ярости, похожей скорей на отчаяние от собственного бессилия - враги
постепенно уничтожали все, чем он дорожил. Они лишили его даже последнего
права оскорбленного воина - права на месть.
Манфрейм за стенами своего замка оставался практически не досягаем.
Полученной во время неудачного штурма информации для опытного воина было
вполне достаточно, чтобы понять: любая попытка взять замок штурмом обречена
на провал. Именно поэтому он оказался здесь, отказавшись даже от своего
первоначального условия о месте встречи в самом Китеже. Информация о том,
как попасть внутрь манфреймовского замка, стоила любого риска. В Китеже -
особенно последние недели осады - ему казалось, что все между ним и
Брониславой ушло в прошлое, что он окончательно забыл эту женщину и она
стала для него совсем чужой. И лишь сейчас, когда ее вновь не стало рядом,
он понял, как глубоко заблуждался.
В дополнение ко всем его бедам в небе кружились первые октябрьские
снежинки, холодный ветер нес от озера густой туман, и он знал, что после
настоящих заморозков, как только на болотах образуется прочная корка
наледи, огромные полчища татарской конницы под предводительством самого
Гирея подойдут к Китежу.
Он вспоминал свое первое прибытие в город, веселый перезвон колоколов,
княжеский терем, где, казалось, навсегда поселилась бесшабашное веселье, и
первое, по-настоящему поразившее его открытие - люди из той глубокой
древности, в которой он очутился, практически ничем не отличались от его
современников. Они так же любили, страдали, старались заботиться о
собственном благополучии, хранили верность друзьям и иногда их предавали...
"Пожалуй, последнее здесь случается реже", - подумал он, наблюдая за
Крушинским и вспоминая Васлава. Тут чувства выражены ярче, рельефнее, люди
ведут себя проще, они более открыты.
В глубине души он понимал, что не так уж и справедлив в своих выводах, одно
знал совершенно отчетливо: он не сможет допустить гибели этого мира,
города, приютившего его и ставшего ему домом, и если придется вместе с ним
погибнуть - ну что же, значит, такова его судьба...
Наконец Крушинский спрятал в карман свой крошечный аппарат и, недовольно
поморщившись, сказал:
- Или арометянин слишком уж осторожен, или он заманивает нас в ловушку.
- Где именно он назначил встречу?
- У Оленьего болота. Ты по-прежнему согласен на его условия?
- В конце концов, город или лес - разница небольшая. Если он человек
Манфрейма, засаду можно организовать где угодно. С тех пор, как вновь
похитили Брониславу, у меня появилось такое ощущение, словно кто-то включил
часовой детонатор. Дорога каждая секунда. В нашем положении привередничать
не приходится. Будем встречаться там, где хочет Фруст.
- Тогда нам придется протопать восемнадцать километров к северу от этого
места, - Крушинский уточнил расстояние, достав из своего планшета
пластиковую карту местности.
- Это хорошее место. Я бы тоже его выбрал на месте Фруста - к нему можно
подобраться только с одной стороны. Крутом непроходимые топи. Однажды я
пытался пройти до Оленьего острова, но мне это не удалось.
- У меня есть карта, на которую нанесены даже звериные тропы. А что тебе
понадобилось в местных болотах?
- Где-то в этом районе упал Меконг.
Вот и еще одна несправедливость - бесконечная череда уплотненных до предела
событий лишила его возможности всерьез заняться попавшим в беду другом.
Конечно, Меконг всего лишь машина, но его механическому мозгу была
свойственна преданность. Иногда Глеб замечал даже в точных и почти всегда
безошибочных аналитических выводах машины скрытое чувство юмора.
Меконг погиб, стараясь отомстить за него, а он так и не удосужился отыскать
хотя бы его обломки, чтобы посмотреть, что стало с электронным мозгом.
- Нам пора двигаться. Фруст предупредил: в пути могут быть различные
неожиданности.
- Это еще что за новости?
- По его сведениям, обо всех наших передвижениях очень скоро становится
известно Манфрейму.
- Не с его ли помощью? Знаешь, Юрий, мне все это начинает сильно не
нравиться.
- Думаешь, я в восторге? Но до сих пор мы лишь проигрывали Манфрейму по
всем пунктам. Ты сам сказал: нам не приходится выбирать.
Они собрали рюкзаки и начали свое продвижение к северу. Оба шли молча друг
за другом. Глеб шел вторым, поскольку карта была у Крушинского, и старался
оставлять на тропе по возможности меньше следов, хотя вряд ли его
осторожность имела какой-то смысл.
Тропа часто спускалась в распадки, где низкорослые березки вперемешку с
осинками едва-едва вытягивались выше человеческого роста. Под ногами
хлюпала вода - корка наледи была еще совсем непрочной.
Лес зеленел, радовался последним лучам редкого осеннего солнца, и казалось,
этот мирный пейзаж не может скрывать никакой опасности. Но после очередного
подъема тропа исчезла, и они очутились на невысоком холме, откуда
открывался широкий вид на окружающую местность. Впереди и немного правее их
маршрута в небо поднимались многочисленные дымы костров. Глеб насчитал
двадцать пять, потом сбился со счета и оставил это никчемное занятие. Итак
было ясно: впереди разбило походный лагерь какое-то многочисленное войско.
- Посмотрим, что там такое? - предложил Крушинский.
- А как же встреча? Разве у нас есть лишнее время?
- Когда доберемся до места, я свяжусь с Фрустом и сообщу о нашем прибытии.
Он не из тех людей, что станут беспокоить себя раньше, чем необходимо.
Ждать в любом случае придется нам.
После того, как решение было принято и они свернули в сторону костров, им
все чаще стали попадаться следы пребывания человека в этих диких местах.
Срубленные на дрова деревья, охотничьи ямы и силки...
- Большое войско, но не татарское.
- Почему ты так решил?
- Татары не забираются столь далеко на север и не ставят капканов на
лесного зверя.
- Могли и научиться за это время, - пробормотал Глеб, не слишком доверявший
следопытским изысканиям Крушинского.
Вскоре до них донеслись первые звуки большого военного лагеря: конское
ржание, окрики часовых. Друзья решили дождаться темноты и лишь затем
продолжить разведку.
- Странно все же, что нам позволили подойти так близко к лагерю. Накидки
накидками, но человек не может двигаться совершенно бесшумно. Не глухие же
у них стоят на постах!
- Ты стал чересчур подозрителен. Прошли же мы через татарский лагерь.
- Татары чувствуют себя хозяевами положения и могут позволить себе быть не
слишком внимательными. К тому же эти дети степей от природы довольно
беспечны. Но перед нами совсем не татары... Шатры как у русичей, доспехи
тоже русичинские, однако, кто они такие на самом деле, с этого расстояния я
определить не берусь.
Тихо переговариваясь, оба продолжали изучать лагерь. Время текло незаметно.
Порой ветер доносил до них запахи жарящейся на костре пищи, конского навоза
- обычные запахи, сопровождавшие любую длительную стоянку. Непонятным
оставалось лишь, чего они ждут так долго в этом диком месте, лагерь явно
был разбит здесь не первый день.
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий