нем она
представлена с прямо противоположной стороны. Чем она была в
действительности - об этом ни слова, и наоборот, все чуждое ей было
расписано во всех подробностях.

Рассмотрим, в чем же ее обвиняли, и напомним некоторые из пунктов этого
документа. Ее называли колдуньей, лжепророчицей, чародейкой, сообщницей злых
духов, чернокнижницей, отступницей от католической веры, еретичкой; она -
язычница, идолопоклонница, хулящая господа и его святых, клеветница,
искусительница, соблазнительница, сеятельница мятежа и раздоров; она
подстрекает людей к войне и кровопролитию; она нарушает приличия и
целомудренность, подобающие ее полу, непристойно облачившись в мужскую
одежду и занимаясь солдатским ремеслом; она обманывает и принцев и народ;
она обкрадывает господа, присваивая себе его почести, и, уподобившись
кумиру, заставляет боготворить себя, обожать себя, целовать свои руки и
одежды.

Здесь каждый факт ее жизни извращен, искажен, выворочен наизнанку. В
детстве она любила фей и заступалась за эти маленькие существа, когда их
изгоняли из лесного убежища; она играла под их Волшебным деревом и возле их
родника, - отсюда обвинение в преступной связи со злыми духами. Она подняла
Францию из грязи, призвала ее бороться за свободу и повела от победы к
победе, - отсюда вывод: она мятежница и нарушительница мира. Да, она
нарушила спокойствие, спокойствие рабов и господ! Да, она сражалась с
врагами родины! И за эти ее подвиги Франция будет гордиться ею, вспоминать о
ней с благодарностью и прославлять ее имя в веках! Ее боготворили, - опять
же она, бедняжка, виновата! Виновата в том, что ее любили. И закаленные
ветераны, и необстрелянные новобранцы, - все черпали боевое вдохновение в ее
сверкающих мужеством глазах; они касались своими мечами ее меча и,
непобедимые, шли вперед, - отсюда вывод: она ведьма и чародейка.

Вот так истолковывали все этот документ с первой и до последней строки,
превращая целительные источники жизни в отраву, золото - в уголь,
доказательства жизни благородной и прекрасной - в свидетельства нечестия и
мерзости.

Конечно, эти шестьдесят шесть пунктов обвинения были не чем иным, как
перелицовкой старых вопросов, уже обсуждавшихся раньше, поэтому я лишь
вскользь коснусь этого нового разбирательства. Жанна не считала нужным
входить в подробности и обычно отвечала кратко: "Это неправда, переходите к
следующему", или "Я отвечала на этот вопрос раньше, подымите протокол,
справьтесь", или что-нибудь другое в таком роде.

Она отказалась дать согласие, чтобы ее миссия рассматривалась судом
земной церкви. Отказ ее был принят к сведению и записан.

Она отвергла обвинение в идолопоклонстве, как и то, что она добивалась
оказания ей каких-либо особых почестей.

По этому поводу она заявила:

- Если кто-либо и целовал мои руки и мои одежды, то это было не по
моему желанию, и я делала все от меня зависящее, чтобы этого не было.

Она имела мужество заявить перед этим трибуналом убийц, что не считает
безобидных фей духами зла. Она знала, что говорить здесь такое смертельно
опасно, но раз она уже начала, не в ее натуре было отступать от правды.
Грозящая опасность не вызывала у нее страха, Это ее заявление было также
принято к сведению.

Как и прежде, она ответила отрицательно на вопрос: сменит ли она
мужскую одежду на женскую, если ей дадут разрешение причаститься. Она
сказала:

- Когда принимаешь святое причастие, не все ли равно, как человек одет?
Разве это имеет значение в очах господа нашего?

Ее обвиняли в греховной привязанности к мужской одежде, столь упорной,
что даже в храме, пред алтарем всевышнего, она не желает расстаться с ней.
Жанна пылко ответила:

- Лучше умереть, чем изменить клятве, данной мною богу.

Ей бросили упрек, что на войне она выполняла мужскую работу,
следовательно, занималась делами, несвойственными ее полу. Она ответила с
легкой ноткой презрения:

- Что касается женских дел, то и без меня есть кому ими заниматься.

Мне всегда было приятно видеть, когда в Жанне пробуждался воинственный
дух. Пока в ней он живет, она будет оставаться Жанной д'Арк, способной
смотреть судьбе и невзгодам прямо в лицо.

- Оказывается, эта твоя миссия, которую ты считаешь ниспосланной от
бога, была направлена на разжигание войн и пролитие человеческой крови.

