недопустимо безобразные. Судите сами: мыслимое ли дело, чтобы две женщины -
вот эта дама и я (остальные - наши служанки) - повторяю, мыслимо ли, чтобы
две женщины были настолько близко знакомы с частной жизнью министра, что
могут быть в курсе событий, о коих вы имеете честь говорить? Неужели вы
всерьез полагаете, что если упомянутые вами лица попали в немилость двора, и
если этим делом занимается Правосудие или сам министр, неужели вы полагаете,
что нам может быть хоть что-то известно о их судьбе? У нас нет ничего, кроме
нашего слова чести, которое мы и даем вам и заявляем, что ничего, абсолютно
ничего, не знаем о том, что могло случиться с теми, чья судьба вас
беспокоит. Нет, господа, до сегодняшнего дня мы никогда о них не слышали, и
если вы - благородные люди и если вам больше нечего добавить, освободите нас
немедленно, потому что держите нас здесь против нашей воли, на что у вас нет
никакого права.
- Мы не собираемся опровергать ваши слова, мадам, - отвечал наш
провожатый. - Одна из вас четыре дня находилась в поместье министра, вторая
приехала туда сегодня к вечеру. Прошло также четыре дня с того времени, как
семью Клориса привезли в тот самый дом, следовательно, одна из вас наверняка
сумеет ответить на наши вопросы, и все вы останетесь здесь, пока мы не
получим разъяснений.
К этому трое других добавили, что если мы не хотим говорить по доброй
воле, у них есть средства заставить нас.
- Нет, я этого не допущу, - решительно вмешался старик, - здесь не
будет никакого насилия. Мы не должны употреблять методы наших врагов, чтобы
не брать на себя их грехи. Лучше попросим этих дам написать министру письмо
с просьбой срочно прибыть сюда, послание будет составлено таким образом,
чтобы он ничего не заподозрил и поторопился. Он приедет, и мы спросим у него
самого, в конце концов, ему не останется другого выхода, и он скажет, где
мой сын и его семья и что с ними. Если он откажется, тогда вот в этой руке,
хотя она и дрожит, достанет силы вонзить кинжал в его сердце... Вот что
такое деспотизм и тирания! Вот каковы их ужасные следствия! О, французский
народ! Когда же ты поднимешься на злодеев? Когда, устав от рабства и осознав
свою безграничную мощь, ты поднимешь голову и сбросишь цепи, в которые
заковали тебя коронованные преступники, когда, наконец, обретешь свободу,
которую даровала тебе великая Природа?.. Дайте им перо, чернила и бумагу.
- Отвлеките их, - прошептала я на ухо Клервиль, - я сама займусь
письмом.
Я написала следующий текст: "Дело исключительной важности требует
вашего присутствия здесь. Дорогу вам укажет податель сей записки. Приезжайте
как можно скорее".
Я показала письмо нашим похитителям, и они одобрили его. Подписывая
адрес, я улучила момент и приписала постскриптум: "Ворвитесь силой, иначе мы
погибли, силой же нас заставили написать вышесказанное". Заклеив конверт,
один из братьев ушел вместе с ним, а нас отвели в большую комнату на верхнем
этаже дверь закрылась на засов, на страже стал второй брат Клориса.
Когда мы остались одни, я шепотом сообщила Клервиль, какие слова
приписала к записке. Она с сомнением покачала головой.
- Этого недостаточно, чтобы я успокоилась, - сказала она. - Потому что
если он ворвется сюда силой, эти скоты тут же перережут нам горло. А что
если попытаться соблазнить нашего тюремщика?
- Ничего не получится, - ответила я. - Ведь это не наемные убийцы. Эти
люди руководствуются честью, не говоря уже о кровных узах, и ничто не
заставит их отказаться от мести. Мне кажется, Клервиль, ваши принципы еще не
стали моими, поэтому меня страшит мысль о том, что по случайности или
какой-то фатальности - называйте это, как хотите, - в конце концов
восторжествует добродетель.
- Никогда и ни за что. Победа всегда достается сильному, а по силе
злодейству нет равных в нашем мире. Такие мысли говорят о твоей
непростительной слабости.
- Но ведь это мое первое серьезное испытание...
- Второе, Жюльетта. Позволь освежить твою память: только после того,
как ты вырвалась из тюрьмы, где тебя должны были повесить, фортуна начала
покровительствовать тебе.
- Верно. А я уже, забыла о том приключении.
- И забыла извлечь из него урок. Так что мужайся, дорогая, и будь
терпелива.
Ничто на свете не могло погасить пожар либертинажа, бушевавший в этой
замечательной женщине. В комнате, где нас заперли, была только одна кровать,
и вы не поверите, но Клервиль предложила всем четверым улечься в нее и,
чтобы скоротать время, ласкать друг друга до появления Сен-Фона. Однако
оказалось, что и я и мои служанки были не в состоянии утолить ее прихоти,
поэтому в ожидании дальнейших событий мы провели время в беседах.
Как будто почувствовав опасения Клервиль, Сен-Фон посчитал, поскольку
мы оказались пленницами родственников Клориса, что штурмовать замок
небезопасно и что в подобных обстоятельствах лучше употребить хитрость,
нежели прибегнуть к насилию. Так он и поступил.
