Чтение 77–й страницы книги ~Трое из навигацкой школы~

-- Ничего не известно, -- скороговоркой сказал Саша. -- Одно могу
присовокупить... Вот они, -- кивок на Бергера, -- говорят французу:

бумаги в обмен на паспорта! И еще сказали: отдашь бумаги, кати с
девицей в Париж.

-- А дальше что было?

-- Де Брильи выхватил шпагу, -- Саша с деланной наивностью повторил
этот жест, -- и началась битва.

Видимо, Бергер опять принял от спины Лестока только ему видимый сигнал,
потому что вдруг боком, мелкими шажками начал обходить кресло сиятельного
следователя, шаркая, приблизился к Белову и замер рядом с ним.

-- Ну? -- Окрик, как щелчок кнута.

Бергер поспешно переступил с ноги на ногу, набрал в грудь воздуха:

-- Я, ваше сиятельство... Обыск, ваше сиятельство... Не было бумаг! Де
Брильи без сознания... Я в доме туда, сюда! Все перерыл. -- Бергер отчаянно
жестикулировал, и не из его бессвязной речи, а из пластичной игры рук и ног,
которым отнюдь не мешало раненое плечо, Саша с удивлением узнал, что Бергер
ранил француза, что пока шевалье был без сознания наш герой, превозмогая
боль в проколотом плече, сделал полный обыск в доме и что только жесточайшая
горячка, помутившая разум смельчака, позволила де Брильи и девице Ягужинской
беспрепятственно бежать из особняка на болотах.

Этот полный самой бессовестной лжи и искренне сыгранного драматизма
рассказ совершенно подорвал как физические, так и моральные силы Бергера.
Ноги его странно обмякли, согнулись в коленях, щеки стали сизыми. Злорадно
ожидая, что курляндец не устоит и по-детски сядет на корточки, Саша подумал:
"Ну, каналья, сейчас я расскажу, как ты там делал обыск! "

Он уже сделал шаг вперед, чтобы Бергер понял и, боже, избавь, не оперся
об него своим тряпичным телом, и уже подыскивал гневные слова правды, как
чей-то голос (неужели это был он сам? ) твердо сказал:

-- Ваше сиятельство, господин Бергер рассказал все совершенно правдиво.
Де Брильи напал первый. Битва была жестокой. Бергер дрался, как лев, он мог
бы убить француза!

-- Этого еще не хватало, -- проворчал Лесток.

-- Обливаясь кровью, ваше сиятельство, Бергер делал в доме обыск очень
тщательно. Он не мог исполнить лучше вашего приказа, он сделал все, что было
в человеческих силах.

-- Что ж ты раньше молчал об этом? -- насмешливо спросил Лесток.

-- Я полагал, что это привилегия господина Бергера -- рассказать о
себе. Моя роль в этих событиях слишком ничтожна.

Лесток хмыкнул, откинулся в кресле, достал маленькую табакерку и стал
неторопливо запихивать в ноздрю большого мясистого носа табак. Глаза его
светились откровенной иронией, и Саша живо представил, как лейб-медик с
такими вот ироническими глазами насмешничает со всем миром -- азартно играет
в карты, пьет, угодничает с дамами, кляузничает на всех императрице. Видно
было, что он давно понял -- бестужевских бумаг нет и не будет, и теперь
забавлялся, глядя, как два плута выгораживают друг друга. По каким-то своим
законам этикета человеческих отношений Лесток не только не осуждал Белова и
Бергера за вранье, но даже признавал такое поведение единственно возможным,
считая, что честность в данной ситуации была бы только помехой. И еще Лесток
думал: "Нет, Шетарди, вам не удастся свалить на меня свои просчеты и ошибки!
Я хотел одного -- арестовать беглянку Ягужинскую, но агенты мои оказались
жалкими трусами. И более, господа французы, я никаких интриг не затевал... "

Саша оглянулся, желая посмотреть, что выражает физиономия Бергера --
удовлетворение, насмешку, благодарность? Лицо Бергера ничего не выражало.
Глаза его раздвинулись, облегчив переносье, щеки поджались и покраснели. Он
был спокоен.

В какой-то момент Саше стало смутно и пакостно, но он прогнал это
ощущение. Он пытался нащупать в глубине души если не угрызения совести, то
хотя бы легкое неудобство от того, что стал помогать Бергеру. Бергеру! --
который уже давно опростал свою совесть, выкинув на свалку такие понятия,
как "порядочность", "честь", да, он, Александр Белов, теперь в одной упряжке
с Бергером, а что делать, если жизнь такова?

Но, видно, рано Саша успокоился и занялся анализом души своей. Лесток
вдруг встал, запахнул золотой халат и прошелся по комнате.

-- Скоро в Москве будет еще один свидетель... -- сказал он жестко, --
сам Шетарди. А потому разговор наш не окончен. Вам известно, что такое дыба,
юноша, -- спросил он Сашу почти добромжелательно.

-- За что, ваше сиятельство? -- пролепетал тот.

-- Я просто хочу, чтобы вы поняли важность предстоящего вам разговора.
И ты тоже! -- крикнул он злобно Бергеру. -- Из Петербурга не выезжать!

