Хорошо, хоть собеседники этого не замечали. Впереди был главный разговор,
там следовало быть чрезвычайно внимательным, чтобы не навредить себе или
что-либо не так понять. И хорошо, что в беседе с Кармадоном он больше
молчал. Как бы он стал спорить о тех же нравственных ценностях, какие
Кармадон не может передать детям? Ценности это были бы для Данилова?
Естественно, нет. "У них свое, у меня свое", - полагал Данилов... При всем
том, что между ними случилось, Данилову порой было жалко Кармадона
(однажды он даже сказал про себя: "по-человечески жалко", так увлекся). Он
закрывал глаза, видел Кармадона безвольным и горестным и сострадал ему.
Теперь хоть стал известен Данилову смысл пребывания Кармадона на Земле
синим быком (шкуру большого животного он хотел примерить на себя!).
Загадкой же было то, почему прежде Кармадон обожал ликер "Северное сияние"
и блюда железнодорожных буфетов, а теперь о них не вспомнил.
там закончилось санитарное время. Не заявлялся пока Данилов и в Пятый
Ученый Слой. Он и прежде посещал этот слой редко. Трудно было ему
поддерживать умные разговоры с образованными демонами. Себя Данилов считал
существом недалеким, неспособным воспринять учение мудрости. Не видел он в
них и особого смысла. Хотя по любознательности интересовался всякими
научными новостями. Сейчас от нечего делать он был не прочь заехать и в
Пятый Слой. Знакомых - и по лицею, и по былым развлечениям - у него
служило там немало. Давно не встречался Данилов и с однокашником - Новым
Маргаритам, братцем Кармадона. Еще в Останкине Кармадон сообщил Данилову,
что Новый Маргарит сделал смелую карьеру, попал в козыри, правда, при этом
облысел. Теперь Данилов узнал, как отнесся Новый Маргарит к дуэли брата и
его конфузу. Вряд ли сейчас он стал бы воротить нос от него, Данилова.
Впрочем, кто знает... Зачем ему Новый Маргарит, Данилов объяснить себе
толком не сумел. Или не захотел. То есть он понимал, что на встречу с
Новым Маргаритом толкает его помимо естественного интереса и некая
корысть...
и техасские штаны, Данилов сел в лифт и приехал в Пятый Слой.
купаться, даже если теперь купание было бы ему приятно. Шли опыты, и
молнии сверкали экспериментальные.
чеботах, тоненькую, чернобровую, но с холодными, будто стеклянными
глазами. Девушка подбежала к ручью, стала бросать в воду, как понял
Данилов, кусочки мелко порубленного яйца, сваренного вкрутую. При этом она
приговаривала: "Тети-хилоти, вас семьдесят семь, нате плату вам всем".
Данилов ушам и глазам не поверил. Будто шли средние (по людским понятиям)
века. Тогда лихорадок было семьдесят семь, и, чтобы избавиться от болезни,
следовало бросить в реку семьдесят семь зерен проса, или ячменя, или
какого другого злака, или же разрубленное на семьдесят семь частей яйцо.
По всей вероятности, сейчас Лаборатория Лихорадки ставила опыт
противодействия просу и яйцу. Сотрудник лаборатории, воплотившийся
отчего-то не в больного, как того требовали обстоятельства, а в весеннюю
лихорадку (зимняя должна была бы выглядеть жадной трясущейся старухой), и
швырял в воду кусочки яйца. Стоило пожалеть лабораторию - способов лечения
лихорадки издавна существовало множество. Больной мог есть кал собачий и
мышиный, пить кровь скота. Или, что приятнее, употреблять настойку навоза
на водке. Больной мог найти осину с расщелиной, пролезть через нее три
раза, оставив в расщелине хворь. Мог носить при себе нитку с двенадцатью
узлами. Мог сказаться отсутствующим, заколотить дверь дома и повесить на
ней табличку: "Его нет, уехал". Родственники могли положить больного на
телегу и мчать ее на бешеной скорости по канавам, рвам, камням, колдобинам
и тем самым вытрясти лихорадку. Они же могли с колами в руках гнать
больного в поле или в лес, а когда страдалец упал бы обессиленный, вбить
кол поострее рядом, пригвоздив болезнь к земле. Или хотя испугав ее.
Словом, средств хватало, и все они были верные. Естественно, специалисты
по лихорадке и прежде не сидели, сложив руки, привыкали к колам и гремящим
телегам и находили кое-что посильнее тех колов. Но это было давно. Еще в
пору юности Данилова все их старания и находки были названы устаревшими и
ненаучными. Что же теперь они снова вступили в сражение с вареным яйцом?
пришлось долго. Он побрел дальше. Встречу с Новым Маргаритом он желал
теперь оттянуть, заробел. "Неужели я его буду просить о чем-либо?" -
терзал себя Данилов. И он бродил по Пятому Слою, заглядывал в разные его
закоулки.
ущельем, каменистым дном океана (чудища плавали над головой Данилова), то
корпусами и ангарами (правда, без стен и без крыш) с металлической (или
какой там) арматурой, переплетениями труб, изломанными прозрачными
сферами, исполинскими колбами и сосудами, то коридорами или тоннелями,
уходящими неизвестно куда. Там и тут виднелись таблички с названиями
учреждений.
