Чтение 77–й страницы книги ~Остров Крым~

закусывать. Кто-то налил им по рюмке "Метаксы", и солдаты, что называется,
"совсем захорошели".

-- Приятного аппетита, -- сказал хозяин. Десантники рты раскрыли, до
них только сейчас дошло, что с ними говорят по-русски.

-- По-нашему, значит, можете? -- спросил блондинчик.

-- Да ведь мы же ваши, -- вскричал хозяин. -- Мы ваши, а вы наши! У нас
здесь все, как у вас! Солдаты переглянулись и захохотали.

-- У нас так не бывает! -- хохотали они. -- У нас по-другому!

Оказалось, что один из них костромчанин, а двое из Калуги.

-- Сейчас вам старую песню споем, иностранцы, слушайте! А ну-ка дай
жизни. Калуга, гляди веселей, Кострома!

Скоро все кафе распевало старую -- оказывается, еще фронтовую! -- песню
и все дарили солдатам на память разную мелочь: часы "омега", зажигалки
"ронсон", перья "Монблан", перстни с камешками, ну и прочее.

Мустафа от стойки смотрел на солдат.

-- Ненавижу эту тупую сволочь, -- сказал он.

-- Напрасно, -- сказал Лучников и положил парню руку на плечо.

-- Я знаю вашу концепцию, ага, -- сказал Мустафа, -- следил за всеми
вашими речами. Не понимаю. Извините, я преклоняюсь перед вами -- человеком,
спортсменом, мужчиной, но когда я думаю о вашей концепции отвлеченно, вы
представляетесь мне горбатым и злобным уродом из подвалов Достоевского...

-- Отчасти ты прав, -- проговорил Лучников. -- Я горбат, но не зол.
Послушай, Мустафа, какого ты рода?

-- Ахмет-Гирей, -- небрежно бросил юноша.

-- Вот так даже? Гордый хан Ахмет-Гирей? -- удивился Лучников.

-- Вся наша гордость в прошлом, -- сказал Мустафа. -- Отец -- биржевой
спекулянт. Ему повезло, сейчас он в Афинах. Впрочем, как считаете, может,
ему вернуться? Может, станет секретарем райкома? Есть же прецеденты. Принц
Суфанувонг...

Вдруг он оборвал свою саркастическую речь и стал смотреть за плечо
Лучникова. Тот обернулся. Дверь в кафе медленно открывалась, но за ней не
было никого, за ней было солнце, и ветер, и беда.
... Пока они пили кампари и "Кокти", на бензозаправочной станции действительно созрела беда.

Кристина медленно продвигалась к колонке, и уже подошла ее очередь,
когда с другой стороны подъехал массивный "форд" с задними крыльями,
похожими на плавники акулы, проржавленный символ "золотых пятидесятых".
Кристина вспомнила вдруг, как в детстве в Чикаго, куда они с родителями
сразу попали после бегства из Польши, ее, крошку, восхищали эти огромные
машины. Сейчас такую редко встретишь, должно быть, ездит в ней какой-нибудь
сноб.

Так и оказалось -- снобейший сноб ездил в ржавой акуле: высокий сутулый
мужлан в короткой кожаной куртке, в брюках-галифе и в крагах! Машина была ид
середины столетия, водитель же являлся как бы из начала. На мгновение он
опередил Кристину и схватил шланг. Кристина улыбнулась ему и протянула руку,
как бы заранее благодаря за любезность.

--- Фер тебе! -- сказал мужчина и стал засовывать шланг в утробу своей
машины.

-- It's my turn, sir(15*), -- улыбнулась она еще раз, но уже несколько
растерянно, пожала плечами.

-- Фер тебе! -- повторил мужчина свое не очень понятное приветствие.

Наливая бензин, он смотрел на Кристину. На глаза его падали два пегих
крыла прямых сальных волос, престраннейшая улыбка обнажала десны.
Малопривлекательный господин, подумала она. Кто-то из очереди крикнул что-то
малопривлекательному господину по-русски -- дескать, некрасиво так вести
себя с дамами. Тогда тот распрямился и заорал, размахивая свободной рукой:

-- Надоели эти иностранные шлюхи! Хватит с нас иностранных шлюх! Куда
ни войдешь, всюду иностранные шлюхи! Хватит! Тошнит! Теперь наши пришли!
Русские войска пришли! Теперь мы всех иностранных шлюх разгоним!

Затем он извлек шланг из своего рыдвана и направил мощную струю бензина
прямо на Кристину.

Она была потрясена и не могла сойти с места. Бензин окатывал ее с ног
до головы и обратно, а она не могла двинуться. Кажется, и все в очереди были
потрясены таким неслыханным варварством. Немая сцена на бензозаправке,
статичные позы, раскрытые рты.

Долговязый маньяк между тем бросил шланг -- струя теперь заливала
сиденья открытого "питера", -- хихикая, уселся в свой "форд", закурил (! ),
бросил спичку в Кристину и поехал прочь.

В тот миг, когда открылись двери кафе, вернее, в следующий миг,
Лучников и Мустафа увидели несущуюся, крутящуюся, сказочно прекрасную
Кристину с пламенем на плечах и на бедрах. Странным образом, Лучников в
подобных ситуациях всегда реагировал мгновенно, Так и сейчас юный Мустафа
остолбенел, в то время как Лучников, сорвав с ближайшего стола скатерть, уже
бежал за Кристиной.

