Чтение 77–й страницы книги ~Бессоница~

Мир дрогнул, и неожиданно в зловонной норе стало немного светлее… И чуть-чуть просторнее. Запах не исчез, но его можно было переносить.

Возникло ощущение, будто они находятся в палатке битком набитой людьми с грязными ногами и потными подмышками, — не так уж хорошо, но какое-то время продержаться можно.

Внезапно Ральф увидел циферблат карманных часов с бешено вращающимися стрелками. Конечно, без зловония, пытающегося проникнуть внутрь него и забить глотку, гораздо лучше, но и опаснее — а что, если они выберутся отсюда завтра утром, когда от Общественного центра останутся лишь дымящиеся развалины? Вполне вероятно. Невозможно удержать время на этом уровне, кем бы ты ни был — шот-таймером, лонг-таймером или ол-таймером. Ральф взглянул на свои часы, но те остановились: он забыл завести их.

«Ты ничего не можешь с этим поделать, Ральф, так пусть все идет своим чередом».

Он попытался, думая, что старина Дор тысячу раз был прав, говоря, что лучше не вмешиваться в дела Лонг-таймеров. И вот теперь они — самые старые в мире Питер Пэн и Уэнди — проникли под волшебное дерево в некий призрачный нижний мир, знакомиться с которым у них нет никакого желания. Побледневшее лицо Луизы освещало неприятное красноватое свечение, в ее выразительных глазах застыл страх. Ральф увидел темные капли на шее женщины и понял, что это кровь. Она покусывала нижнюю губу.

— Ральф, ты в норме?

— Я забрался под старый дуб с такой красоткой, и ты еще спрашиваешь?

Я в норме, Луиза. Но нам лучше поспешить.

— Хорошо.

Ральф прощупал землю, поставил ногу на выступ корня, тот выдержал его вес, и Ральф соскользнул вниз по каменистому склону, ища ногой опоры и придерживая Луизу за талию. Юбка Луизы поднялась, обнажая бедра, и он вновь вспомнил Чаки Энгстрома и его Волшебный Жезл. Он был удивлен и раздражен, увидев, что Луиза пытается одернуть юбку.

— Я знаю, что порядочные женщины не задирают юбки без необходимости, но когда скатываешься по ступеням вниз в пещеру тролля, все правила поведения отступают на задний план.

Она растерянно, даже как-то затравленно улыбнулась:

— Знай я, что нам предстоит, я надела бы брюки. Мы ведь ехали только в больницу.

«Знай я, что нам предстоит, — подумал Ральф, — я собрал бы все деньги, какие у меня есть, и купил бы для нас билеты на самолет в Рио, дорогая».

Он осторожно пошарил вокруг второй ногой, отлично понимая, что если упадет, то окончит свои дни слишком далеко от «скорой помощи» Дерри. Как раз на уровне его глаз из земли вылез красный червь, осыпав лоб Ральфа тонкой струйкой сухой земли.

Казалось, целую вечность он не мог найти опору, затем нащупал ногой гладкий выступ дерева — не корень, а нечто, напоминающее настоящую ступеньку. Ральф соскользнул вниз, по-прежнему придерживая Луизу, и замер, выжидая, выдержит ли опора их вес или обрушится вместе с ними.

Она выдержала, оказавшись к тому же достаточно широкой для двоих. Они стояли на верхней ступеньке узкой лестницы, уходившей в глубину мерцающей красной темноты. Лестница была приспособлена для создания ростом гораздо ниже Ральфа и Луизы, так что им пришлось пригнуться, но все же лучше это, чем пережитый кошмар последних нескольких минут.

Ральф взглянул на рваный клин света над головой; в глазах его на грязном, потном лице застыла глухая тоска. Никогда еще дневной свет не казался таким желанным и столь далеким. Он повернулся к Луизе и кивнул, та, в свою очередь, сжала его руку и кивнула в ответ. Согнувшись, вздрагивая всякий раз, когда корни касались их спин или шей, они стали спускаться по лестнице.

