реносном смысле) пролили слезу о прискорбном непостоянстве французской
столицы, я спросил, нет ли для меня писем.
Мадемуазель, видать, больно опаслива.
век и спрашивает, нет ли у меня каких вестей от капрала, который хвалил
мое белое вино. А я говорю: "Какие уж известия от иголки в стоге сена?
Мое вино все как есть хвалят". (Ах, мадам Жюпиль, мадам Жюпиль!) А он
мне и говорит: "Я про того капрала, которого зовут или звали Шандивер".
Тут я как закричу: "Как так звали! Да неужто он помер?" - И, честно вам
скажу, даже слеза меня прошибла. А он отвечает: "Нет, мол, не помер, и
вот вам лучшее тому доказательство, скоро он самолично явится сюда, к
вам, и будет спрашивать, нет ли ему писем. Тогда вы должны ему сказать
что, ежели он ждет письма от... - Постойте-ка, я записала имя на бумажке
и сунула ее в бокал... вот она... - от мисс Флоры Гилкрист, так пускай
ждет в Париже, покуда его доброжелатель не сумеет передать ему письмо в
собственные руки. А ежели он станет вас про меня расспрашивать, скажите,
мол, я приходил от... - Постойте-ка, я и это имя записала... да, вот
оно... - от мистера Роумена".
ду этот человек?
хоже, управляющий либо дворецкий, а то и помощник нотариуса; одет эдак
просто, весь в черном.
что вы еще не приезжали. Я спросила, может, он хочет еще что вам пере-
дать, а он сперва сказал - нет, а потом говорит: передайте, мол, на се-
вере все идет хорошо, только пускай из Парижа никуда не уезжает, покуда
мы с ним не свидимся.
ную осторожность. Если на севере все идет хорошо, с какой же стати он не
передает мне письмо Флоры? Да и вообще, раз я в Париже, как оно мне мо-
жет повредить? Я уж готов был махнуть рукою на всякое благоразумие и не-
медля ринуться в Кале. Однако же распоряжение адвоката было ясно и нед-
вусмысленно, и на то, без сомнения, имелась своя причина, хотя и изъяс-
нялся он, по своему излюбленному обычаю, загадками. Да и посланный его
мог воротиться в любой час.
тановиться у мадам Жюпиль и запастись терпением. Вы, верно, скажете, что
не так уж трудно было убить время в Париже в те дни - между тридцать
первым марта и пятым апреля тысяча восемьсот четырнадцатого года. Вступ-
ление в столицу союзников, неслыханное предательство Мармонта, отречение
императора; на улицах повсюду казаки, редакции газет под началом новых
редакторов гудят, как ульи, и с утра до ночи сообщают парижанам самые
противоречивые сенсации; в каждом кафе новые слухи, на каждом углу драки
или скандалы; нескончаемый поток манифестов, плакатов, афиш, карикатур,
листовок с оскорбительными стишками... Все это доносилось до меня будто
сквозь сон, и долгими часами я бродил по улицам, поглощенный лишь своими
чаяниями и недоумениями. Пожалуй, то было не просто себялюбие, скорее
глубокое отвращение заставляло меня в те дни чувствовать себя чужим в
своей стране. Если этот Париж - действительность, тогда сам я лишь приз-
рак, пришелец из другого мира, тогда и Франция - та Франция, за которую
я сражался, а родители мои взошли на эшафот, - тоже только призрак,
страна, что никогда и не существовала, а патриотизм наш - лишь тень
бесплотной тени. Не судите меня слишком сурово, если за пять дней беспо-
койных, бесцельных скитаний я перешел мост, ведущий из страны, где у ме-
ня не осталось ни родных, ни друзей, а одно лишь бесплодное прошлое, в
страну, где, по крайности, одна живая душа нуждалась в моей любви и пре-
данности.
торане за бутылкой "Божоле" и завтраком я наконец решился, прямиком отп-
равился к себе на квартиру, попросил у мадам Жюпиль чернила, перо, бума-
гу и уселся за стол, чтобы известить мистера Роумена, что к худу ли, к
добру ли, но через сутки после получения сего письма я буду у него в
Лондоне.
пиль объявила, что меня желают видеть два господина.
вение в дверях появился... мой кузен Ален!
он понимающе усмехнулся, подошел ближе, положил шляпу на стол подле
письма, снял перчатки, подул в них и тоже положил на стол.
ворство, а впрочем, охотиться за вами проще простого.
бурной политической деятельности вы не пожалели трудов, разыскивая меня.
Но соблаговолите изъясниться кратко.
мого начала знал, что вы здесь. По правде сказать, я ожидал вас сюда еще
ранее, чем вы прибыли, и посылал своего слугу Поля с известием для вас.
получили? Я имею в виду известие.
кинул взгляд на письмо, - ...от которого вы, как я вижу, письменно тре-
буете объяснений. И поскольку вы уже готовы спросить, как мне удалось
проследить ваш путь сюда, в эту мерзкую дыру, позвольте вам сообщить,
что дважды два четыре и что, когда полиция идет по следу преступника,
она не преминет вскрывать его корреспонденцию.
с собою настолько, что голос мой был тверд, когда я ответил:
вышвырнуть вас в окно. Вы на пять дней задержали меня в Париже и доби-
лись этого, по вашему собственному признанию, при помощи самой обыкно-
венной лжи. Превосходно. Быть может, вы будете столь любезны и завершите
сие любопытное саморазоблачение, объяснивши мне, для чего вам это пона-
добилось?
совсем ясны, недоставало одной мелочи, только и всего. Теперь и эта ме-
лочь у меня в руках.
сложенный лист бумаги.
мый дядюшка, если угодно, - вот уже три недели как скончался.
де.
оскорбил память дядюшки непристойной бранью, лишний раз обнажив ничто-
жество своей души. Затем, спохватившись, продолжал:
атральную), которую его поверенный разыграл у его смертного одра; нет
нужды также повторять суть его завещания. Но, быть может, вы забыли, что
я тогда же честно предупредил Роумена о своих намерениях. Я обещал воз-
будить дело о незаконном давлении на умирающего и предупредил, что у ме-
ня есть тому свидетели. С тех пор у меня их даже прибавилось, но, приз-
наюсь, доказательства мои станут еще весомей после того, как вы любезно
подпишете бумагу, которую я имею честь вам предъявить. - И он швырнул
мне ее через стол.
парта под именем Шандивер и позднее под тем же именем заключенный в ка-
честве военнопленного в Эдинбургский замок, настоящим удостоверяю, что я
не был знаком с моим дядюшкой графом де Керуалем де Сент-Ивом, ничего от
него не ожидал и не был им признан как племянник до той поры, пока меня
не разыскал в Эдинбургском замке мистер Дэниел Роумен, который снабдил
меня деньгами, чтобы устроить мой побег из замка, потом тайно меня отту-
да похитил ночью и увез в Эмершем. Далее, я никогда в глаза не видал
своего дядюшки как до того вечера, так и после; а когда я его видел, он
был прикован к постели и, по всей видимости, уже в состоянии крайнего
старческого слабоумия. У меня есть основания полагать, что мистер Роумен
не полностью ознакомил его с обстоятельствами моего побега и в особен-
ности утаил от него, что я причастен к смерти моего сотоварища по заклю-
чению, некоего Гогла, бывшего кавалерийского унтер-офицера двадцать вто-
рого стрелкового полка..."
кументе. То было с начала и до конца сплетение лжи, искаженных фактов и
порочащих меня намеков. Я прочитал все до последнего слова и бросил бу-
магу на стол.
Афанасьев Роман
Громыко Ольга
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Белов Вольф
Каменистый Артем