Жанна кратко и просто разъяснила, что война была не первым ее ходом, а
вторым - вынужденным:

- Сначала я предложила заключить мир, но, ввиду отказа, была вынуждена
сражаться.

Судья, говоря о противниках Жанны, смешивал бургундцев и англичан.
Жанна заявила, что различала их и в делах своих и в словах; бургундцы - это
французы, а следовательно, и обращение с ними должно быть мягче, чем с
англичанами.

- Что касается герцога Бургундского, - сказала она, - я потребовала от
него письменно, а также устно через его послов немедленно заключить мир с
королем. С англичанами же условия мира были таковы: покинуть нашу страну и
убираться восвояси.

Дальше она пояснила, что даже по отношению к англичанам она не была
настроена враждебно, ибо всякий раз предупреждала их письменно, прежде чем
напасть на них.

- Если бы они послушались меня, - сказала она, - они поступили бы
разумно. - И еще раз во всеуслышание она повторила свое пророчество: - Не
пройдет и семи лет, как они сами в этом убедятся.

После этого судьи снова принялись изводить ее расспросами о мужской
одежде, пытаясь во что бы то ни стало добиться добровольного отречения от
нее. Я никогда не отличался особой проницательностью, поэтому не
удивительно, что я был просто поражен их настойчивостью в таком, казалось
бы, маловажном вопросе: я не мог понять, какими мотивами они
руководствовались. Но теперь нам все известно. Теперь все мы знаем, какой
это был коварный заговор против нее. Да, если бы только им удалось заставить
ее формально отречься от своей мужской одежды, они бы так повернули игру,
что Жанна в два счета была бы уничтожена. Итак, они продолжали свои
злонамеренные усилия до тех пор, пока ее не взорвало:

- Довольно! Без разрешения божьего я не сниму ее, если бы вы даже
грозили отрубить мне голову!

В один из пунктов обвинения она внесла поправку, заявив:

- Вы мне приписываете, будто я сказала, что все, что я ни делала,
делалось мною по велению всевышнего. Я сказала так: "Все доброе, что я
делала... "

Под сомнение была поставлена и подлинность ее миссии, учитывая
невежество и простое происхождение избранницы. Жанна только улыбнулась на
это. Она могла бы напомнить этим людям, что господь, действуя нелицеприятно,
выбирал для своих высоких целей людей низкого звания чаще, чем епископов и
кардиналов; но она облекла свое возражение в более скромную форму:

- Право господа - избирать своим орудием того, кого он захочет.

Ее спросили, какой молитвой она пользовалась, испрашивая совета и
помощи свыше. Она отвечала, что молитвы ее были просты и кратки; и тут же,
обратив ввысь свое бледное лицо и сложив закованные руки, она произнесла:

- Милосердный господь, именем святых страстей твоих молю тебя, если ты
любишь меня, поведай мне, как мне отвечать этим служителям церкви. Что же до
одежд моих, мне ведомо, по чьей воле я облеклась в них, но я не знаю, каким
образом я должна их оставить. Молю тебя, скажи мне, что делать.

Ее обвиняли в том, что она, вопреки заповедям господним и словам
апостольским, в гордыне своей решилась принять на себя предводительство над
людьми и стать главнокомандующим. Это оскорбило ее как воина. Она питала
глубокое уважение к священникам, но, как воин, мало считалась с мнением
церковников в делах войны. Она не извинялась, не оправдывалась, равнодушно
взглянула на судей и ответила по-военному, вежливо и кратко:

- Я стала во главе войск лишь для того, чтобы разбить англичан!

Смерть пристально глядела ей в лицо, но что ей до этого! Ей доставляло
удовольствие заставлять извиваться этих французских червей с английскими
душонками, и она не пропускала ни одного удобного случая задеть их за живое.
Эти небольшие эпизоды действовали на нее освежающе. Дни ее жизни были
пустыней, а эти стычки - оазисами.

Ее пребывание на войне в обществе мужчин вменялось ей в вину, - она
забыла женскую скромность! Она ответила:

- Везде и всюду, где только можно, - в городах и на квартирах - возле
меня была женщина. В поле я всегда спала в доспехах.

Ей также вменялось в вину ее дворянское звание. Привилегии,
пожалованные королем ей и ее родным, рассматривались как доказательство ее
корыстолюбия и алчности. Она ответила, что никогда не добивалась этой
награды, но такова была воля французского короля.

Наконец завершился и этот третий этап. И снова без определенного
результата.

Быть может в четвертый раз удастся сломить эту все еще непобедимую
девушку? И зловредный епископ энергично взялся за дело.