Чтение 77–й страницы книги ~Любовники в заснеженном саду~

- Ладно, эту проблему я решу... Завтра... Нет, сегодня же двинем в
посольство... А потом - работать... Каникулы кончились, Рысенок.

- Ты привез концепцию? - равнодушно спросила я.

- Не только. Были трабблз... С финансами, с крышей...

- Какой крышей?

- Неважно... Это мои дела... Не забивай этим свою хорошенькую головку.

Очень своевременный совет, особенно если учесть, что голова моя и без
того забита всяким дерьмом, начиная от дерьмового Виксанового списка и
заканчивая дерьмовой смертью Пабло-Иманола Нуньеса по кличке Ангел.

- Но теперь все в порядке? - Кофе в турке стал закипать, и я приподняла
ее над огнем.

- Теперь - да... "Таис" вернется и вернется триумфатором. Ты веришь мне,
Рысенок?

Это было обычное Ленчиково "ты веришь мне", затертое, как "Отче наш", как
сотни наших интервью, как билеты на наши концерты, забытые в заднем кармане
фанатских брючат.

- Конечно верю, Ленчик.

- Не слышу энтузиазма в голосе.

- Он появится, честное слово. Я просто устала.

- Мы все устали... И мне бы хотелось все-таки потолковать с хозяином.
Пабло-Иманол, так, кажется, его зовут?

- Ага. Еще мы зовем его Ангелом.

- Так где он?

Ленчик, сидевший спиной к двери, не мог видеть появившуюся в дверном
проеме Динку. Он не мог, зато я могла. И послала Динке, которая облокотилась
на дверной косяк, ободряющую улыбку. И Динка... Динка ответила мне такой же.
Нежной, преданной и ободряющей.

- Где он? - снова переспросил Ленчик.

- Там, где мы его зарыли, - тихим голосом, от которого затряслась грязная
посуда в мойке, сказала она. - В саду.

- Да, - таким же тихим голосом подтвердила я. - В саду. Точно.

Он даже не сбросил ноги со стола, Ленчик. Он лишь покрепче прижал к
животу свой чертов рюкзак и недоверчиво хихикнул.

- Не понял?

- А чего тут не понять? - Динка как будто прилипла к косяку. - Он нам
надоел, и мы его пришили. Он был редкая скотина, между нами, девочками.
Правда, Рысенок?

- Точно.

Я безнадежно шла на поводу у этой Динкиной улыбки. Если бы сейчас она
сказала, что мы развязали очередную войну на Ближнем Востоке, выкрали из
Лувра "Джоконду" и подложили бомбу под американское посольство в республике
Гвинея-Бисау, - я подтвердила бы и это.

Тельма и Луиза.

Тельма и Луиза, бледные копии Тельмы и Луизы, наскоро состряпанные
Ленчиком из двух соплячек, всегда были заодно.

- Не говорите ерунды... Вы с ума сошли, что ли?

- Ага, - обрадовалась Динка. - Сошли. Ты ведь сам этого хотел. Правда?
Рысенок, у тебя кофе сбежал.

- Точно. - Я рассеянно взглянула на плиту, и без того не блестевшую
чистотой. Сегодняшний сбежавший кофе смешался с таким же сбежавшим
вчерашним, и позавчерашним, и другими засохшими ручейками, которые еще
помнили Ангела. - Сбежал. А мы - сошли.

- С ума, - расхохоталась Динка.

- Точно, - расхохоталась я.

Ничего другого не оставалось. И никакого кофе Ленчик не получит.

Я отлепилась от ненужной теперь плиты, попятилась назад и руками нащупала
подоконник. И взгромоздилась на него, потеснив Деву Марию и всех ее
деревянных святых. Эх, Ленчик-Ленчик, пора тебе сбрасывать ноги со стола.

Пора.

- Что это вы такое несете...

- Разве? - безмерно удивилась Динка. - Разве это была не твоя идея? Две
сумасшедшие, никто ничего не заподозрит.

- Никто. Ничего. Не заподозрит, - добавила я.

- Дуры! Идиотки кромешные... Вы и вправду с мозгов спрыгнули! - Ленчик
все еще не терял самообладания. - Где... хозяин?! Где, я вас спрашиваю?!..

- В саду. - Динка капризно оттопырила нижнюю губу. - Ты только посмотри
на него, Рысенок! Он нам не верит!... Обидно...

- Обидно, - подтвердила я и вынула из облупившихся, засиженных мухами рук
Девы Марии фотку. И с выражением прочла надпись на обороте. "8 августа. Мы в
гостях у Пабло". Кто это мы, Ленчик?

Странное дело, прочитанный мной комментарий к прошлой жизни Ленчика
несколько разрядил обстановку. Ленчик хмыкнул и поднял руки вверх: "Сдаюсь,
сдаюсь, твари живородящие! Ловко вы меня ущучили, ничего не скажешь..."

- Ладно, поймали... Поймали, девчонки! Это была шутка... Просто шутка.

- Шутка? - Кажется, мы сказали это одновременно с Динкой.

- Ну, не шутка... Я же не мог оставить вас одних в чужой стране... За
вами нужно было присматривать. Разве нет?..

- Присматривать? - Я не думала, что он так быстро сдастся. Я была
разочарована.

- В вашем тогдашнем состоянии... Хреновом, нужно сказать... Вот я и
попросил... м-м... хозяина взять вас к себе под крыло...

- Ага. Значит ты его все-таки знаешь?

Глупо отрицать очевидное, подпись на фотографии красноречивее любых
отрицаний. И утверждений тоже. Так что лучше промолчать. Или сосредоточиться
на чем-то нейтральном: растрескавшейся плитке пола, например. Или на старой
литографии в старой рамке: "Страстная неделя в святилище Богоматери
Фуенсанта". Или на ноже, воткнутом в плотную щель стола.

- Ну, и где мой кофе?..

- Кофе больше не будет, Ленчик. - Я сокрушенно покачала головой.

- То есть как это - больше не будет?

- Кончился.

- Жаль.

- Нам тоже, - подала голос Динка. - Нам тоже очень жаль. Очень. Правда,
Рысенок?

- Правда.

- Да ладно... Это не проблема, девчонки... Сейчас пойдем и накупим всего.
Надо же отметить мой приезд. И начало новой жизни... Нашей новой жизни..

- Ты опоздал, Ленчик, - мягко попеняла Динка. Ни разу за два года я не
слышала от нее такой мягкости по отношению к Ленчику. - Ты опоздал. Мы ее
уже начали.

- Кого!?

- Новую жизнь. Без тебя. А ты опоздал...

- Да ладно вам... Контракт еще не закончился.

- Закончился. Как и кофе. Мы его расторгаем. В одностороннем порядке.

- Ну точно - сумасшедшие! Сейчас, когда все только начинается. Приходится
признать, что врал Ленчик убедительно. Этого у него не отнимешь - умения
убедительно врать. Еще секунда, и я поверю и его фигурно выстриженной
бороденке, и его запавшим сосредоточенным глазам, и его шикарным
ив-сент-лорановским, дольче-габбановским, жан-поль-готьешным губам, самое
место которым - на подиуме, среди нечеловечески-прекрасных дур-манекенщиц. Я
ему поверю и переметнусь на его сторону, как делала это всегда. Еще секунда,
и...

- Мы все знаем, Ленчик... - Динка оторвалась от косяка и, пройдясь по
кухне, устроилась на табурете против Ленчика: венец столярной мысли с
любовно выпиленным сердечком в самой середине сиденья. - Мы все знаем...

- Да что - все?!

- Мы прочли письмо, Ленчик. То самое, которое ты послал электронной
почтой. Глупо было так поступать.. С твоей стороны.

Ленчик только хмыкнул.

- Какое письмо?

- Ангелу. Про двух русских сумасшедших девчонок... Кстати, ты привез ее?

- Кого?

- Предсмертную записку.

- Черт. - Он наконец-то сбросил ноги со стола. - Черт, черт, черт...
Какая еще предсмертная записка?

- Или ты ее в камере хранения оставил?

- Какая еще камера хранения?

- Значит.. Если она не в камере хранения... Она с тобой...

- Где хозяин?! - Он все еще избегал имени Ангела, он до сих пор не сказал
нам ни "да", ни "нет". - Где хозяин, черт возьми!

- Мы же сказали тебе - в саду, - почти пропела Динка. - Только он не
хозяин.

И так светло, так по-домашнему у нее получилось это "в саду", что я не
удержалась и, подойдя сзади, обняла ее за плечи. И уткнулась губами в
затылок... И...

Никогда еще моим рукам не было так хорошо. Так покойно. Никогда еще моим
губам не было так хорошо. Так покойно. Динкины плечи, Динкин затылок - вот
место, где мне... где мне хотелось бы остаться, черт... До этого так же
хорошо мне было только с бестиарием... От Динкиных волос пахло уверенностью
и силой, а Ленчик... А Ленчик, которому все два года я готова была в рот
смотреть, стремительно отдалился, теперь он был далее дальше, чем
индуистская святыня Тадж-Махал (ј 37 в Виксановом списке); Тадж-Махал я вряд
ли когда-нибудь увижу, а Ленчик - вот он, передо мной: ничтожный
человечишко, самоуверенный мудак, упырь, два года сосавший нашу кровь, а
потом удачно переливший ее в пару квартир, бескрылую виллу в
Ческе-Будейовице (на большее у него не хватило воображения) и скромный
автопарк в количестве трех престижных иномарок. Упырь. Ублюдок.

- Да вы, как я посмотрю, спелись, - выдавил из себя упырь.

- Что же здесь удивительного? Как-никак, два года в одной упряжке Мы ведь
еще и попсовый дуэт, Ленчик, разве ты забыл? Песенки поем.