У Кристины был взрыв болевой эйфории. Она хохотала и уворачивалась от
Лучникова и от других преследователей. Кажется, единственное, что она
понимала в этот момент, что она сказочно прекрасна, что пламя за плечами и
на бедрах делает ее сказочно прекрасной, что мир вдруг преобразился
ярчайшей, полыхающей мечтой, а эти мужики с тряпками только и хотят, что эту
мечту у нее отнять.

Она уже была почти спасена: Лучников настигал ее сзади, а навстречу к
ней летел Мустафа, но вдруг она заметила сбоку барьер, за которым кончалась
асфальтовая площадка станции и начинался склон. Немыслимая красота цветущего
склона со скоплением тюльпанов и торчащими скалами. Она перешагнула через
барьер и ринулась вниз. Влетела сразу в какую-то скалу, влепилась в нее,
упала уже без сознания и покатилась вниз горящим комком.

Весь день был очень яркий, небо сверкало над всем Крымом, а мыс
Херсонес просто купался в сиянии моря и солнца. В разгаре дня Андрей
Лучников привез мертвую Кристину к Владимирскому собору. На обширном
паркинге перед вратами храма, выходящими к морю, к античным развалинам, к
крестам православного кладбища, было пустынно, стоял лишь зеленый старый
"фольксваген", по которому Лучников догадался, что отец Леонид здесь,
Осторожно, как будто боясь потревожить, Андрей поднял на руки тело Кристины.
Мустафа молча стоял рядом.

Андрей огляделся. Никакого трагизма не было на его лице.

-- Сейчас мы ее отпоем и похороним вот здесь же, на этом кладбище, --
деловито сказал он Мустафе. -- Это одно из самых удивительных, самых
прекрасных кладбищ, которые я когда-либо видел.

-- Так пойдем же, Андрей, пойдем в храм, -- осторожно потянул его за
рукав Мустафа.

-- Посмотри, мусульманин, как плавно переходит здесь Эллада в Византию,
а Византия в Россию, -- с улыбкой сказал Андрей. Он сделал несколько шагов в
сторону античного портика и прислонился к колонне. Он будто не замечал
тяжести мертвого тела на своих руках.

Гора серо-зеленого металла, авианосец "Киев", в это время медленно и
бесшумно проходила мимо мыса Херсонес в гавань Севастополя, Отчетливо видны
были фигуры матросов с загорелыми лицами на палубах гиганта. Поворачивались
антенны локаторов. Из недр авианосца поднимался очередной истребитель.

-- Эффектное зрелище, правда, Мустафа? -- с ленцой щурясь на солнце,
проговорил Лучников. Он положил тело Кристины на мозаичный пол с античным
орнаментом. Все перебинтованное, оно напоминало оголенный манекен. Лучников
закурил. -- Посмотри, как эффектно--- такая стальная гора проплывает мимо
античных развалин. Неплохо придумано, а?

-- Пойдем, Андрей, -- с тревогой сказал Мустафа. -- Пойдем в храм!

-- Посмотри, как поднимается с палубы этот удивительный ракетоносец, --
сказал Лучников. -- Самая современная техника. Вертикальный взлет. Вообще,
взгляни, как все это эффектно, с каким размахом поставлено. Посмотри, что
творится в небе-- вертолеты, кружат, как мухи...

-- Там... кажется, и наш один, -- проговорил Мустафа, глядя в небо. --
Взгляни, вон один выше всех, голубой с радужным знаком.

-- Это герой-одиночка! -- расхохотался Лучников. -- Неужели не
понимаешь? По замыслу сценария -- это герой-одиночка!

Авианосец миновал оконечность мыса, но все еще был очень близко,
вздымался из моря, как бы соревнуясь в экспрессии с самим храмом Святого
Владимира, построенным в начале века, на том месте, где первый русский князь
Владимир принял христианство.

Вдруг авианосец сказал огромным скучным голосом:

-- Отрядам Попова и Ерофеева построиться на третьей палубе для встречи
с представителями местного населения. Внимание. Командир корабля поздравляет
молодых матросов с началом несения службы...

Авианосец чуть-чуть развернулся, и голос слегка заглох.

-- Мустафа, ты понял наконец, что вокруг нас происходит? -- с улыбкой
спросил Лучников.

Юный красавец тряхнул головой, будто пытаясь рассеять наваждение:
пустынный мыс, полумузей-полукладбище, тяжелый, в византийском стиле русский
храм, гигантский, вползающий в Севастополь стальной храм Советов,
перебинтованный труп молодой женщины на мозаичном полу, ее хохочущий
любовник, развалившийся у колонны... Мустафа повернулся и побежал к церкви.

-- Это же киносъемки! -- хохотал Лучников, не заметивший его
исчезновения. -- Ничего не скажешь, американский размах. Браво, Октопус! Ты
затмишь сегодня "The longest Day" и "Apocalipce now"! Витася, поздравляю,
ты, конечно, постановщик! Браво, браво, гениально придумано! И флот
закупили, и авиацию, серьезная игра! А как вы между делом надо мной
поиздевались! Уверен, что вы и сейчас меня снимаете. Сцена сумасшествия в
античных развалинах. Я вижу, вы и без меня отлично справились со сценарием.
А смерть Кристи для вас -- просто подарок, правда? Может быть, и спичку в
нее бросил какой-нибудь ваш ассистент, какой-нибудь манхаттанский педрила?
Новый творческий метод -- съемка-хеппенинг! Браво! Как же я сразу не
догадался, что это-все с самого начала-- трюки Хэлоуэя. Я даже там, на
Площади Барона, не догадался, когда они всей своей экипой потешались надо
мной... Ну что ж, снимайте. Я буду хохотать. Вам нужно, наверное, чтобы я