перехватило, он молча похлопал старого воина по спине, отстранился. Редьярд
смотрел осуждающе, в глазах был холод.
переступал с ноги на ногу. Щеки Тревора раздувались, как у веселого хомяка,
только голос стал менее грохочущим:
кстати.
воин всегда держался отстранено, пренебрегал им как простолюдином, так и
рексом. Даже когда он вошел в нынешнюю мощь, когда окрестные конты сами
льстиво склонили головы, страшась близости такого соседа, Редьярд держался в
стороне, ни разу не назвал его рексом.
повода, чтобы заговорить. Кони неслись галопом, совсем редко переходили на
рысь, Фарамунд с наслаждением подставлял лицо встречному ветру. Земля
грохотала под копытами, этот стук будоражил кровь и странным ритмом
отдавался в черепе.
развевалась по ветру, Редьярд угрюмо смотрел на Фарамунда, лицо стало
бледным, а красивые выразительные глаза запали, словно после долгого поста.
выдавил: - Рекс!.. Конунг! Я впервые называю тебя конунгом, но, в самом
деле, ты... твое племя... ты уже больше, чем конунг. Ты собрал такое войско,
что в состоянии поглотить всю Галлию. Может быть, тебе даже удастся нанести
последний удар Риму... Но ты понимаешь, что это означает?.. Мы, франки,
ввергаем культурный мир в эпоху хаоса, мрака, невежества...
ничего ему не говорят, но вот то, что римляне должны уйти, исчезнуть, это
понятно даже деревьям в лесу. Там гниль всегда уступает место сильным
молодым дубкам. Вернее, не уступает, а молодые дубки теснят сами.
вскрикнул:
с менее культурными! И всегда побеждали! Цивилизованные эллины много веков
воевали с цивилизованными персами, цивилизованные македонцы разгромили
цивилизованную Мидию, еще более цивилизованный Рим покорил и Персию, и
Македонию, и Египет, и Элладу!.. И с тех пор правил миром. Не Рим, а
цивилизация правила миром! Но впервые... впервые!.. из темных отвратительных
лесов и вонючих болот вышла самая настоящая дикость, что тупо уничтожает всю
культуру!.. Я видел, как наши франки убивали ученых, юристов, поэтов... Для
них это самые бесполезные люди!..
когда тупо и остервенело разбивали молотами мраморные статуи в захваченном
римском городке, едва не бросился останавливать, когда вытаскивали из
библиотеки корзины с книгами и засыпали ими огромную яму на дороге...
чувствовалась и некая огромная, как гора, неправда.
взвизгнул, их бросило навстречу рвущему глаза и губы уже не ветру, а
урагану.
разговор шел о делах в Римбурге, Тревор с хохотом пересказывал Громыхало и
Вехульду сплетни, как дворовые, так и соседские. Редьярд ехал мрачный, лицо
вытянулось. Фарамунду на миг стало жаль удивительного человека, что страдает
не за свою долю добычи, а за чужие и непонятные народы.
Теснят еще более дикие народы! Звери из степи, что прямо на конях рождаются,
едят, испражняются, спят! Которые едят не только пленников, но и своих...
дикарей! Заодно и сами... окультуримся...
вставали на защиту Рима. Их называют федератами, верно?
становятся мелкими и жалкими. Почему у них пропадает воинская доблесть, как
только начинают помогать могучему Риму? Почему наши народы, не умеющие так
красиво шагать в ногу и разом бросать дротики, теснят, бьют, уничтожают,
захватывают их земли, насилуют их женщин, врываются в их дома?
сверкнула ненависть. Фарамунд понял, что красавец убил бы его тут же, если
бы это помогло остановить натиск на Рим.
Громыхало. Старому воину быстро наскучили рассказы о том, кто кого во дворе
нагнул, кто у кого ложку украл. Фарамунду показалось, что Громыхало чуточку
стыдно за Тревора, который рассказывал с удовольствием, жил в том мире, уйдя
из этого, свободного, чистого и погрузившись с головой в кухонный.
решительный и напряженный, как тетива на луке. Похоже, у него это копилось
давно, а выплеснуть решился только что.
то мы должны стать этим Римом сами! Взять от него все, скопировать... пусть
пока слепо, а потом мы и сами станем римлянами... даже если останемся
франками!
так же?..
раскинул руки, словно собираясь обнять весь свет:
говорят все чаще, но от этого никуда не деться!
может рухнуть! Это мы, полудикие франки, потрясены мощью и величием Рима,
необъятной империи, что тысячу лет правит миром, но культурные люди на то и
культурные, что знают: до Рима было бесчисленное количество таких же
империй!.. Была Персидская, была Македонская, были Египетская, были империи
хеттов, мидийцев, ассирийцев... И всегда все заканчивалось одинаково.
Империи рождались, росли, достигали зрелости, умирали. А на их руинах
возникали новые...
существовании коня, на котором сидит.
с такой силой, что в том месте показалось пылевое облачко.
выйдет!
мучительно долго. Она получила все, о чем мечтала: даже не бург, а свой
город, в котором быстро росли мастерские кожевников, оружейников, виноделов,
в пекарне день и ночь полыхал огонь, хлеб пекли вкусный, с румяной коркой,
как она любила с детства, а мастерицы шили ей платья, какие только она
желала.
подмигивал: как она сумела окрутить свирепого конунга, заставила выполнять
свою волю, на что она надменно улыбалась, но в груди росла злость. Это не
она заставила могучего воителя выполнять свою волю, а он продемонстрировал
полнейшее равнодушие к богатствам и землям, бросив ей такой огромный кусок!
крикам влюбленного в него войска. Навстречу захватам, когда пылают города,
когда врываются во дворцы, убивают мужчин, а рыдающих женщин распалено
насилуют прямо на трупах их мужей. А самых знатных привязывают на постелях,
чтобы всякий франк мог насладиться сладкой плотью нежных патрицианок...
что Фарамунд разбит, а сам он пал в сражении. В Римбурге повисало тревожное
ожидание, Тревор ходил мрачный, говорил успокаивающе, что такова судьба всех
отважных воителей, что первыми бросаются в сечу. И хотя Фарамунд в бою как
сам дьявол, но и дьяволу не уберечься в сече от брошенного в спину топора
или метко выпущенной стрелы. Рано или поздно все герои гибнут, только погань