Чтение 77–й страницы книги ~Утоли моя печали~

не припомните, что произошло в ваших отношениях накануне пожара? Вы же не
ссорились?

Ярослав нащупал в кармане талисман, сказал сдержанно:

- Нет, не ссорились. И ничего особенного не произошло.

- Хорошо бы вспомнить все детали. Самые незначительные, на ваш взгляд.
Может быть, вы нарушили принципы вашего соседства?

- Вроде бы нет...

- Вы же наблюдательный человек! И память у вас отличная.

Разговор с Закомарным он мог каким-то образом прослушать, но знать
что-либо об их встрече с Юлией - вряд ли: посторонних в заповеднике не было,
и из егерей никто не приходил в Скит...

- Не могу сказать... Все как обычно, я ушел на Ледяное озеро и на
следующий день ночью увидел зарево.

- Но это же явно: Закомарный хотел наказать вас таким способом, выжить из
заповедника, - подсказал Скворчевский. - Вы ему стали мешать, вторглись в
какую-то запретную Область, увидели то, что не положено видеть.

- Что я мог увидеть? От Скита до Гнезда - тридцать километров по прямой.

- Например, вот этого человека. - Гость выложил перед ним фотографию. -
Посмотрите, не встречали его накануне?

На снимке был дядя Юлии - тот самый, что приехал за ней ночью на катере.

- Не встречал, - заявил Ярослав. - В это время всякое движение в
заповеднике запрещено.

- А как же девушка? - спросил Скворчевский и улыбнулся. - Была же у вас
девушка?

- Она и сейчас есть. И не одна. Он знал о "гареме", но при этом ничего -
о Юлии. И крыть ему было нечем, убрал в кейс фотографию.

- Хорошо, Ярослав Михайлович. Мы несколько отвлеклись... Итак, вам
следует поехать в Дворянское Гнездо, встретиться с Закомарным и отказаться
от прежнего решения. Пусть он восстанавливает дом.

- Что-то я не совсем понимаю...

- Что именно?

- При чем здесь внешняя разведка?

- А, вот вы о чем... Я могу вам приоткрыть дальнейший ход действий при
условии, если вы подпишете предварительное согласие на наше сотрудничество.
Сами понимаете, все связано с государственными секретами... - Он добыл из
кейса бумагу. - Конечно, это формальность, но обязательная.

- Я не давал согласия.

- Надеюсь, дадите!

- Должен огорчить вас...

- Вы не спешите, Ярослав Михайлович, обдумайте предложение, а также
оцените ситуацию, в которой находитесь.

- Пожалуй, ваша работа мне не подходит.

- Нет, поймите правильно! - вдруг спохватился Скворчевский, - Это всего
лишь первый этап нашего сотрудничества. У вас впереди отличная перспектива
работы за рубежом, но прежде надо пройти соответствующую подготовку...

- К сожалению, это меня не привлекает. Скворчевский спрятал бумагу и
достал новую.

- На вашем месте я бы не делал таких резких шагов. Ситуация у вас сейчас
щекотливая, не так ли? Подумайте и дайте мне знать вот по этому телефону. -
Он показал бумажку с цифрами. - Допустим, через два дня?

Ярослав отрицательно помотал головой:

- Нет, я уже сказал.

- То есть отказываетесь?

- С вашего позволения, да.

Полковник побродил вдоль фанерных стен, глядя себе под ноги, снова сел и
налил кофе.

- Мне показалось, мы найдем общий язык, Ярослав Михайлович.

- Это вам показалось.

- Не советую упрямиться, - жестко произнес Скворчевский. - Рычагов,
говорите, нет? А что за гарем вы там завели? Вы знаете этих женщин? Хорошо
знаете? А вот у меня есть сведения, что среди них есть преступницы,
находящиеся в розыске.

- Таких нет! И знайте, никого в обиду не дам! И не смейте трогать!

- Ну-ну-ну!.. Никто их трогать не будет. Живут, ну и пусть себе живут. Мы
же не звери... Если девушки ушли в хиппи, значит, есть причины, заболевание
общества. На Западе в этом не усматривают преступления. Я имею в виду только
ваш моральный аспект. Узнает ваша матушка, что живете сразу с...
одиннадцатью женщинами, - как отнесется к этому? Наверное, расстроится. Вы
же не мусульманин?

- Пусть это вас не тревожит, - отрезал Ярослав. - В отношении морали...
Не вам говорить. Женщины пришли жить в Скит, а не со мной.

- Да, чуть не забыл! - спохватился Скворчевский. - Ваша мама... Она в
монастыре?

Сказано это было без всякого намека, но Ярослав вдруг напрягся: почему он
спросил о матери? Все-таки ищет рычаг?..

- Странно, образованная, светская женщина, талантливый ученый, доктор
наук и вдруг - в монастырь, в уединение. У вас это наследственное?