Посланец возвратился вместе с двумя незнакомыми молодыми людьми,
которые привезли отцу Клориса письмо следующего содержания:
"Втягивать женщин в дела, касающиеся только мужчин, я считаю
нерыцарским поступком и предлагаю вам немедленно освободить этих дам. Вместо
них в качестве заложников направляю двух молодых людей, один из которых -
мой младший кузен, второй - мой племянник. Можете мне поверить, что их
безопасность намного для меня дороже, чем судьба женщин, находящихся в ваших
руках. Кроме того, вы можете отбросить все страхи касательно ваших близких:
они действительно содержатся под стражей, но в моем доме в Париже считайте
меня ответственным за них, и я клянусь, что вы встретитесь с ними не позже,
чем через три дня. Еще раз повторяю: возьмите моих родственников и отпустите
женщин, а я буду в вашем доме через четыре часа после того, как вы получите
это письмо".
Теперь нам предстояло все обдумать хорошенько. Письмо министра нам,
разумеется, не показали, и только позже мы узнали о его содержании, а в тот
момент могли лишь об этом догадываться.
- Вы знакомы с этими молодыми господами? - обратился ко мне старый
Клорис.
- Разумеется, - отвечала я, словно какое-то шестое чувство подсказало
мне ответ, - это родственники министра если они прибыли заменить нас, о
лучших гарантиях вам нечего и мечтать.
Они недолго посовещались, потом заговорил один из наших похитителей:
- Это может быть ловушка как бы то ни было, я против того, чтобы
выпустить из рук этих женщин. Почему бы не задержать их всех? И у нас будет
двумя заложниками больше.
С этим предложением согласились остальные, и эти идиоты (как покажут
дальнейшие события, добродетель не приводит ни к чему иному, кроме как к
слабоумию), эти чурбаны и скоты заперли нас всех вместе в одной комнате.
- Будьте уверены, - сказал нам один из лже-родственников министра,
когда за нами закрылась дверь, - что мы прибыли помочь вам. Через два часа
все силы парижской полиции, в которой служим и мы, окружат замок со всех
сторон, а во время осады мы будем оберегать вас. Не волнуйтесь - мы
достаточно вооружены, и если эти злодеи, обнаружив, что их провели, решатся
предпринять что-нибудь против вас, вы будете под надежной защитой.
- Я только опасаюсь, - сказала Клервиль, - как бы наши идиоты не поняли
свою ошибку, посадив нас всех вместе. И если нас разлучат, мы уже ничего не
сможем сделать.
- Ну что ж, - заметила я, почувствовав в себе былую уверенность, -
тогда нам следует просто-напросто объединиться самым неразлучным образом.
- Что я слышу? - удивилась Клервиль. - Минуту назад ты тряслась от
страха при упоминании о любых развлечениях, а теперь сама подаешь такую
мысль!
- Ничего здесь нет удивительного: я успокоилась, вот и все, тому же эти
мальчики очень даже мне нравятся. Одному из них, по имени Поль, было года
двадцать три, и у него действительно было очень симпатичное и нежное лицо
другой казался года на два старше, вид у него был несколько женственный, но
весьма соблазнительный, и он, как оказалось через несколько минут, обладал
великолепным членом.
- Я надеюсь, что эти господа будут в нашем распоряжении, - сказала
Клервиль, и мы, не сговариваясь, бросились целовать наших спасителей и
ласкать их с таким пылом, что скоро они затрепетали от возбуждения.
- Итак, - резюмировала Клервиль, - раз уж вы согласны с нашим мнением,
сделаем вот что: Поль будет сношаться с тобой, Жюльетта, а я потешусь с
Ларошем, Эльвира тем временем будет массировать мне клитор одной рукой, а
другой - щекотать заднюю норку, то же самое будет делать с тобой Монтальм. Я
не возражаю, если наши рыцари будут целовать при этом служанок - наоборот:
от этого их внимание только больше сосредоточится, и вообще это самый верный
способ, чтобы член не утрачивал твердость, и я бы порекомендовала его всем
страстным женщинам. Однако давайте приступим. Да, чуть не забыла, -
обратилась она к девушкам, - вы должны следить за мужчинами и как только
почувствуете, что они вот-вот кончат, немедленно вытаскивайте их члены из
наших куночек и вставляйте в наши попки: пусть слезы восторга прольются
именно там. А мы с тобой будем заниматься только друг другом и любоваться,
как эти презренные скоты, эти рабочие мулы, будут из кожи лезть, чтобы
доставить нам удовольствие, как и подобает рабам, которых Природа сделала
нашими орудиями и которых мы терпим лишь ради наших страстей.
- Абсолютно согласна с вами, - шепнула я в ответ, крепко и благодарно
сжимая ее руку. - Как можно наслаждаться без этого?
Мы запрыгнули на кровать, задрали юбки до груди и широко раскинули
ноги. Спасители наши навострили свои инструменты, привели их в боевое
положение и всадили в наши горящие желанием влагалища. Ларош искусно
обрабатывал Клервиль, у меня также не было причин пожаловаться на Поля: его
член был не такой толстый, как у его коллеги, однако же отличался приличной
длиной, и я ощущала его в самых потаенных своих недрах подгоняемая
божественными ласками Монтальм и сладострастными поцелуями моей подруги, я