Чтение 77–й страницы книги ~Святой Грааль~

Он толкнул Томаса, тот упал навзничь на связанные руки, больно
хрустнули затекшие пальцы. Петр тут же встал над рыцарем, держа саблю
обнаженной, но голос его был успокаивающий:

-- Мы бы прикончили сразу, да не велено. Но ты не опасайся. Сами мы
убить убьем, но мучить не станем.

Томас с трудом сел, проговорил надменно:

-- Не виню. Вы -- простолюдины, разбойники. А вот сэру Горвелю
непростительно, что связался с вами. Все-таки он благородного
происхождения!

Коршун переглянулся с наемниками, расхохотался:

-- Благородного происхождения? Да мы перед ним невинные ягнятки.
Когда твой сэр Горвель идет через пустыню, змеи расползаются в страхе
перед его ядом. Стервятники улетают, а шакалы разбегаются, ибо где Горвель
-- им делать нечего!.. Разве вы знали его другим? Хоть сомневаюсь, что он
мог быть другим. Ладно, рыцарь, отдыхай.

Томас уперся спиной в крупный валун, сказал высокомерно:

-- Благодарю. Пречистая Дева в своей милости сотворила этот камень
заранее, чтобы мне было легче сидеть.

Коршун весело предложил:

-- Прекрасно! А ты, чужестранный паломник, сядь рядом.

Олег в трех шагах от них привалился спиной к гранитной скале,
составленной из торчащих камней, выступов. Его голова бессильно висела на
груди, кровь медленно капала на колени. Услышав Коршуна, он вскинул
голову, посмотрел мутным взором:

-- Благодарю, Мне тут удобнее.

-- Чем же? -- спросил Коршун подозрительно.

-- Непонятно? Я две ночи не спал, а так засну. Если это мои последние
минуты, то я хочу посмотреть на мир. Сэр рыцарь подтвердит, что я как раз
язычник.

Коршун вопросительно посмотрел на Петра, тот кивнул:

-- Креста на нем не было!

Коршун небрежно махнул рукой:

-- Перед смертью не надышишься... Ладно, сиди там, если оттуда
виднее... Эй, Павел и Петр! Не спускайте глаз, ясно?

Петр пробурчал недовольно:

-- Куда уж больше? Прямо за ноги держим.

Оба сели перед Томасом, мечи лежали на коленях. Посматривали и на
Олега, тот оказался почти за их спинами, но варвар выглядел вконец
изможденным, залитый кровью, а веревка на его скрученных за спиной руках
сдержала бы слона. Вдобавок Коршун, который помнил о троих погибших, велел
потуже стянуть варвару ноги. Томас сидел, упираясь в валун, выпрямлял
спину -- не желая чтобы подумали, будто скис перед смертью. Глаза надменно
смотрели поверх голов наемников, и Павел в конце-концов сказал нервно:

-- Коршун, этот железнобокий чересчур спокоен. У меня от его ровного
сопения прожигаются дырки в желудке. Давайте их прикончим и сбросим в
водопад.

-- А хозяин?

-- Скажем правду. Думаешь, не отдаст остальные деньги?

-- Заявит, что снова убежали. Похоже, его когда-то здорово напугали.

Павел опустился на корточки перед Томасом, покачал кончиком сабли
перед глазами высокомерного рыцаря:

-- Перестань скалить зубы!

Коршун сказал резко, с презрением в голосе:

-- Прекрати трястись! Он благородный рыцарь, голубая кровь! Трусит,
но держит гонор. Так у них, благородных, принято. А ты, дурень, принимаешь
за чистую монету.

Павел поерзал, подозрительно покосился на коршуна:

-- А зачем притворяться?

-- Не знаю, -- ответил Коршун с ядовитой усмешкой, -- у благородных
так принято. Но если поджилки трясутся, наблюдай за ними повнимательнее. И
ты, Петр!

-- Наблюдаю, -- заверил Петр хмуро.-- Я видел, как этот железнобокий
схватил Тетерю. Один раз давнул, а ни одной целой кости не осталось!
Сердце вовсе через горло выскользнуло...

Коршун и Павел нервно переглянулись, уставились на Томаса. Молодец я,
подумал Томас, уже сознание потерял, а рыцарской хватки не лишился. Жаль,
не помнил как было дело.

Перед ним сидел Коршун, черные глаза на плоском лице блестели, в них
отражались холодные звезды. Саблю не выпускал, трогал ногтем большого
пальца острие, как проверял совсем недавно сам Томас.

Стыд снова погнал горячую кровь к лицу рыцаря, он глухо застонал,
заставил себя надменно вскинуть голову и смотреть поверх голов презренных
наемников. Калика сидит всего в трех-четырех шагах за спинами Коршуна и
Павла, лицо было несчастное, с темными полосками засохшей крови. Он чуть
свел плечи, с трудом приподнялся, начал нервно ерзать, словно чесал спину
о камни. Томас смотрел непонимающе, ибо калика вроде бы не трус, уже
доказал, но сейчас явно нервничает, дергается от страха, все-таки не воин,
а всего лишь очень сильный мужчина, которому просто везло...

Вдруг Томас ощутил, как новая волна горячей крови хлынула к щекам, от
стыда замигал, едва не вскрикнул. Позор для благородного рыцаря так
подумать о мужественном паломнике, наверняка тот выбрал плохое место лишь
потому, что сразу решил попытаться перетереть стягивающую его руки
веревку!

-- Вы все трусы, -- проговорил Томас как можно загадочнее, -- у меня
все равно осталась возможность вас уничтожить...

Пальцы Коршуна крепче сжались на рукояти сабли, а Петр и Павел
шарахнулись головами так, что искры вспыхнули в ночи, когда кинулись
ощупывать веревки на его ногах.

-- Какая возможность? -- потребовал Коршун.

-- Ты узнаешь, -- проговорил Томас медленно, не сводя с него глаз. Он
посмотрел на свои связанные ноги, и все трое наемников уставились на них.
Павел побледнел. Петр отпрянул. Коршун сцепил зубы, с размаха ударил
Томаса по лицу:

-- Ну?.. Пугай этих дураков, но я не таков!

-- Так ли? -- проговорил Томас. Из разбитых губ побежала кровь, но
все трое зато не отрывали глаз от его лица, не видели отчаянных усилий
калики. Тот смотрел угрюмо, отупело, лицо большей частью находилось в
тени, но что-то давало Томасу надежду.

Калика ерзал вверх-вниз, словно очень глубоко дышал. Вдруг Томас
замер, в страхе закусил губу, ощутив соленую кровь -- из-под спины калики
показались темная полоска, поползла вниз! Она была чуть темнее, чем сама
скала и сухая земля, Томас разглядел ее лишь потому, что напряженно
всматривался.

Сердце Томаса заныло в страхе и жалости: калика жестоко изрезал руки
о выступ, пытаясь перетереть веревку. Темная лужа ширилась, растекалась,
словно калика перерезал себе важные кровеносные жилы!

На миг Томас подумал, что калика решил погибнуть сам -- это лучше,
чем от рук презренных убийц. Но ведь он не благородного происхождения,
язычник и варвар, а те бьются за жизнь до последнего вздоха, до последней
капли крови, да и потом наверняка, когда дьявол тащит их души в ад, они
кусаются как только могут...

-- Я знаю, что говорю, -- сказал Томас значительно. Он повысил голос,
не давая отвести от него глаза.-- Думаете, я ничему не научился? За всю
длинную дорогу от своей северной страны за двумя морями до знойного
Иерусалима? Пока брал штурмом башню Давида, освобождая от неверных? Когда
карабкался на высокие стены Иерусалима?.. А внезапные налеты сарацинской
конницы на быстрых как пустынный самум конях?.. А их наемные ассасины,
перед которыми вы просто слепые котята?

Громким голосом он начал рассказывать случаи из победного похода
Христова воинства, и наемники слушали, не отрывая глаз: профессиональные
убийцы, они однако не покидали своего края, не видели ни жарких стран, ни
северных, не видели даже моря -- работы в неспокойное время для убийц
больше, чем для землевладельцев или плотников.

Внезапно Павел, самый подозрительный из троих, беспокойно завозился,
сказал дрогнувшим голосом:

-- Мне кажется, он болтает не просто так!

Петр беспечно хохотнул:

-- Еще бы! Старается не думать, что его ждет.

-- Нет, у него что-то созревает в котелке...

-- Скоро котелок расколется, и ты все увидишь, -- успокоил Петр.--
Давай, железнобокий, продолжай!

Томас раскрыл было рот, но в темноте послышался конский топот. Коршун
взял лук и стрелы, Петр и Павел -- сабли, все трое вытянули шеи, глядя
через голову Томаса. Наконец Коршун сказал с облегчением:

-- Конь хозяина!.. Ну, рыцарь, ждать недолго.

На фоне звездного неба, со странно блестящими в лунном свете плечами
и головой словно посыпан инеем возник всадник. Конь фыркнул, заслышав
других коней, тихонько заржал. Коршун подобострастно бросился навстречу,
помог Горвелю сойти с коня. Следом появился на низком лохматом коне еще
всадник: Стельма, как понял Томас.

Горвель быстро доковылял до места, где сидел связанный Томас, одним
коротким взглядом сквозь узкую прорезь наградил неподвижного калику, что
сидел в забытьи, уронив голову на залитую кровью грудь, тут же повернулся
к блестящему рыцарю:

-- Все на месте?.. Я несся как джин! Вдруг стало страшно, что
какая-то пакость вмешается, все испортит. Это сам дьявол, а не рыцарь!

-- Мы справлялись и с дьяволами, -- заверил Коршун.

Горвель, прихрамывая, остановился перед Томасом. Сквозь прорезь
единственный глаз блистал как льдинка в лунном свете, а вместо другого
глаза Томас отчетливо видел красную впадину, похожую на адскую печь, в