3

Спуск казался бесконечным. Красноватое свечение становилось сильнее и зловоние Атропоса усиливалось. Ральф сознавал, что они оба, спускаясь вниз, тем не менее «поднимаются вверх». Ральф продолжал убеждать себя, что они делают то, что им нужно делать, и что за таким грандиозным событием обязательно следит хранитель времени — есть тот, кто обязательно даст им знать, когда и если время начнет поджимать их, — но все равно беспокоился.

Потому что, вполне вероятно, нет никакого хранителя времени, или рефери, или судейской команды в полосатых футболках. «Ставки сделаны», как сказал Клото.

В тот момент когда Ральф подумал, уж не ведут ли эти ступеньки прямехонько в ад, лестница кончилась. Небольшой каменный коридор — не более сорока дюймов в высоту и двадцати дюймов в длину — упирался в сводчатый дверной проем, за которым, пульсируя, вспыхивало красноватое свечение, напоминающее отраженный жар открытой печи.

— Идем, Луиза, но будь готова ко всему. Будь готова к встрече с ним.

Она кивнула, вновь поддернула юбку и прошла в узкий проем Ральф споткнулся о нечто, что, очевидно, не было камнем, и, нагнувшись, подобрал предмет, оказавшийся красным пластмассовым цилиндром расширенным с одного конца и зауженным с другого. После секундного размышления Ральф понял, что это такое; ручка скакалки.

«Пять-шесть-семь, убирайся насовсем!»

«Не лезь не в свое дело, Шот-таймер», — советовал ему Атропос, но Ральф влез, и не только из-за того, что лысоголовые врачи-коротышки называли КА. Он вмешался, потому что дела Атропоса касались и его самого, что бы там ни думало это чудовище. Дерри его город, а Луиза Чесс — его друг, и самым искренним побуждением Ральфа было желание сделать так, чтобы доктор N3 сильно пожалел, что вообще видел бриллиантовые серьги Луизы.

Он отбросил ручку от скакалки и продолжил свой путь. Мгновение спустя Ральф и Луиза прошли под аркой и замерли, оглядывая подземное обиталище Атропоса. Крепко держась за руки и глядя на все широко открытыми глазами.

Они больше, чем когда-либо, напоминали детей из сказки — но теперь уже не Питера Пэна и Уэнди, а скорее Ганзеля и Гретель, очутившихся в леденцовом домике колдуньи после многих дней скитаний в лесной чаще.

4

— О, Ральф. О мой Бог… Ральф, ты видишь?

— Ш-ш-ш, Луиза, ш-ш-ш.

Прямо перед ними была маленькая грязная каморка, одновременно служившая и кухней, и столовой. Помещение казалось убогим и жутким.

Посередине располагался стол, у которого, по мнению Ральфа, спилили большую часть ножек. Остатки еды — нечто серое, протухшее, киселеобразное, по виду напоминающее засохшую жижу на дне миски, — стояли на столе. Рядом примостился единственный грязный, колченогий стул. Справа от стола находился примитивный стульчак, представлявший собой просто ржавое металлическое ведро с водруженным на него туалетным сиденьем. Оттуда отвратительно несло. Единственным украшением каморки служило висящее на стене старое зеркало в бронзовой раме, такое тусклое, что, глядя в него, можно было подумать, будто смотришь сквозь толщу воды.

Слева от зеркала располагалось некое подобие кровати, состоявшее из грязного матраца и мешка, набитого то ли соломой, то ли сбившимся пером. И подушка, и матрац спазматически посвечивали потом существа, пользовавшегося ими. «Сны, прячущиеся внутри этой подушки, свели бы меня с ума», — подумал Ральф.

Где-то внизу — одному Богу известно, как далеко, — гулко капала вода. В арочном проеме на противоположной стене виднелось нечто вроде кладовой, где беспорядочной кучей были свалены разнообразнейшие предметы.

Ральф даже моргнул пару раз, словно желая убедиться, что он действительно видит все это.

«Да, это именно то место, — подумал он. — Здесь мы найдем то, ради чего пришли».

Луиза, словно в состоянии трансового гипноза, медленно двинулась в сторону второй арки. Ее губы дрожали от страха, но в глазах светилось безудержное любопытство — именно такое выражение, по мнению Ральфа, было у жены Герцога Синяя Борода, когда она открыла дверь комнаты" в которую ей запрещалось входить. Неожиданно к Ральфу пришла уверенность, что Атропос прячется за этой аркой, держа наготове ржавый скальпель. Поспешив за Луизой, он остановил ее у самой арки. Ральф схватил женщину за руку, приложил палец к губам и покачал головой, приказывая молчать.

