Чтение 77–й страницы книги ~Двадцать лет спустя~

- За союзниками! - произнесла королева, качая головой.

- Ваше величество, - возразил лорд Винтер, - только бы мне найти моих
старых друзей, и я ручаюсь за успех.

- Хорошо, милорд, - произнесла королева с мучительным сомнением чело-
века, долго находившегося в несчастии. - Едемте - и да услышит вас бог.

Королева села в карету. Лорд Винтер, верхом, в сопровождении двух ла-
кеев, поехал рядом.

ПИСЬМО КРОМВЕЛЯ

В ту минуту, как королева Генриетта выезжала из монастыря кармелиток,
направляясь в Пале-Рояль, какой-то всадник сошел с коня у ворот коро-
левского дворца и объявил страже, что имеет сообщить нечто важное карди-
налу Мазарини.

Хотя кардинал и был очень труслив, все же доступ к нему был сравни-
тельно легок: он часто нуждался в разных указаниях и сведениях со сторо-
ны. Действительные затруднения начинались не у первой двери; да и вторую
тоже можно было легко пройти, но зато у третьей, кроме караула и лакеев,
всегда бодрствовал верный Бернуин, цербер, которого нельзя было умилос-
тивить никакими словами, как и нельзя было околдовать никакой веткой,
хотя бы золотой.

Итак, каждый, кто просил или требовал у кардинала аудиенции, у
третьей двери должен был подвергнуться форменному допросу.

Всадник, привязав свою лошадь к решетке двора, поднялся по главной
лестнице и обратился к караулу в первой зале.

- Проходите дальше, - отвечали, не поднимая глаз, караульные, занятые
игрою кто в карты, кто в кости, и очень довольные случаем показать, что
лакейские обязанности их не касаются.

Незнакомец прошел в следующую залу. Эта зала охранялась мушкетерами и
лакеями.

Незнакомец повторил свой вопрос.

- Есть у вас бумага, дающая право на аудиенцию? - спросил один из
придворных лакеев, подходя к просителю.

- У меня есть письмо, но не от кардинала Мазарини.

- Войдите и спросите господина Бернуина, - сказал служитель и отворил
дверь в третью комнату.

Случайно ли в этот раз, или это было его обычное место, но за дверью
как раз стоял сам Бернуин, который, конечно, все слышал.

- Я, сударь, тот, кого вы ищете, - сказал он. - От кого у вас письмо
к его высокопреосвященству?

- От генерала Оливера Кромвеля, - отвечал вновь прибывший. - Сообщите
это его высокопреосвященству и спросите, может ли он принять меня.

Он стоял с мрачным и гордым видом, свойственным пуританам.

Бернуин, осмотрев молодого человека испытующим взглядом с ног до го-
ловы, вошел в кабинет кардинала и передал ему слова незнакомца.

- Человек с письмом от Оливера Кромвеля? - переспросил кардинал. - А
как он выглядит?

- Настоящий англичанин, монсеньер, светловолосый с рыжеватым оттен-
ком, скорее рыжий, с серо-голубыми, почти серыми глазами; воплощенная
надменность и непреклонность.

- Пусть он передаст письмо.

- Монсеньер требует письмо, - сказал Бернуин, возвращаясь из кабинета
в приемную.

- Монсеньер получит письмо только от меня, из рук в руки, - отвечал
молодой человек, - а чтобы вы убедились, что у меня действительно есть
письмо, вот оно, смотрите.

Бернуин осмотрел печать и, увидев, что письмо действительно от гене-
рала Оливера Кромвеля, повернулся, чтобы снова войти к Мазарини.

- Прибавьте еще, - сказал ему молодой человек, - что я не простой го-
нец, а чрезвычайный посол.

Бернуин вошел в кабинет и через несколько секунд возвратился.

- Войдите, сударь, - сказал он, отворяя дверь.

Все эти хождения Бернуина взад и вперед были необходимы Мазарини,
чтобы оправиться от волнения, вызванного в нем известием о письме Кром-
веля. Но, несмотря на всю проницательность, он все-таки не мог догадать-
ся, что заставило Кромвеля вступить с ним в сношения.

Молодой человек показался на пороге его кабинета, держа шляпу в одной
руке, а письмо в другой.

Мазарини встал.

- У вас, сударь, - сказал он, - есть верительное письмо ко мне?

- Да, вот оно, монсеньер, - отвечал молодой человек.

