толья, сенаторы говорили всякие речи, а Васенька Рубан, сам жестоко
пострадавший от оспы, воспел мужество императрицы в высокопарной и без-
дарной оде. Заезжий итальянский танцор Анджиолини поставил балет "Побеж-
денное предрассуждение": на сцене плясала радостная Минерва (императри-
ца), ей подплясывала Рутения (олицетворение России), и Екатерина балет
сразу запретила.
тивно смотреть, когда здоровущая кобыла изображает "гнилую горячку", пе-
ред которой выписывает сложнейший пируэт "чума", а проклятая "оспа" с
крылышками за плечами приманивает к себе "трахому" в шлеме античного во-
ина.
ницы, и Екатерина, перепуганная, приказала:
ные компутовым войском, бьют челом Мустафе и Марии-Терезии, войну на
Россию накликивая. Черная туча на юге застилает горизонты наши, а
зверства, конфедератами учиняемые, не передать словами. В отмщение же им
выступает сила новая, для нас тоже опасная - гайдамаки вольные! А для
дел польских нужен человек скорейший, яко метеор, чтобы в един миг яв-
лялся там, где надобна рука решительная...
на, и велела звать Александра Васильевича Суворова:
чтобы посол мог правильно ориентировать себя в новых, условиях войны с
конфедератами и восстания гайдамацкого. Инструкции для посла были пере-
белены, разложены по пакетам, поверх них императрица оттиснула свою лич-
ную печать с изображением улья с пчелами и девизом: полезное! Честь
ехать без отдыха от берегов Невы до Босфора выпала сержанту Семеновской
лейбгвардии хорошему парню Алешке Трегубову.
стрелу. Конь рухнул, пронзенный насмерть, янычары сорвали С курьера сум-
ку с дипломатической почтой. Но в Петербурге ничего об этом не знали...
гонит, чаще он за врагом гонится. Для власти - разбойник, которого петля
ждет, для народа - защитник, которому в любой хате уготовано укрытие,
чарка горилки и добрый шматок сала. Когда возникла Барская конфедерация,
а на шляхах заскрипели виселицы для крестьян украинских, тогда Максим
Железняк намочил в дегте рубаху, натянул ее на голое тело, сверху кобе-
няк накинул и призвал "товариство" постоять за волю общенародную.
та над тим курганом выпалили б с гарматы: нехай знае вся Краина, що не
псина сдохла - то казак вильный сгинул!
кордонные, Железняк перешел границу: перед гайдамаками пролегла Правобе-
режная Украина, замученная панством да ксендзами, обобранная догола шин-
карями да арендаторами. "Пугу, пугу, пугу!" - от клича этого трепетал
мир бусурманский - веками, а теперь шинкари и шляхетство надменное не
стыдились бегством спасаться: "Лучше жизнь лыковая, нежели смерть шелко-
вая..." На площадях сел и местечек Максим Железняк показывал народу "зо-
лотую грамоту" Екатерины II с печатями и подписями ее личными, призывал:
восставших росла, всюду возникали новые отряды, новые атаманы-Журба, Ши-
ло, Бандура, Швачка, Пикуль, Саражин, Москаль, Нос и прочие. Брали замки
уговором - именем Екатерины II! - а коли не открывались ворота, ломали
священные брамы ядрами...
ну не станем, жито и сено да солома наши отныне будут, кабанов режьте и
ешьте... Пугу-пугу-пугу!
воеводы князя Салезы Потоцкого; здесь их ждал Гонта.
гатый, на нем рукава вразмах откидные - вылеты. Кушак-пас плотно облегал
стройное, гибкое тело, а на пасе бренчала кривая дамасская сабля. Вокруг
шеи сотника тугие белые воротнички, он их застегивал запонкою с руби-
ном... Пан, да и только!
грамоте и языкам обучил; умом да храбростью Гонта в сотники вышел. По-
тоцкий ему деревни свои подарил - Россоши с Осадовкой; богатый дом у па-
на Гонты, ладная и добрая жинка, загляденье и дочки Гонтовы - портреты
семьи уманского сотника висят в храме села Володарки, где Гонта церков-
ным старостой... Но иногда нападало на Гонту раздумье, даже отряхивался:
ком гусей пас, его шельмовали как хама и быдло. С бритой головы сотника
печально спадал оселедец казачий, длинные черные усы свисали вдоль глу-
боких складок лица...
Максим Железняк подступил к Умани. А крепость была сильна артиллерией,
стерегли ее жолнеры и надворные казаки, которыми сам же Гонта и командо-
вал; в базилианской коллегии 400 богословов взялись за ружья, а панство
звенело саблями, заседая в цукернях. Знатного пана Цесельского уже пре-
дупредили, что Иван Гонта вот-вот переметнется к гайдамакам: родная
кровь Железняка ближе ему чужой крови Салезы Потоцкого! Время было неце-
ремонное. Гонту заковали в цепи, повели на площадь - вешать, Но жена
полковника Обуха раскричалась, что по наговорам нельзя людей казни пре-
давать:
нился он доброй пани Обух, крикнув ей по-латыни:
красный ковер разложен, на ковре сидят Максим Железняк с атаманом Шило,
горилку пьют. Обрадовались оба:
роду Балта, куда сбегались все конфедераты барские иосле разгрома. Кого
настигнут - сечь саблями!
брамы и хлынули в улицы города. Пощады никому не давали. Кровь за кровь.
Око за око.
дано богато выдам. Доживешь до лет моих, напиши правду - как гайдамаки
за волю вольную бились...
"Жители Короны, обитающие во владеньях шляхетских, королевских и духов-
ных, ваш час настал! Пришло время освободиться из неволи... пришло время
отомстить за все наши Пуки и терзания..." Народное восстание охватило
всю Украину, докатилось оно вплоть до Галиции, даже до Волыни - все вок-
руг сотрясалось от грохота гайдамацкой конницы: пугу-пугу... Наивные де-
ти степной вольницы, они слали русским властям в Киеве подробные рапор-
ты, отчитываясь в том, что сделали, и даже спрашивали - что делать им
дальше?
Балту, на Балту, и стелилась под потными животами лошадей трава степная,
трава дикая, трава высоченная.
привольные степи запорожские. Балта считалась городом польским, но через
Синюху был перекинут мостик, и стоило перейти через него реку - сразу
попадешь в турецкую Галту.
своей Галты они покрикивали в польскую Балту: