тебя слыхал, про твоего отца, дедушку моего знает, всех, всех.
Знакомьтесь. -- И Антонина Александровна спросила мимоходом,
без выражения: -- Вы наверное и учительницу здешнюю Антипову
знаете? -- На что Самдевятов ответил так же невыразительно: --
А на что вам Антипова? -- Юрий Андреевич слышал это я не
поддержал разговора, Антонина Александровна продолжала:
ним ухо востро.
что-то артистическое.
А я с высшим образованием. И, действительно, социал-демократ.
прочим, не во гнев вам будь сказано, имя отчество у вас --
язык сломаешь. -- Да, так слушай, Юрочка, что я тебе скажу.
Нам ужасно повезло. Юрятин-город нас не принимает. В городе
пожары и мост взорван, нельзя проехать. Поезд передадут
обходом по соединительной ветке на другую линию, и как раз на
ту, которая нам требуется, на которой стоит Торфяная. Ты
подумай! И не надо пересаживаться и с вещами тащиться через
город с вокзала на вокзал. Зато нас здорово помотают из
стороны в сторону, пока по-настоящему поедем. Будем долго
маневрировать. Мне это все Анфим Ефимович объяснил.
4
свои вагоны и добавляя новые, поезд без конца разъезжал взад и
вперед по забитым путям, вдоль которых двигались и другие
составы, долго заграждавшие ему выход в открытое поле.
местности. Он лишь изредка показывался над горизонтом крышами
домов, кончиками фабричных труб, крестами колоколен. В нем
горело одно из предместий. Дым пожара относило ветром. Он
развевающейся конскою гривою тянулся по всему небу.
за порог ноги. Самдевятов все время что-то объяснял Юрию
Андреевичу, показывая вдаль рукою. Временами грохот
раскатившейся теплушки заглушал его, так что нельзя было
расслышать. Юрий Андреевич переспрашивал. Анфим Ефимович
приближал лицо к доктору и, надрываясь от крика, повторял
сказанное прямо ему в уши.
раньше сдались. Вообще, бой еще не кончился. Видите черные
точки на колокольне. Это наши. Чеха снимают.
где находятся торговые ряды, в стороне. Меня почему это
интересует. В рядах двор наш. Пожар небольшой. Центр пока не
затронут.
Наша фамилия, Самдевятовы, это переделанное на русский лад Сан
Донато. Будто из Демидовых мы.
Будто из Демидовых мы. Князья Демидовы Сан Донато. А может,
так, вранье. Семейная легенда. А эта местность называется
Спирькин низ. Дачи, места увеселительных прогулок. Правда,
странное название?
перерезали ветки железных дорог. По нему семимильными шагами
удалялись, уходя за небосклон, телеграфные столбы. Широкая
мощеная дорога извивалась лентою, соперничая красотою с
рельсовым путем.
волнистою дугой поворота. И пропадала вновь.
Каторгой воспет. Плацдарм партизанщины нынешней. Вообще,
ничего у нас. Обживетесь, привыкнете. Городские курьезы
полюбите. Водоразборные будки наши. На перекрестках. Зимние
клубы женские под открытым небом.
в город ездить. Я с первого взгляда догадался, кто она. Глаза.
Нос. Лоб. Вылитый Крюгер. Вся в дедушку. В этих краях все
Крюгера помнят.
нефтехранилища. Торчали промышленные рекламы на высоких
столбах. Одна из них, два раза попавшаяся на глаза доктору,
была со словами:
орудия производила.
орудия выпускала. Товарищество на паях. Отец акционером
состоял.
дурак, в лучшие предприятия деньги помещал. В иллюзион
"Гигант" были вложены.
рассуждающий по-марксистски, должен размазнею быть и слюни
распускать? Марксизм -- положительная наука, учение о
действительности, философия исторической обстановки.
знакомым по меньшей мере неосмотрительно. Но куда ни шло.
Марксизм слишком плохо владеет собой, чтобы быть наукою. Науки
бывают уравновешеннее. Марксизм и объективность? Я не знаю
течения, более обособившегося в себе и далекого от фактов, чем
марксизм. Каждый озабочен проверкою себя на опыте, а люди
власти ради басни о собственной непогрешимости всеми силами
отворачиваются от правды. Политика ничего не говорит мне. Я не
люблю людей, безразличных к истине.
чудака-острослова. Он только посмеивался и не возражал ему.
до выходной стрелки у семафора, пожилая стрелочница с
привязанным к кушаку молочным бидоном, перекладывала вязание,
которым была занята, из одной руки в другую, нагибалась,
перекидывала диск переводной стрелки и возвращала поезд задним
ходом обратно. Пока он мало-по-малу откатывался, она
выпрямлялась и грозила кулаком вслед ему.
это она?" -- задумывался он. -- "Что-то знакомое. Не Тунцева
ли? Похоже -- она. Впрочем, что я? Едва ли. Больно стара для
Глашки. И при чем я тут? На Руси-матушке перевороты, бестолочь
на железных дорогах, ей, сердяге, наверное трудно, а я виноват
и мне кулаком. А ну ее к чорту, из-за нее еще голову ломать!"
стрелочница пропустила поезд за семафор, на простор пути его
следования, и когда мимо нее пронеслась четырнадцатая
теплушка, показала язык намозолившим ей глаза болтунам на полу
вагона. И опять Самдевятов задумался.
5
телеграфные столбы и торговые рекламы отступили в даль и
скрылись, и пошли другие виды, перелески, горки, между
которыми часто показывались извивы тракта, Самдевятов сказал:
перегон. Смотрите не прозевайте.
юрист. Двадцать лет практики. Дела. Разъезды.
операций, невыполненных обязательств -- по горло, до ужаса.
требуются вещи, друг друга исключающие. И национализация
предприятий. и топливо горсовету, и гужевая тяга
губсовнархозу. И вместе с тем всем хочется жить. Особенности