- Это произошло не вдруг, - проговорил Ярослав сдержанно. - Она давно
решила уйти от мира. И когда я вернулся из армии, приняла пострижение.

- Как же теперь ее зовут? После пострига, насколько мне известно,
получают другое имя?

- Простите, полковник, это не относится к делу никоим образом, - отрезал
Ярослав. - Зачем вам ее новое имя?

Скворчевский вскинул свои пытливые глаза, поднял брови:

- Бог с вами, Ярослав Михайлович! Что вы подумали? Я же чувствую, что вы
подумали!.. Я спросил о матери только из соображений... дополнительной
информации, так сказать.

- В досье?

- Если хотите - да! А вы подумали черт-те что.

- Запишите: ее зовут теперь мать Илиодора. Скворчевский принял это к
сведению, порылся в кейсе и добыл какой-то бланк.

- Извините, Ярослав Михайлович, но вам нужно расписаться вот здесь. Это
подписка о неразглашении конфиденциальной беседы. Ничего не поделаешь, режим
секретности.

- Подписывать ничего не буду, - заявил Ярослав, раздражаясь от казенного
тона Скворчевского.

- Но почему? Это чистая формальность.

- Тем более... Не хочу оставлять автографы в собственном досье.

Тот помедлил, с сожалением спрятал бланк, дернул плечами.

- На нет, как говорят, и суда нет... Жаль, из вас вырос бы хороший
разведчик.

Скворчевский как-то проникновенно жал руку на прощание и так же смотрел в
глаза...

Ярослав вышел на улицу проводить непрошеных гостей. Их машина стояла за
территорией, приткнувшись к придорожным кустам. Было раннее утро, солнце
обозначилось на горизонте, от реки тянуло туманом и прохладой. Скворчевский
сел на заднее сиденье, хлопнул дверцей, Ярослав спрятался за створкой ворот
и прильнул к щели между досок. "Волга" с затемненными стеклами, тихо
поуркивая двигателем, медленно покатилась мимо и скоро исчезла за углом.

Гадостей от этих гостей можно было ожидать всяких, поэтому, вернувшись в
свой домик, Ярослав тщательно обследовал кресло и журнальный столик, затем
стены и двери: могли всадить "жучка" куда угодно. Иначе бы откуда ему стал
известен разговор с Закомарным? Наконец волнение и шпионские страсти
понемногу улеглись, Ярослав побрился под умывальником, сполоснул лицо и
начал собираться в дорогу. Отключил газ, воду, электричество - очень уж
ненадежной была проводка, - запер домик и сел за руль своей "Нивы".

Предложение работать во внешней разведке было не удивительным, в какой-то
степени закономерным; в эту службу вербовали из Института международных
отношений и с факультетов журналистики. Бывало, что кто-то из сокурсников
как-то незаметно исчезал с горизонта, и более человека никто не встречал.
Мало того, из студенческих альбомов вдруг пропадали фотографии, а то и
письма, если таковые были. Скорее всего менялись имена и фамилии, человек,
как химически пассивное вещество, растворялся в этой кислоте без остатка, и
скоро даже лицо было трудно вспомнить. И работа, с точки зрения Ярослава, не
казалась унизительной или недостойной. Каждому свое. Один в состоянии вести
двойную жизнь, вечно держать себя под многократным контролем, растворяться,
другой - нет. Но сейчас остался неприятный осадок какой-то грязи.

Это была не обычная вербовка: Скворчевский искал подходы к Закомарному и,
видимо изучая круг его знакомых, наткнулся на Ярослава...

Вернее, его интересовал не сам хозяин Дворянского Гнезда, а его гости, в
частности дядя Юлии и она сама...

И все-таки он не отступится! С женщинами вряд ли что сделает, они не
такие, чтобы их можно было обидеть или наказать. Но мама!..

После того как Юлию увезли, Ярослав долго искал утешения, усмирения своих
чувств и решил съездить к матери в Свято-Никольский монастырь. Не то что
вспомнил о ней, а почувствовал, что только возле матери, под ее рукой можно
успокоить мятущуюся душу. Это было уже после пожара, и в Скиту, точнее, в
каменном сарае жили женщины - Марианна-пленница, Олеся-зечка, Марина с Таней
и две Надежды - бывшие хиппи. Было на кого оставить хозяйство, и он сорвался
без всякого отпуска, даже директора не предупредил. С собой взял обгоревшую
икону, чтобы показать матери, из-за кого сердце болит и покоя нет, вместо
фотографии...

В Малоярославец он приехал на последней электричке, когда ворота
монастыря уже были заперты, а за ними лаял огромный сенбернар. Перелазить
через каменный забор было не то что опасно, а неловко: ничего себе, сын в
гости к матери приехал, да не куда-нибудь, а в женскую обитель. Ярослав
посмотрел на пулевые пробоины, оставленные едва ли не наполеоновскими
солдатами на фасаде ворот, - стреляли по иконе Богородицы и ни разу не