вагонетки, плавали то ли дирижабли, то ли аэростаты, шастали и летали
ученые демоны, спешили по своим заботам. Иногда кое-кто кивал Данилову на
ходу, попадались среди кивающих и знакомые, но разговоров не возникало.
Пора была трудовая.
"Оранжерея летающих тарелок", "Институт оптимальных способов расчесывания
зеленых волос русалок" ("А еще, что ли, у них есть какие волосы?" -
задумался Данилов), "Академия Дурного Глаза", "Склад искусственных
интеллектов", "Зал тонких умствований", "Институт вывернутого чулка",
"Склад исторических личностей". В этих названиях для Данилова не было
ничего неожиданного. Одно его остановило: "Комиссия по использованию
утопших музыкантов". То, что утонувшие музыканты используются, Данилов
знал всегда, но вот комиссия была для него новостью. Он сразу же захотел
ее посетить. Но как бы он туда зашел? Что бы сказал? Принес, мол, новые
сведения по интересующему комиссию вопросу? Но что ее интересует? Именно
это Данилов и хотел бы узнать... Он постоял, постоял у двери комиссии,
потоптался и пошел дальше.
обменялись кивками), и уронил несколько горшков с рассадой. Данилов поднял
эти горшки и, ни слова не говоря, понес их, предложив тем самым знакомому
помощь. Тот от нее не отказался. "Куда он приведет меня?" - гадал Данилов.
Оказалось, что в Оранжерею летающих тарелок, называемых также на Земле
неопознанными летающими объектами. В теплом воздухе под стеклянными
сводами они росли на зеленых стеблях и стволах. Малые и большие. И
действительно, как кухонные тарелки. И размером посерьезнее. С покойный
лайнер "Куин Мэри". В ангаре за Оранжереей валялись средства доставки
тарелок на Землю. Многие в Девяти Слоях к тарелкам относились критически,
считали их баловством. Они и были баловством. Но отчего же и не
баловаться?
Знакомый деловито объяснил Данилову, что недавно устроено шестнадцать
новых теплиц, там средние тарелки будут воспитываться в течение семнадцати
дней. А раньше им и двадцати двух дней не хватало. "А качество не
пострадает?" - спросил на всякий случай Данилов. "Не должно быть", -
ответил работник Оранжереи. Правда, не слишком уверенно. Потом он добавил
сердито: "Эх, кабы натуральный навоз шел на подкормку, а не эти порошки!"
Насчет навоза Данилов выразил полное согласие. С плодами местных теплиц
Данилов встречался на Земле. Летали они красиво, таинственно и бесшумно,
вызывая у людей противоречивые чувства.
Треугольника". Для Данилова загадкой была судьба самолета "Стар-Тайгер",
сгинувшего в сорок восьмом году (об остальных случаях Данилов имел
понятие). Он подергал ручку двери отдела. Но без толку. Возможно, в отделе
никого не было. Возможно, сотрудники находились нынче на объекте.
приближается к Академии домашнего хозяйства. В силу житейской
необходимости сам Данилов был кулинар, полотер и посудомойка, в помещения
академии он шел с любопытством. Сотрудники академии, хотя их исследования
и открытия не совершали переворотов, а могли лишь привести к мелким порчам
и потравам, трудились увлеченно. Видно, любили свое дело. Кто писал, кто
ставил опыты. Иные стояли у кухонных плит и печей - голландских, русских,
занзибарских, газовых, электрических, глиняных, у примусов и керосинок,
иные брызгали жидкостью на паркетные и мозаичные полы, иные поджигали
обои, иные старались проглотить пылесосом валансьенские кружева, иные,
накидав на ковры снега, выбивали из них пыль ружейными шомполами. Работы
всюду шли серьезные. Ученые личности составляли для людей мнимые рецепты.
На вид рецепты должны были быть как бы подлинными, но один или два
компонента их по давней традиции (и фараоны кушали пшеничные лепешки,
испеченные по тем рецептам) полагалось вводить ложные. Данилову попался
сейчас на глаза составитель рецепта для варки клецок. Как этот мученик
страдал над газовой плитой! Гремел кастрюлей, эмалированной, пятилитровой,
чадил, бранился. Клецки из манной крупы получались у него все ровные,
круглые и вкусные. Стало быть, брак. Ему надо было сварить клецки, которые
бы разбегались. Он и Данилова, стоявшего рядом, в усердиях не замечал.
Наконец сообразил: следует меньше класть муки. В пляс пустился от радости.
В кастрюле у него плавало теперь нечто безобразное, лохматое. Он тут же,
оттолкнув Данилова, бросился записывать рецепт. Ложные рецепты
отправлялись на Землю и с помощью известных усилий пристраивались потом в
серьезные кулинарные книги, в энциклопедии домашних хозяек, на страницы
журналов для семейного чтения. На столах сотрудников Данилов видел и
филадельфийские издания, и оффенбургскую "Бурду", и женский еженедельник
из Уагадуа, и тихую "Работницу" (Данилов всегда перелистывал ее у
Муравлевых). Теперь предстояло быть сплавленному на Землю совету насчет
Каменистый Артем
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман
Распопов Дмитрий