Чтение 77–й страницы книги ~На полпути с обрыва~

реальное живое существо. Мы же с вами -- привидения, фантомы.

-- Чепуха, -- проворчал ротмистр. Но он был не уверен в своих словах.
-- Есть только этот день и этот миг. За окошком перекликались часовые. --
Что на обед? -- крикнул ближний, второй ответил неразборчиво.

Ротмистр молчал, лежа на нарах. Профессор все мерил камеру шагами. Кора
задумалась -- она пыталась заставить себя поверить в то, что здесь
происходит что-то настоящее, реальное, что это ей не снится. Но убедить себя
трудно, потому что память Коры, как и память По-кревского, отказывалась
перенестись в настоящее. Оставленный ими мир был слишком близок и куда
реальнее этих бараков, этой духоты и уж тем более буйства ротмистра из-за
средневековой готской принцессы.

-- И все же мне все это не нравится. -- Профессор Калнин стоял у стены,
запрокинув голову и вперив взгляд в забранную решеткой щель окошка. --
Генералы что-то задумали. Гарбуй прав, они что-то задумали. Ты обрати
внимание -- они не были реально обеспокоены, в какое время попадут люди при
возвращении на Землю, -- а это для их планов должно быть ключевым моментом.
Если они решились на локальное вторжение и похищение военных машин и
технологий -- это хоть и звучит наивно, но значит, что их план
предусматривает обойти эту опасность. Но как?

-- Но может быть, это просто ловушка, игра -- может, они и не
собираются захватывать наш мир, потому что понимают, что могут лишиться
своего?

Коре было приятно разговаривать на равных с профессором и чувствовать,
что он не старается приспособиться к ней.

-- Интересно, -- сказал Эдуард Оскарович. -- И почему?

-- Потому что, -- сказал вдруг ротмистр, -- им нужна не война, в
которой они могут потерпеть поражение, а лихая подготовка к ней. Нужен образ
врага. Вы слышали об этом?

-- Я понимаю, что вы хотите сказать, ротмистр, -- согласился Калнин, --
пускай будет такая подготовка к войне, что война нам уже не понадобится. Мы
под шумок пересажаем всех смутьянов и заодно скушаем с хреном самого
президента.

-- А интересно, -- спросила Кора, -- президент это понимает?

-- Мне интереснее, понимает ли Гарбуй. Если понимает он, то сможет
убедить президента, -- сказал Калнин.

Загремел засов, дверь отворилась -- там стоял полковник Рай-Райи.

-- Выходите, -- приказал он, -- обедать пора. Ротмистр Покревский
отвернулся к стене. -- Все выходите, все, -- приказал полковник. -- Вас,
ротмистр, это тоже касается. Но если вы все еще настаиваете на дуэли со
мной, я не возражаю. Вот кончу сегодняшние дела, и после ужина сразимся на
пляже. -- Вы не шутите? -- Покревский вскочил во весь рост.

-- Я вообще не умею шутить, -- ответил полковник. -- Но хотел бы для
ясности сообщить вам, что сегодня все утро в моей комнате две женщины,
которые вам известны, приводили в порядок мой мундир, почти погубленный
вчера, когда я угодил в бетонную ловушку. Это я говорю не для оправдания, а
для сведения некоторых нервных господ. Принцесса же слишком черна и грязна,
чтобы меня соблазнить, и ни слова не понимает по-русски. --- Врете, --
сказал ротмистр.. , . -- А я полагал, что в вашей армии были приняты правила
вежливости между офицерами. Так что вы, ротмистр, остаетесь без обеда за
грубость старшему по званию.

Покревский сделал было движение к двери -- во-первых, он был голоден,
во-вторых, понял, что ведет себя не самым лучшим образом. Но гордость
заставила его остановиться. Так он и стоял -- высокая фигура в синем рваном
халате.

Но сердцу полковника не была свойственна жалость. Когда они поднялись
на второй этаж, он сказал: -- Покревский хотел меня убить и мог убить. Он
был груб со мной, хотя я его пожалел -- что мне стоило пристрелить его? Кто
бы меня осудил за это? Разве что вы, профессор?

--И я в том числе, -- согласился профессор. В столовой уже собрались
все остальные. Маленькая кучка людей с Земли, совершенно разных и чужих друг
другу. Журба прогудел:

-- Где же вы загуливаете, господа, разрешите вас спросить?

-- У тебя, Кора сзади к платью трава прилипла, -- крикнула Нинеля.

Она сделала в халате глубокий вырез и откромсала рукава -- получилось
платье-ублюдок, но, по крайней мере, оно соответствовало климату и
демонстрировало нахальные груди разведчицы.

Кора послушно постаралась отряхнуть платье сзади, раздался хохот Журбы,
ему вторила Нинеля. Миша Гофман криво усмехнулся. Принцесса Парра подвинула
к себе миску и без помощи ложки быстро пила из нее суп. У принцессы был
чудесный аппетит.

Под смех зрителей Кора дошла до стола и уселась на свое место.
Медсестры снабдили пришедших мисками с гороховым супом. Полковнику,
пожелавшему разделить трапезу с пленниками, вместо миски дали большую
фарфоровую тарелку и добавили к гороху кусок грудинки. Ну что же, он здесь
хозяин.