Когда Саша выходил из комнаты, раздался неожиданный грохот, всхлип, и
все стихло. Нервы Бергера не выдержали, он упал в обморок.

В предрассветной мгле Саша дошел до дома. Друбарев не спал.

-- Милый Лукьян Петрович, простите меня. Простите, что навлек беду на
ваш дом. Простите, что... -- У Саши не было сил продолжать, ком стоял в
горле.

-- Да будет тебе, -- как-то буднично сказал Друбарев, поправляя ночной
колпак и надевая халат. -- Ты лучше скажи, как драгун от дома отвадить?

-- Возьмите перо... бумагу...

Старик покорно исполнил Сашино приказание.

--... и пишите самым красивым почерком. "Ваша милость! -- продиктовал
Саша. -- Я имею сделать вам чрезвычайно важное сообщение касательно событий,
приключившихся с некими документами в июле сего года". Подписи не надо.

Рука Друбарева дрожала, и немало испортил он бумаги, прежде чем написал
подобающим образом короткую записку.

-- Письмо это,, -- продолжал Саша, -- хоть подкупом, хоть обманом
должно лечь на стол Бестужева сегодня... завтра... ну, одним словом, как
можно быстрее. Иначе я погиб!

-- Через час... нет, через два, а то уж больно рано, я буду у Замятина.

Саша провалился в сон. Спать... и не чувствовать ни страха, ни злобы,
ни тоски, ни угрызений совести, и не дергайте меня за плечо, дайте, наконец,
отдохнуть!

Саша открыл глаза. Рядом на стуле сидел Лядащев.

-- Поздно же ты встаешь!

Саша сел, подтянул одеяло до подбородка.

-- Я ночью у Лестока на допросе был, -- сказал он, ожидая расспросов,
но Лядащев ни о чем не спросил, посмотрел на Сашу задумчиво и коротко
бросил:

-- Бумаги давай.

-- Какие бумаги? -- опешил Саша.

-- Не валяй дурака, Белов, бестужевский архив у тебя, я знаю.

-- Какой еще архив? С чего вы взяли? -- прошептал Саша, пытаясь унять
дрожь.

-- Не будем играть в прятки.

Коротко и четко Лядащев пересказал разговор с Алешей у решетки усадьбы
Черкасских.

-- Одно письмо ты уже передал по назначению. А где другие? Саша молчал,
кусая губы.

-- Спрятаны, -- сказал он, наконец.

-- Где?

-- В саду. Зарыты. Не здесь же мне их хранить! Вдруг обыск.

-- Лесток не знает, где эти бумаги?

-- Ни боже мой...

-- Одевайся, пойдем...

-- Куда?

-- В сад. Письма отрывать. Саша перевел дух.

-- Отвернитесь, Василий Федорович. Я встану, рожу хоть ополосну. Про
сад, это я так,.. сболтнул со страху... Кто ж бумагу в землю зарывает? Этих
бумаг, Василий Федорович, нет в Петербурге. Да не смотрите на меня так! Мы
их достанем. Я намедни в деревню к другу ездил... В Холм-Агеево... можете
проверить... так бумаги там. Спрятал их от греха. -- Саша говорил быстро,
словно невпопад, а сам натягивал чулки, кюлоты, волосы приглаживал
гребенкой. -- Только зачем вам эти бумаги-то? Им в Тайной канцелярии не
место. Сами говорили, одно дело кончается, другое начинается. Так? Бестужева
хотите под розыск подвести?

-- Не распускай язык!

-- А кому вы вообще служите, Василий Федорович; Я понимаю --
государству Российскому... Но государство из разных людей состоит...

-- А сам под розыск не хочешь, Белов? Вот там, на дыбе, все и выяснишь.
Кому я служу... кому ты служишь...

Саша сгорбился под мрачным взглядом Лядащева.

-- Простите, Василий Федорович... Ну, сболтнул лишнее. Я ведь по гроб
жизни должен быть вам благодарен. Принесу я вам бумаги. Завтра. Утречком
съезжу за ними, а вечером принесу. А сегодня вы исполните одну мою просьбу.

-- Просьбу? Ах ты, щенок...

-- Погодите вы, не горячитесь. Видите ли, я обещал представить вас
одной даме.

-- Какой еще даме? -- заинтересовался вдруг Лядащев.

-- Госпоже Рейгель. Она приехала из Москвы с единственной целью увидеть
вас. Я давно знаком с этой удивительной женщиной. Умна! Хороша собой! Добра!
Богата!

Лядащев ошалело смотрел на Сашу.

-- Ну и ну... Иногда мне кажется, Сашка, что ты на службе у сатаны.
Только Вельзевул мог уполномочить тебя стать посыльным госпожи Рейгель. Я
согласен пойти с тобой к этой даме. Но после визита... -- Глаза у Лядащева
сузились, приняв нехорошее, злобное выражение.

Господи! Спаси и оборони! Что им всем от меня надо? И Лестоку, и
Бергеру, и Лядащеву? Я еще пытался, как дурак, угрызаться совестью, что
помогал Бергеру, что лгал на допросе... Я обману целый мир, если обманом
надо мостить дорогу к тебе, Анастасия!