основании не откинуть также и обязанности воздержания и все прочие, так как
ведь и они могут побуждать нас к поступкам, последствия которых могут потом
оказаться пагубными, как в приведенных примерах. Но если из того, что нам
кажется добром, выходит зло, то, значит, и наоборот, из того, что нам
кажется злом, может выход ить добро. Итак, не делать ли уж нам прямо зло,
чтобы происходило добро? К счастию, вся эта точка зрения сама себя
уничтожает, потому что ряд неведомых последствий может идти дальше, чем мы
думаем. Так, в моем первом примере, когда поборовший свою склонн ость к
напиткам г. X. косвенно воспрепятствовал чрез это будущему рождению великого
человека, - почему мы знаем, не причинил бы этот великий человек великих
бедствий человечеству, а в таком случае хорошо, что он не родился, и,
следовательно, г. X. прекра сно сделал, что принудил себя остаться дома.
Точно так же мы не знаем, какие дальнейшие последствия имело бы торжество
добродетели вследствие великодушно перенесенной пощечины; весьма возможно,
что это крайнее великодушие сделалось бы впоследствии поводо м к духовной
гордости, худшей, чем все прочие грехи, и погубило бы душу человека, так что
г. Y. хорошо сделал, что употребил насилие над своим гневом и помешал
проявлению великодушия своего собеседника. Вообще, мы можем с одинаковым
правом делать тут вся кие предположения о возможностях и в ту и в другую
сторону, не зная ничего достоверного. Но из того, что мы не знаем, к каким
последствиям могут привести наши поступки, вовсе не следует, чтобы мы должны
были воздерживаться от всяких поступков; такое закл ючение было бы
правильно, если бы мы, напротив, знали наверное, что эти последствия будут
дурными, а так как они равно могут быть и дурными и хорошими, то, значит, мы
имеем здесь одинаковое основание (или, точнее, одинаковое отсутствие
оснований) для дей ствия и бездействия, и, следовательно, все это
соображение о косвенных результатах наших поступков не может иметь никакого
практического значения. Чтобы оно имело действительно определяющую силу для
нашей жизни, нужно было бы нам не только знать ближайши е звенья в этом ряду
следствий, но так как за ближайшими мы всегда вправе предположить
дальнейшие, противуположного характера и разрушающие наше заключение, то,
следовательно, нам необходимо было бы знать весь ряд следствий до конца
света, что для нас не доступно.
не соображением о их возможных, но нам неведомых косвенных последствиях, а
побуждениями, прямо вытекающими из положительных предписаний нравственного
начала. И это так не только с
к Провидению, то, конечно, не без ведома Провидения человек обладает разумом
и совестью, которые внушают ему, что нужно делать в каждом случае в смысле
прямого добра, независимо от
верим также и в то, что оно не допустит, чтобы чьи-нибудь действия,
согласные с разумом и совестью, могли иметь окончательно дурные последствия.
Если мы сознаем, что одурять себя кр епкими напитками противно человеческому
достоинству, или безнравственно, то совесть не позволит нам рассчитывать, не
могли ли бы мы в состоянии опьянения сделать что-нибудь такое, что потом
могло бы привести к хорошим последствиям. Точно так же если мы п о чисто
нравственному побуждению, без злобы и мести, помешали разбойнику убить
человека, то нам и в голову не придет рассуждать, не вышло ли бы из этого
чего-нибудь дурного, не лучше ли было допустить убийство.
пьянство или разврат - сами по себе дурны и что должно от них
воздерживаться, на основании того же разума и той же совести мы так же
твердо знаем, что деятельная любовь хороша сама по себе и что должно
поступать в ее смысле, реально помогать ближним и защищать их от стихий
природы, от диких зверей, а также от злых и безумных людей. Поэтому если кто
по чистому побуждению человеколюбия вырвет нож из рук убийцы и избавит его
от лишнего
физическое насилие, чтобы помешать больному белою горячкой свободно бегать
по улицам, то он всегда будет оправдан своею совестью и общим сознанием, как
исполнивший на деле нравственное т ребование: помогай всем сколько можешь.
оно выводит еще большее добро, и, что особенно важно, этот второй род добра
получается при нашем прямом и деятельном участии, тогда как то добро,
которое извлекается из нашего зла, не касается нас и не принадлежит нам.
Лучше быть сотрудником, нежели мертвым орудием всеблагого Промысла.
