приглядывался к сестре: раздалась как-то вширь. Муж, щеголеватый,
смазливый, - нынче подторговывал щепетинным товаром, - по-прежнему не
понравился Федору. Как-то все балясничал, сыпал купеческим говорком,
разваливаясь на лавке, хвалился сапогами зеленого булгарского сафьяна.
Впрочем, видно было, что не так-то все легко и у них. В Угличе после
смерти князя Романа все переменилось. <Были за ним как у Христа за
пазухой!> - вздыхал шурин, и Параська вторила, будто век прожила в Угличе.
У Романа не было наследников, и Углич взяли себе назад ростовские князья.
Дмитрий уступил. По родству так приходилось. Да, видно, великий князь и не
хотел ссориться с ростовскими князьями. Угличане уже платили новый налог с
мыта ростовскому князю и уже недовольничали. Дмитрий Борисович с
Константином делились по жребию, кому Ростов, кому Углич, и не прошали
горожан. Шурин поругивал князь-романовых бояр, хвалился вечевым уложеньем,
а видно было, трусил и, подсаживаясь к Грикше, выпытывал: нельзя ли
податься назад в Переяславль? Грикша не отвечал ему ни да ни нет. Федор
отчужденно слушал, кивал сестре.
хлеб. Праздник как-то на диво быстро сменился буднями. Молодая не умела
прибирать ни в клети, ни в избе, плохо стряпала. В Берендееве все больше
возились со скотом, хлеба сеяли чуть. Феня хорошо обихаживала скот, лошади
ходили за ней, как собаки, а за собой следила не очень. Мать с братом
ругали ее неряхой. Мать кричала:
со двора приходила мокрая, подол в навозе, пахло от нее, как от лошади.
Грикша кривился:
Прохоровыми, только уже не в четыре, а в восемь цепов. (Прохор ныне женил
уже и третьего сына.) Убрали огороды, отмылись.
холодный осенний ветер. Волоклись рыхлые облака - предвестие ненастных
дней. Федор впервые выбрался с молодой женой по грибы. Поехали в челноке
на Семино.
гребла сильно, хоть и неровно, смотрела на Федора ясно. Он вдруг подумал,
что ведь любит: как-то быстро и привыкла к нему. Он глядел в задумчивости
на дальний берег, слушал скрип уключин и плеск воды...
скоро нашлась, ходила в западинке, вот и не слыхала Федора. Грибы
уродились. Вечером они несли к лодке полные корзины груздей и волжанок. На
берегу Федор предложил: <Искупаемся!> Феня разделась, робея: <Не гляди!>
Плавала она хорошо, Федор даже подивился: где выучилась?
митрополиту Максиму в Киев. Перед отъездом брата они побывали у него в
Переяславле. (Грикша недавно купил себе хоромину в городе.) Феня,
приоткрыв рот, оглядывала городское жило. А нынче, когда укладывались
спать у себя, в клети, спросила:
боярин. - Он усмехнулся опять: поди, и не помнит обещанья того! Накинул
руку, Феня сразу вся прижалась к нему.
Помедлив, Федор ответил:
последнюю встречу, ее с ребенком на руках... <С носом боярин, без носу
кошка>... Эх, Феня, Феня!
уж и посольское дело правил бы... Теперь с князем не погуторишь... Боярина
и то поди досягни... Что-то поделывает московский князь Данил? Данилка...
Данил Лексаныч! Строится все! А он тут, в деревне... Захотелось вылезти из
этого навоза, из мужицкого хомута своего, куда-то туда, вверх, на волю...
Жена - и вс°... Засосет ведь!
степь. Прошлогодний джут побил стада, измерли и овцы, и кони. Туданменгу
<стал безумен> и отрекся от власти. Телебуга, ставший ханом, с братом
Алгуем злобились на Ногая. Телебуга не мог простить неудачного похода на
угров, когда все его войско погибло в горах, и подозревал Ногая в измене.
Дело почти уже дошло до открытой войны.
предупрежденный Ногаем, уже ждал. Собрал владимирские полки, татарскую
конницу, а переяславцев стянул и вооружил еще до всякого известия.
трогал Феню за плечо. Федор наложил тяжелые торока. Нать бы заводного
коня! Дом тоже без лошади не оставишь. Третий конь был Грикшин.
мыслю, Андрей Лексаныч не снова ля татар подымает? За Семена гневается на
князь Митрия.
копыт. Косяки птиц в бледном небе тянутся к югу. По дороге - кучи ботвы
убранных огородов, курящиеся дымом соломенные кровли деревень.
приезжал сам Гаврило Олексич. Его сын, Окинф, что уже прозывался Великим,
объезжал полк. Стояли так несколько дней, жгли костры. Порошило сухим
колючим снегом. Любители слухов уже поговаривали, что воротят по домам.
Вдруг полк подняли враз. Начались скачки, передвижения. Сперва к Суздалю,
не дойдя - поворотили по Владимирской дороге назад. Измотанные кони плохо
слушались, ратники ворчали. Чуть не пополошились: <Татары!> Татары
оказались свои, от Ногая-царя посланные в помочь Дмитрию. Они шли мимо, и
Федор с завистью смотрел на ровный ход мелких и словно двужильных степных
коней. Татары оглядывали сгрудившихся, потерявших строй переяславских
ратников, выкрикивали что-то по-татарски. Один прокричал по-русски,
коверкая слова, дразня белым оскалом зубов:
ругался с воеводой татарского отряда. Издали показались кони под шелковыми
попонами, посверкивающее дорогое оружие. Сам князь Митрий подскакал. Долго
о чем-то толковали с татарами. Потом татарский отряд с гомоном двинулся
дальше, уходя за холмы.
шел бой, но их не двигали. Подскакал боярин:
горячего, все были злы и на пределе. Когда показалась татарская рать, полк
развернулся лавою. Скакали по стерне, чуть прикрытой снегом, все быстрей и
быстрей. Кони уже шли наметом. Сжав зубы, Федор твердил про себя:
доскакать, доскакать, доскакать! Посвистывали одинокие стрелы татарских
богатуров. Кто-то - не то сражен стрелой, не то споткнулся конь - полетел
с седла. Федор усмотрел краем глаза, не поворачиваясь. Татары, подпустив
русичей поближе, встретили полк ливнем стрел. Строй смешался, иные
закружились на месте, лава остановилась, готовая отхлынуть. Федор, зверея,
вырвал клинок, заплясавшего коня - в кровь стременами, конь, с храпом,
вылетел вперед. За ним, нарастая, ширилось: <А-ааа!> Татары поворачивали
коней, не приняв боя, уходили, пуская с оборота меткие стрелы в неровную
Николаев Андрей
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Суворов Виктор