Мазарини взял письмо, распечатал его и прочел:

"Господин Мордаунт, один из моих секретарей, вручит это верительное
письмо его высокопреосвященству кардиналу Мазарини в Париже; кроме того,
у него есть другое, конфиденциальное письмо к его преосвященству.

Оливер Кромвель",

- Отлично, господин Мордаунт, - сказал Мазарини, - давайте мне это
другое письмо и садитесь.

Молодой человек вынул из кармана второе письмо, вручил его кардиналу
и сел.

Кардинал, занятый своими мыслями, взял письмо и некоторое время дер-
жал его в руках, не распечатывая. Чтобы сбить посланца с толку, он на-
чал, по своему обыкновению, его выспрашивать, вполне убежденный по опы-
ту, что мало кому удается скрыть от него что-либо, когда он начинает
расспрашивать, глядя в глаза собеседнику.

- Вы очень молоды, господин Мордаунт, - сказал он, - для трудной роли
посла, которая не удается иногда и самым старым дипломатам.

- Монсеньер, мне двадцать три года, но ваше преосвященство ошибается,
считая меня молодым. Я старше вас, хотя мне и недостает вашей мудрости.

- Что это значит, сударь? - спросил Мазарини. - Я вас не понимаю.

- Я говорю, монсеньер, что год страданий должен считаться за два, а я
страдаю уже двадцать лет.

- Ах, так, я понимаю, - сказал Мазарини, - у вас нет состояния, вы
бедны, не правда ли?

И он подумал про себя: "Эти английские революционеры сплошь нищие и
неотесанные мужланы".

- Монсеньер, мне предстояло получить состояние в шесть миллионов, но
у меня его отняли.

- Значит, вы не простого звания? - спросил Мазарини с удивлением.

- Если бы я носил свой титул, я был бы лордом; если бы я носил свое
имя, вы услышали бы одно из самых славных имен Англии.

- Как же вас зовут?

- Меня зовут Мордаунт, - отвечал молодой человек, кланяясь.

Мазарини понял, что посланец Кромвеля хочет сохранить инкогнито.

Он помолчал несколько секунд, глядя на посланца с еще большим внима-
нием, чем вначале.

Молодой человек казался совершенно бесстрастным.

"Черт бы побрал этих пуритан, - подумал Мазарини, - все они точно ка-
менные".

Затем он спросил:

- Но у вас есть родственники?

- Да, есть один, монсеньер.

- Он, конечно, помогает вам?

- Я три раза являлся к нему, умоляя о помощи, и три раза он приказы-
вал лакеям прогнать меня.

- О, боже мой, дорогой господин Мордаунт! - воскликнул Мазарини, на-
деясь своим притворным состраданием завлечь молодого человека в ка-
кую-нибудь ловушку. - Боже мой! Как трогателен ваш рассказ! Значит, вы
ничего не знаете о своем рождении?

- Я узнал о нем очень недавно.

- А до тех пор?

- Я считал себя подкидышем.

- Значит, вы никогда не видали вашей матери?

- Нет, монсеньер, когда я был ребенком, она три раза заходила к моей
кормилице. Последний ее приход я помню так же хорошо, как если бы это
было вчера.

- У вас хорошая память, - произнес Мазарини.

- О да, монсеньер, - сказал молодой человек с таким выражением, что у
кардинала пробежала дрожь по спине.

- Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини.

- Кормилица-француженка; когда мне исполнилось пять лет, она прогнала
меня, так как ей перестали платить за меня. Она назвала мне имя моего
родственника, о котором ей часто говорила моя мать.

- Что же было с вами потом?

- Я плакал и просил милостыню на улицах, и один протестантский пастор
из Кингстона взял меня к себе, воспитал на протестантский лад, передал
мне все свои знания и помог мне искать родных.

- И ваши поиски...

- Были тщетны. Все открылось благодаря случаю.

- Вы узнали, что сталось с вашей матерью?

- Я узнал, что она была умерщвлена этим самым родственником при со-
действии четырех его друзей. Несколько ранее выяснилось, что король Карл
Первый отнял у меня дворянство и все мое имущество.

- А, теперь я понимаю, почему вы служите Кромвелю. Вы ненавидите ко-
роля?

- Да, монсеньер, я его ненавижу! - сказал молодой человек.

Мазарини был поражен тем, с каким дьявольским выражением произнес
Мордаунт эти слова. Обычно от гнева лица краснеют из-за прилива крови,