Он присел на корточки, опершись рукой о грязный пол, словно спринтер в ожидании выстрела стартового пистолета. Затем ринулся в помещение (наслаждаясь податливостью тела даже в такой момент), сделав кувырок через плечо и катясь клубком. Ногой он задел коробку, рассыпая по полу массу вещей: непарные перчатки и носки, несколько старых книжек в мягких переплетах, шорты, отвертку с бордовыми пятнами — то ли краски, то ли крови — на стальном стержне.

Ральф встал на колени и оглянулся на Луизу, застывшую в проеме арки с прижатыми к груди руками. По обе стороны арки никого не было, лишь коробки, вплотную приставленные к стене. Ральф с удивлением читал надписи:

«Smirnoff», «J&B», «Jack Daniel's», «Gilbey's» <Торговые марки известных фирм, производящих спиртное и сигареты.>. Очевидно, Атропос питал тайное пристрастие к коробкам, словно скряга, который никогда ничего не выбрасывает.

— Ральф? Там безопасно?

Странное определение, но Ральф все же кивнул и протянул руку.

Луиза поспешила к нему, еще раз поддернув юбку и с возрастающим удивлением оглядываясь вокруг. Пока они находились по ту сторону арки в грязной, мрачной каморке Атропоса, кладовая показалась им большой. Но уже находясь внутри, Ральф понял, что помещение гораздо просторнее, оно напоминало склад огромного магазина. Целые ряды неровно составленных бутылок. Коробки стояли лишь возле входа; все остальное пространство было захламлено, являя собой на две трети лабиринт, а на треть — западню. Ральф решил, что даже такое определение, как склад, не совсем соответствовало действительности, ведь где-то в нем мог скрываться Атропос… И если он там, то, возможно, наблюдает за ними.

Луиза не спрашивала, что именно они ищут; по выражению ее лица Ральф понял, что теперь ей это известно. Когда она заговорила, от задумчивого тона ее голоса у Ральфа холодок побежал по спине.

— Должно быть, он очень стар.

Да. Очень стар.

Ярдах в двадцати от них, в глубине кладовой, наполненной тем же самым красноватым свечением, что и ведущая вниз лестница, Ральф увидел большое помятое колесо, лежащее на плетеном стуле, водруженном, в свою очередь, на треснувший гладильный пресс. От вида этого колеса Ральфу стало совсем худо; словно метафора, созданная его умом в помощь пониманию концепции КА, воплотилась в реальность. Он заметил ржавую стальную полоску вдоль внешнего ободка колеса и понял, что оно принадлежало велосипеду.

«Правильно, это велосипедное колесо, и ему никак не меньше века», — подумал он удивленно. Сколько же людей —наверное десятки тысяч — умерло в Дерри с тех пор, как Атропос приволок сюда колесо… И сколько смертей стало добычей Слепого Случая? В каких веках? Нельзя сказать; возможно, это тянется с самого начала, когда бы и как бы ни началось. И все это время Атропос забирал что-нибудь у каждого, кого он обманул… Здесь и хранились его трофеи.

Здесь и хранились.

— Ральф!

Оглянувшись, он увидел, что Луиза протягивает к нему обе руки. В одной она держала панаму с выемкой на полях, а в другой — темную расческу, которую можно купить в любой лавчонке за доллар двадцать девять центов. Призрачное оранжево-желтое сияние по-прежнему липло к расческе, что вовсе не удивило Ральфа. Каждый раз, пользуясь расческой, хозяин, словно перхоть, оставлял на ней немного сияния как своей ауры, так и «веревочки». Его не удивило также, что расческа лежала рядом с панамой Мак-Говерна; в последний раз он видел обе эти вещи вместе. Он помнил саркастическую ухмылку Атропоса, когда тот снял панаму и сделал вид, что причесывается.

«А потом он подпрыгнул и щелкнул каблуками».

Луиза показывала на старое кресло-качалку со сломанными полозьями.

— Панама лежала на сиденье. А расческа была под ней. Она ведь принадлежала мистеру Уайзеру, правда?

