и совершенно секретные доклады явных посланников, обнаруживающие, что цели
послов слишком часто бывают иные, чем объявленные в именных указах.
Донесения о восстаниях самарян, и иудеев, и африканских войск. Записи
допросов, сведения о числе восставших, точные сообщения о кощунственном
желании некоторых рабов в Ливии покончить с властью империи. Акты
вселенских соборов, подлинные записи решений отцов церкви, впоследствии
измененные по воле базилевсов, осуждения ересиархов, исследования для
причисления к лику святых.
эти свидетели сегодняшнего дня, уже превращающегося в день минувший, эти
творения безыменных авторов, которые, разрастаясь, подобно годичным
кольцам деревьев, будто сами собой дают драгоценный материал для истории.
Не лишенные лукавства и криводушия, как многие дела человека, записи эти
вопреки своему несовершенству бывают дороже дыхания тому, кто в
бескорыстном поиске правды не побрезгает и тайной священных опочивален
базилевсов.
заалтарная кладовая Софии. Хранитель актов империи носил белую хламиду
служителей Палатия; готы знали, что евнух не может быть кафолическим
клириком. Сначала солдаты отталкивали скевофилика, как вещь, которая
мешает. Но брань и угрозы раздражали, и кто-то раздробил безволосое лицо
рукояткой меча.
скамьями. Крыша снабдила черепицей. Тяжелые плитки снова посыпались на
готов, но солдаты уже ощипали ризы с икон. Масло из разбитых лампад
разливалось, огоньки заплясали на ларях с мелкой утварью, свечами и
фитилями. Загоралась деревянная резьба. В пробоины кровли, где была
сорвана черепица, тянуло, как в трубу.
ненужное старому, бывалому солдату. В ответ центурион указал на алтарь,
полный дерева. Оттуда выбросились такие языки пламени, что звезды на
потолке сразу почернели.
Затлели лари с ладаном. Удушающий дым затягивал базилику, исчезали балки
крыши, более толстые, чем человеческое тело. Из Софии Премудрости хлынули
дымные реки, пахнуло ладаном. Погибая, базилика кадила сама себе.
огненную, подобно Содому и Гоморре. Впрочем, огонь очищает. Добыча, взятая
усмирителями на Софии Премудрости, зачтется мятежникам, которые, как
известно, всегда устраивают пожары.
молодости, писал, подражая формам, завещанным его древними
предшественниками:
золоченая бляха на латной груди боевого коня, центурион Арий выскочил из
базилики.
не до того им было. Лестницы пылали, огонь отделил от мира всех, кто
забрался наверх. Там происходило самое обычное для всех войн и всех
восстаний.
не все искали такого убежища от мучительной казни огнем и удушьем. Иные с
удивительным упорством, отличающим человека, не верили в смерть. Цепляясь
за швы кладки стен, они пытались сползти вниз и еще раз схватиться с
Властью.
отчаяния боролось молитвенное песнопение: "Боже мой, в руки твои предаю
дух мой!" Исполняли 'его мужские и женские голоса.
остаться в охране, кому вернуться в строй. Он не был бы ни начальствующим,
ни даже солдатом, не умей он распорядиться сохранением добычи. Воюют,
чтобы добывать.
Месы. Сама Меса казалась пустой. Герулы, сочетая удар стрелы и меча,
приняли такое же построение как вначале, с той разницей, что стрелки
расположились на развалинах бань Зевксиппа, а не на ступенях сената, а
меченосцы ждали на площади, чтобы прикрыть стрелков.
идут, значит остерегаются неожиданности.
сплошной стены, но изрытой, как пчелиные соты. Портики служили кровлей для
двухэтажных лавок серебряников, менял, торговцев благовониями, пряностями,
тканями, восковыми свечами, сладостями и едой, мелочами обихода, обувью,
платьем. Выше портиков - окна, окна и окна дворцов, многоэтажных домов.
Ворота и въезды, узкие и широкие проходы, проулки, тупики, щели, берлоги -
только жившие здесь не рисковали заблудиться в густозастроенном и,
пожалуй, самом богатом из старых кварталов Второго Рима. Когда-то этот
квартал был опоясан восьмиугольной стеной и сохранил уже потерявшее
значение имя Октогона*.
товары. Что осталось - было походя растащено. С купола Милия комес Мунд
видел распахнутые двери, остатки сорванных ставен. Видел он и сплошную
толпу на площади Константина, перед входом Месы. Мунд не удивлялся
упорству мятежников, византийский плебс имел старую славу.
триста, четыреста. Головная сотня равняется с развалинами. Герульские
стрелки остаются сзади. А! Вот что он хотел знать! Из всех отверстий
Октогона посыпались вооруженные. Как? Со щитами, в касках! Мунд со своими
ипаспистами побежал вдогонку готам.
называемые демотами, так как их содержал не базилевс, а городские общины -
демы, носили оружие. Теперь это оружие, по указанию какого-то случайного
хранителя тайны, разыскали в забытых и замурованных склепах-тайниках
ипподрома под трибунами, за конюшнями и звериными клетками.
мечи превратились в подобие пил, а кинжалы, очищенные от коросты, стали
похожи на веретена; дерево щитов отрухлявело, ремни рассыпались, латы
ломались в руках, из касок выпадала гнилая кожа. Но все же это было
настоящее оружие - для безоружных. Его наспех чинили, в дыры щитов,
проеденные червями, продевали веревки, кузнецы выправляли и подколачивали,
что возможно.
не поспели почти все, кто считался красой и гордостью состязаний, кто
служил знаменем соперничавших партий ипподрома. Спрятались знаменитые
атлеты, борцы, гимнасты, мимы, великолепные в ролях героев. Да и
длинноволосые смельчаки в хитонах с раздутыми рукавами, гроза ночных улиц,
тоже не слишком пополнили ряды самочинных демотов.
никакой власти не имели и спешили, может быть чрезмерно, скорее пустить в
ход упавшее с неба вооружение. Минувшей ночью оружие удалось вывезти с
ипподрома, и старшины послали несколько добровольцев прокричать призыв.
Ранним утром на площади Быка, где происходило распределение оружия,
возникли много ссор. Сумрачность, озлобленность византийцев всегда
удивляли новичков, пока Второй Рим не перемалывал и их всеобщей жизнью без
завтрашнего дня, всеобщим соперничеством за один кусок - на четверых.
самодельным значкам, поднятым самыми догадливыми, они опознавали друг
Посняков Андрей
Акунин Борис
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия