прочая. Серьга подвизался в агентстве художником, он же
занимался оформлением всех конкурсов. Каныгин вышел на
Володьку случайно: по приезде из Финляндии он несколько дней
гудел в Суриковском институте, где у него были друзья, - и
там наткнулся на Туманова, который тоже гудел, но по другому
поводу: его очередная любовница, искусствоведка, защитила
диплом. Памятуя о сломанной переносице, Туманов предложил
Серьге поработать у него, и Серьга согласился.
Серьги - "Европа Плюс"; там же Серьга показал мне последние
работы - все то, чем занимался сейчас: оформление конкурсов,
наброски, эскизы. Я рассеянно перебирала рисунки,
наполненные незнакомыми мне длинноногими девицами, и вполуха
слушала остервеневшего от самогона Серьгу: сижу, как сыч, в
этой халупе, среди носков вонючих; Москва - дерьмо; работа -
дерьмо и дешевка; бабы - дерьмо, дешевки и потаскухи;
консумация? Это когда берут наших баб и отправляют в разные
кабаки - голландские, бельгийские, греческие... На самом
деле - в Турцию, но это дело пятое. Так вот, Володька
комплектует этих стриптизерок, он на этом в свое время круто
поднялся, пока остальные ушами хлопали и с флагами по
Красной площади ходили - "запретим коммунистическую, едрена
мать, партию".
стремительно пьянел, - теперь он на повышение пошел, девочек
для богатеньких буратин поставляет, тех, которые на "Мисс
грудь" корячатся. Остобрыдло все, сил нет.
чистый самогон и никакой консумации.
администрации лозунги клепать? Или в драмтеатре пьесу
оформлять, "Алые паруса"?
очень даже ничего.
Москве никого не знаю. Может быть, поговоришь обо мне с
Тумановым, представишь как хорошую знакомую? - Я
пристроилась в опасной близости от Серьги. - Это было бы
c$.!-%%, по рекомендации сотрудника, главного художника...
руку.
ощупывают мою голую шею.
- Такая же сука, как и эта чертова Алена.
пьяно хихикнул Серьга.
будешь шарить - получишь по яйцам.
по бабам прыгаешь, как и эта двустволка долбаная?
мне, как моль, изъела, ни на одну честную давалку теперь
смотреть не могу... - Голова Серьги упала на грудь, он
замолчал на полуслове и через секунду уже мирно посапывал.
чистого любопытства не посвященной в тайны творчества.
Скорее всего они были последними по времени и относились к
лету - к самому началу лета, если судить по подписям к ним.
Но теперь, по прошествии лет. Серьга охладел к развернутым
характеристикам событий - под набросками были только даты.
узнаваем, вот только подбородков и почитательниц у него
прибавилось: во всяком случае, на плотных листах картона это
выглядело именно так. Чем-то эти стремительные, немного
наивные линии напомнили мне Тулуз-Лотрека, и я снова
подумала о том, что Серьга талантлив. Но, в отличие от певца
Мулен-Руж, Каныгин к своим женщинам относился небрежно - они
были едва прописаны и иногда выглядели просто карикатурно,
Алена действительно проехалась катком по девственно-чистому
каныгинскому чувству: оставаясь его музой, она, далекая, но
не забытая, терзала его, как стервятник - падаль. На мужиках
Серьга отрывался - их изображения были достоверны и почти
ученически старательны.
традиционным уже Володькой был изображен Александр
Анатольевич, тот самый тип, кому я отдавала свои сценарии.
Александр Анатольевич был схвачен несколькими штрихами,
торопливыми и бесстрастными, но это, несомненно, был он - те
же сломанные борцовские уши и голова под строгий бобрик.
наброском гласила: "31 мая". Нимотси же появился в Москве в
июне.
беззвучно открыв рот и завалившись на бок. Правая рука
неловко поджата, носки на ногах сползли, обнажив тонкие
сухие щиколотки, абсолютно лишенные растительности. Ну и
хорошо. Спи спокойно, дорогой товарищ!
%#. ночному клубу, - стопка собралась не очень большая, но
внушительная. Сложив их в сумку, я закрыла папку и заставила
ее другими папками; творческое наследие Серьги позволяло
надеяться, что он хватится ее не скоро.
осторожно прикрыла дверь в комнату.
незакрытому крану в ванной.
наброски с Иваном. Но этого я не сделала, не имела права
делать - это был не мой взгляд на Ивана, пусть он остается в
запыленных папках Серьги и ругается матом, проиграв бутылку
водки.
сдвинула на край стола остатки гостеприимного ужина в
марийском национальном стиле, взяла плотный листок бумаги и
написала:
забавно. С нетерпением жду звонка. Рисунки великолепны,
готова выступить моделью. Целую. Ева".
прислонила записку к самогонной бутыли - теперь Серьга не
мог ее не заметить.
притворила дверь в квартиру и вышла на улицу. Судя по
рисункам, лежащим у меня в сумке, остаток вечера обещал быть
интересным.
дневной выручкой, я уехала к себе на проспект Мира.
первач давал о себе знать, то незначительное его количество,
которое попало в организм, вызвало реакцию отторжения, - я
расположилась на полу, где разложила каныгинские наброски.
Теперь у меня было время, чтобы изучить их детально.
интересовали. Гораздо более интересными были сюжетные
композиции с приятелями Туманова. Безусловно, я отдавала
себе отчет, что большинство из них попало на карандаш
случайно - для Серьги возня с эскизами была условным
рефлексом, он рисовал что угодно, стоило только этому "чему
угодно" оказаться в поле его зрения: такого шлака было в
набросках навалом - поворот головы, начатый и незаконченный;
силуэт, брошенный на произвол судьбы; откровенная неудача,
которую Серьга тут же досадливо заштриховывал. Но и эти
случайные объекты нельзя было сбрасывать со счетов - всего я
насчитала десять разнообразных мужских голов, которые и
объединила в кокетливую рубрику "НЛО".
эскизах больше двух раз, - было четверо, я назвала их
"Кордебалет". Больше всех повезло именно Александру
Анатольевичу, он был изображен трижды; причем самым
прорисованным был тот портрет, который я увидела еще на