-- Сегодня начнем, -- сказал Рай-Райи, опустошив свою миску, --
собираться домой. -- Затем он протянул миску медсестре за добавкой.

Так как все понимали: не зря же полковник сел за общий стол -- слов его
не пропустили. И поняли молчание как приглашение к вопросам.

-- Возвращение добровольное? -- спросил Эдуард Оскарович.

-- Совершенно добровольное. Желающие остаться у нас могут остаться.

Полковник улыбнулся широко и бессмысленно -- получилась гримаса,
предназначавшаяся специально для профессора.

-- Есть ли какие-нибудь гарантии, что мы останемся живы? -- спросил
инженер Всеволод.

-- А какие могут быть гарантии? -- удивился полковник.

-- Я попал сюда, -- ответил инженер, -- потому что потерпел крушение в
воздухе. Мой махолет сломался. Как мне теперь понятно, падая к земле, он был
подхвачен вашим аппаратом и приземлился на мягкий склон по соседству с
лагерем. Если вы вернете меня в точку, где произошло крушение, я из нее
упаду на камни и разобьюсь. И этого я не желаю.

-- А может, вы сначала на кроликах попробуете? -- задумчиво произнес
Журба.

-- Зачем? -- спросил полковник. Он сделал вид, что не понял. -- Кролика
не жалко.

-- А вас, думаете, жалко? -- удивился Рай-Райи. -- Почему это я должен
вас жалеть?

-- Да потому, что между людьми есть гуманизм, -- ответила Нинеля. --
Так учит партия. Мы не кролики, мы звучим гордо.

-- Мы допрашивали вас и ваших товарищей, -- полковник поднес ко рту
миску и допил остатки похлебки, потом закончил: -- И поняли, что весь ваш
гуманизм и медйой монетки не стоит. В отличие от кроликов вы истребляли друг
друга миллионами. Так что не вам говорить о жалости.

-- Вы все путаете, -- рассердилась Нинеля. -- Мы уничтожали врагов в
порядке исторической справедливости. Как классовых, так и агрессоров.

-- Вот мы и уничтожим всех вас тоже в порядке справедливости. Должен ли
я думать о вашем гуманизме, если я за ваш счет могу сделать жизнь моих людей
лучше и сытней? Ну, отвечайте.

-- А вот задавать такой вопрос вы не имеете морального права, --
сказала Нинеля. Грейпфруты ее грудей согласно качнулись, и полковник замер,
зачарованный этим зрелищем, благо верхние половинки грейпфрутов поднимались
над вырезом в синем халате, как будто плавали в синем пруду. -- Потому что
наша человеческая жизнь не менее дорога, чем жизни ваших сотрудников.

Нинеля поправила халат, да так неудачно, что правая грудь вовсе
оголилась, и полковник зашелся в кашле.

-- Ладно, -- сказал Рай-Райи, -- наше дело военное -- как прикажут,
туда и стреляем. Пускай ученые изучают, начальство решает, а мы подождем
этих мудрых решений. Что у нас сегодня по плану?

Полковник достал блокнот, открыл его на нужной странице и некоторое
время шевелил губами, вникая в смысл слов.

-- Ясно, -- сказал он и хлопнул блокнотом. -- Значит, так, проводим
медицинский опыт на сексуальную совместимость наших пришельцев. Всем пройти
в душевую, там оставить одежду и остаток дня провести без одежды в
гимнастическом зале...

-- Боюсь, что это старая программа, -- в обалделой тишине произнес
Эдуард Оскарович. -- И если вы справитесь о том у господина Гарбуя или
господина Лея, они выскажут вам свое неудовольствие.

-- А что я могу поделать! -- Полковник вскочил и закричал, словно
призывал всех идти в атаку. -- Что я могу поделать, когда приказов десятки,
начальства в тысячу раз больше, чем вас, а я за все в ответе! Гарбуй и его
люди требуют, чтобы мы проводили исследования и опросы. Мое начальство
требует готовить вас к диверсиям! А я как мышь в плоскогубцах! С меня весь
спрос. Вы что думаете, мне нужно, чтобы вы голыми тут бегали и свальный грех
по углам устраивали? Раздевайтесь по плану!

-- Господин полковник, я вас призываю к разуму! -- рассердился Эдуард
Оскарович.

-- Ладно, запишем, что провели. Этим ученым недолго осталось здесь
командовать. Все свободны. А вы, госпожа Нинеля, останьтесь для разговора.

-- Ну вот, еще чего не хватало! -- воскликнула Нинеля с таким
наслаждением в голосе, что Журба произнес: -- Эх, вкатил бы я тебе десяток
розг! -- Помолчите, а то самому достанется, -- отпарировала Нинеля.

Вторая половина дня оказалась насыщенной событиями.

Но поначалу ничто не предвещало перемен. Если не считать того, что
тягостная жара постепенно превращалась в духоту, которая бывает перед
сильной грозой. В небе все густели облака, и порой солнце отыскивало в них
прореху, чтобы обжечь и без того измученные жарой тела людей, но затем все
заволакивало движением мрачнеющих туч, и уже погромыхивало где-то в
немыслимой дали над морем, словно там, за горизонтом, разгорелся морской
бой.