выкатил голубые хохлятско-кацапские глаза.
обращался к Чирвякину. - Ну, так пусть пойдет и доложит начальству, как он
прозевал антигосударственный заговор, и мало - прозевал, сам
способствовал, транспорт обеспечивал, участвовал в антипартийной акции в
государственном доме, потом напился как свинья, а утром в самый важный,
решительный момент промахнулся с десяти шагов, промазал, слюнтяй, дал
уйти, пересечь все границы дозволенного предателю родины Сергееву!
друзей-соратников, на произвол судьбы в лапы вашего дурацкого комитета, он
специально так устроил, чтобы за руку нас не схватили. Ну признайтесь,
дорогуша, что о Сергееве известно? Да, был такой конструктор, да, умер,
славное дело продолжают ученики, а Варфоломеева как будто и не было
никогда...
- Спасибо тебе, славный ты наш человек.
капитан.
где шумели светло-зеленые березовые побеги, и изрек:
кошмар какой-то, что за лица, что за речи! Грум-бум-бурум-гурум, вот и вся
политическая платформа. Убожество мечтаний, верхи давно уже не могут, низы
по степи разбрелись, истину ищут. А страна несется в неизвестном
направлении, как тот паровоз без машиниста. Вчера Застава исчезла, сегодня
Южный, а завтра? Хорошо еще, если все кончится переименованием названий, а
если хуже - наводнение или всемирный потоп? Тогда чего прикажете? Вслед за
Шнитке в подводное царство молчаливых китов и карасей? Нет уж, дудки, тут
самое время у руля встать...
это было зрелище со стороны. Сейчас в березовой роще, в прохладном месте
отдыха жителей близлежащего микрорайона - Воскресенской слободки - уже
появились отдельные молодые мамы и бабушки с колясками и с удивлением
оглядывались, проезжая мимо занятой скамейки.
молоденькая женщина, показывая на странную компанию. - Нехорошие дяди. -
Ребенок заплакал, мамаша посюсюкала немного и взяла чадо на руки. - А
один, смотри, спортсмен еще, к олимпиаде готовится, потом прыгать будет
высоко-высоко, выше американских небоскребов.
Видно было, что он плохо переносит жару.
девчонкой. - А ты, старый, - обратилась она лично к Чирвякину, - як тоби
нэ соромно? Тьфу!
прикрепленный к лацкану добротного импортного костюма, и тут же
ретировалась. Караулов, довольный произведенным эффектом, победно отдал
последние указания.
Да, чуть не забыл. Марий Иваныч, что на квартире?
бумажник и отсчитал Чирвякину денег. - Вот, заплатите за три месяца,
думаю, они раньше появятся. Да, завтра Марта придет, приберется, чтоб ни
пылинки там, и не наследите... - Караулов повернулся, чтобы уйти
окончательно, но тут его остановил Трофимов.
получить?
приберегли, душевное поручение. А может, еще подумаете? Дело рискованное,
это вам не информацию на население собирать... Ладно, ладно, не
нервничайте, гражданин капитан. Вот ведь до чего разных людей университет
выпускает! Ну-ну, нам еще работать, черт его дери. - Караулов стал
серьезным и тихо шепнул на ухо, чтобы не слышал Чирвякин: - Софья
Ильинишна Пригожина. Вспоминаете? Ну как же, забыть такую женщину
трудновато. Вот она и есть наша зацепочка. Не дай бог, Руководитель
явится, а ее нет - представляете? А, ничего вы не представляете. Все дело
под откос пойти может, а промедление - промедление смерти подобно. Вообще,
поезжайте, как говорят теперь, в Питер и разыщите. Да учтите, возможно,
изменила фамилию, а может быть, и того хуже, руки на себя наложила. Не дай
бог, не дай бог... - не дожидаясь согласия, Василий Караулов захромал вон
из лесу.