казнь), не может быть оправдано с нравственной точки зрения, поскольку оно
отрицает в преступнике человека, лишает его присущего всякому лицу права на
существование и нравственное
точно так же не оправдывается с нравственной точки зрения и равнодушное
отношение к преступлению, оставляющее его без противодействия, так как здесь
не принимается в уважение право
ставится в зависимость от произвола худших людей. Нравственное начало
требует реального противодействия преступлениям и определяет это
противодействие (или наказание в широком смысле
средство деятельного человеколюбия, законно и принудительно ограничивающее
внешние проявления злой воли не только ради безопасности общества и его
мирных членов, но непременно также и в ин тересах самого преступника. Таким
образом, наказание по истинному своему понятию есть нечто многостороннее, но
его различные стороны одинаково обусловлены общим нравственным началом
человеколюбия, обнимающим как обиженного, так и обидчика. Терпящий от пр
еступления имеет право на защиту и по возможности на вознаграждение;
общество имеет право на безопасность; преступник имеет право на вразумление
и исправление. Противодействие преступлениям, согласное с нравственным
началом, должно осуществлять или во вс яком случае иметь в виду равномерное
осуществление этих трех прав.
преступника требуется прежде всего, чтобы виновный в преступлении был на
некоторое время лишен свободы. Если расточитель, по справедливости, в
интересах своих близких и в своих собственных, лишается свободы распоряжения
своим имуществом, то тем более справедливо и необходимо, чтобы убийца или
растлитель был лишен свободы в сфере своей деятельности. Для самого
преступника лишение свободы важно особенно как остановка в развитии
преступной во ли, как возможность опомниться и одуматься.
не только определяет его виновность, но и назначает ему наказание. Но при
действительном и последовательном устранении из уголовного права мотивов
отмщения и устрашения должно исче знуть и понятие о наказании в смысле
заранее (и в сущности произвольно) предопределяемой меры. Последствия
преступления для преступника должны находиться в естественной и внутренней
связи с его действительным состоянием. Суд, установивши факт виновности,
должен затем определить ее вид, степень ответственности преступника и его
дальнейшей опасности для общества, т.е. должен сделать диагнозу и прогнозу
нравственной болезни, но предписывать бесповоротно способ и
продолжительность лечения противно разуму. Х од и приемы лечения должны
изменяться соответственно переменам в ходе болезни, и суд должен
предоставить это дело пенитенциарным учреждениям, в ведение которых
поступает преступник. Эта идея, которая еще недавно могла бы показаться
неслыханною ересью, в
странах (напр., Бельгии, Ирландии), где допускаются условные приговоры. В
известных случаях преступник хотя присуждается к определенному наказанию, но
отбывает его действительно только при повторении им того же преступления,
если же не впадает в рецидив, то остается свободным, так как первое его
преступление считается за случайное. При других обстоятельствах условность
приговора относится к сроку тюремного заключения, который сокращае тся
сообразно последующему поведению преступника. Эти условные приговоры
составляют в уголовном процессе шаг вперед огромной принципиальной важности.
укрощаемыми зверями: сажали их на цепь, били палками и т.д. Еще лет сто тому
назад (и даже меньше) это считалось совершенно в порядке вещей, теперь же об
этом вспоминают с ужасом. Так как и сторическое движение идет все быстрее и
быстрее, то я еще надеюсь дожить до того времени, когда на наши нынешние
тюрьмы и каторги будут смотреть так же, как теперь все смотрят на старинные
психиатрические заведения с железными клетками для больных. Тепер ешняя
пенитенциарная система, несмотря на несомненные успехи за последнее время,
все еще в значительной степени определяется древним понятием наказания как
мучения, намеренно налагаемого на преступника, согласно принципу "поделом
вору и мука".
преступника есть не физическое его мучение, а нравственное излечение или
исправление. Эта идея, уже давно принимаемая различными писателями
(преимущественно теологами, отчасти философ ами и лишь немногими юристами),
вызывает против себя решительные возражения двоякого рода: со стороны
юристов и со стороны антропологов известной школы. С юридической стороны
утверждают, что исправлять преступника - значит вторгаться в его внутренний
мир и что общество и государство не имеют на это права. Но тут есть два
недоразумения. Во-первых, задача исправления преступников есть в разбираемом
отношении лишь один из случаев обязательного и положительного воздействия
общества (или государства) на его
Отрицая такое воздействие в принципе, как вторжение во внутренний мир,
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим
Лондон Джек