— Да.

Луиза немедленно протянула вещи Ральфу:

— Лучше ты возьми. Я не такая растяпа, какой считал меня Билл, но иногда я все же теряю вещи. И я никогда не прощу себе, если потеряю это. Ральф, взяв расческу, начал было засовывать ее в задний карман брюк, но, вспомнив, с какой легкостью Атропос извлек ее, положил расческу в глубокий боковой кэрман, затем оглянулся на Луизу, уставившуюся на панаму Мак-Говерна с видом Гамлета, философствующего над черепом своего бедного Йорика. Ральф заметил в ее глазах слезы, и женщина отвела взгляд.

— Он любил эту панаму. Билл считал, что в ней он выглядит молодым и щеголеватым, хотя это и не так, но он думал, что выглядит хорошо, и это важно. Ты согласен со мной, Ральф?

— Да.

Луиза бросила панаму обратно на кресло и повернулась к коробке, набитой одеждой. Как только она отвернулась, Ральф, нагнувшись, заглянул под кресло в надежде увидеть сверкание сережек. Если панама Билли и расческа Джо лежали здесь, тогда, возможно, серьги Луизы… Но под креслом ничего не оказалось, кроме пыли и вязаного детского башмачка.

«Невозможно, чтобы все произошло так легко и просто», — подумал Ральф, вставая и отряхивая колени. Внезапно на него обрушилась невероятная усталость. Они без всяких хлопот почти сразу же отыскали расческу Уайзера — хорошо, просто великолепно, но Ральф подозревал, что это лишь показная удача. Ему по-прежнему нужно было волноваться по поводу сережек Луизы ..и, конечно, сделать то, ради чего их сюда послали. Что это было за дело? Он не знал, а если кто-нибудь сверху и рассылал инструкции, до него они не дошли.

— Луиза, у тебя есть соображения по поводу…

— Ш-ш-ш-ш!

— Что? Это он, Луиза?

— Нет! Тихо, Ральф! Слушай!

Ральф прислушался. Вначале он ничего не услышал. Затем мысленно ощутил сжатие, щелчок. Очень медленный и осторожный на этот раз. С легкостью перышка, парящего в потоке теплого воздуха, Ральф скользнул немного вверх и услышал тихий продолжительный звук, похожий на скрип дверных петель. Было что-то знакомое — не в самом звуке, но в навеянной им ассоциации. Похоже на…

«… Сигнализацию против взлома или на сигнал дымоулавливателя. Это зовут нас».

Луиза ледяными пальцами схватила его за руку:

— Вот оно, Ральф, — то, что мы ищем. Слышишь?

Конечно, Ральф слышал Но чем бы ни был этот звук, он не имел никакого отношения к серьгам Луизы… А без них он отсюда никуда не уйдет.

— Ну давай же, Ральф, давай! Мы должны его отыскать!

Он позволил Луизе увлечь себя дальше в глубину кладовой. Во многих местах завалы сувениров Атропоса фута на три возвышались над их головами Как удалось такому тщедушному коротышке, мерзкой козявке, справиться, Ральф не знал — возможно, с помощью левитации, — но в результате он потерял ориентировку среди завалов, пока они блуждали, петляя, поворачивая и иногда возвращаясь назад Наверняка он знал лишь то, что теперь звук стал громче: по мере их приближения к источнику гудения тот превратился в жужжание насекомого, неприятно действующее Ральфу на нервы. Завернув за угол, Ральф увидел гигантскую цикаду, уставившуюся на него тусклыми черно-коричневыми зрачками размером с грейпфрут.

Хотя отдельные ауры предметов, сваленных в сводчатом хранилище, и развеялись, как исчезает аромат цветка, засушенного между страницами книги, они все же присутствовали здесь, под слоем зловония Атропоса — даже на этом уровне восприятия, когда все чувства Ральфа были разбужены и настроены, невозможно было, улавливая эти ауры, не испытывать к ним отвращения. От немых следов смертей жертв Слепого Случая веяло ужасом и патетикой. Ральф понял, что ужасное место — не только музей или логовище крыс; оно было языческим храмом, где Атропос исполнял собственную версию Святого причастия используя вместо хлеба и вина печаль и слезы.