следующее утро ее в лихорадке, с температурой под сорок сняли с постамента
и в беспамятстве доставили в больницу. Вначале определили в легочное, но
когда миновал кризис, возникло новое осложнение, и ее перевели в родильное
отделение. Там все и решилось. Преждевременные роды на седьмом месяце, и
на свет появилось рыхлое сморщенное существо, болезненный мальчик,
результат внебрачных отношений. Все пролетело как в тяжелом бестолковом
сне. Когда к измученным глазам поднесли недоразвитое тельце, ее тут же
стошнило. Потом ей было стыдно за эту минутную слабость, и единственным
оправданием оказалось одно обстоятельство. Ей почудилось, и это было
невыносимо, будто появившееся только что существо не плакало, а смеялось,
да еще и с особым хитрым прищуром. Ребенка тут же отобрали для сохранения
в специальных условиях, а она со стыдом вспомнила, как неловко, воровски
прятала большой живот на последнем свидании в бывшем государственном доме.
прибавлял на удивление быстро, да и Соня окончательно выздоровела и в
конце мая впервые вышла на Невский. Длинный, прямой, плотно заставленный с
обеих сторон домами в точнейшем соответствии с гравюрными проектами, он
встретил ее скользящим взглядом многотысячной толпы. То холодные,
равнодушные, то чуть смешливые, лукавые, а то и просто жадные,
заинтересованные, чуть ли не бесстыжие от чувства полной
безответственности глаза. Наводнение пройдено и забыто, сдано в долгий
ящик до следующего непредсказуемого раза. Так смотрят спасенные
утопленники, подумала Соня, замечая в толпе то здесь, то там редкие
задумчивые и чуть грустные лица. Было именно в них что-то замечательное,
исконное, может быть, даже родное, виденное где-то раньше, будто бы
давным-давно, до какого-то великого переселения, и будто бы даже
выражением своим доказывающее иную, истинно коренную свою прописку, не
Бурга, или Града, а далекого северного приграничного места с военным
охранительным названием. Может быть, все это ей только показалось от
грустного ностальгического настроения человека, внутренне иммигрирующего
на родной земле.
купила букет роз, завернутый смуглым человеком в прозрачную пленку. Тут же
распеленала колючее растение, равнодушно выбросила один цветок на асфальт
и пошла, уверенно ступая в задуманном направлении.
солнечное пятно дворцовой площади, теплое, влажное, парящее. Вверху, над
каменной дугой, в синем морском небе чернела повозка, два колеса, наездник
с венком в правой руке. Лошадей не видно, и казалось, сейчас неуправляемый
колесный механизм свалится вперед в желтое асфальтовое пятно.
стучаться в высокие дубовые двери, откуда-то понимала, что там ее не
поймут, ничем не обрадуют, наоборот, будут строить удивленное лицо: какая,
мол, здесь тюрьма? Какие узники, откуда? У нас гражданские лица. И будут
показывать за реку, шутя приговаривать, мол, есть Петропавловская
крепость, но вы опоздали лет на сто. Зачем ей это правдивое вранье? Она и
так знает правду, горькую, необратимую...
пыльное отражение, и положила на теплый камень дорогие цветы. Вот и все,
что осталось от их прежней жизни - грязное окно и цветы. С этих пор здесь
всегда будут цветы, твердо сказала себе Соня. И правда, едва выдавалась
свободная минутка, Соня тут же выбиралась на Дворцовую площадь с любым,
хотя бы и простеньким букетиком, убирала засохшие стебли, водружала
свежие, не давая оборваться живой цепочке. Так возникло удивительное
явление - в самом центре доподлинно изученного, исхоженного вдоль и
поперек города появилось необъяснимое торжественное место. Туристические
группы и прохожие с местной пропиской в паспорте одинаково удивленно
задавали себе один вопрос: отчего здесь, на краю знаменитого
революционного места, у стандартного пыльного окна советского учреждения
лежат цветы? Может быть, обнаружены новые исторические данные, и здесь
кто-нибудь бросал самодельную бомбу? Или выступал перед народом с
пламенной подрывной речью, а может, просто стояла баррикада, и шальная
пуля убила одного из вождей? Наверняка! Ведь не принято же поминать людей
лишь за одно то, что они никого не убили, не солгали, не предали; людей,
появляющихся на свет с одной лишь целью - любить и понимать красоту;
людей, чья польза - не больше, чем от перегноя, то есть обычное извлечение