ними сияли звезды, яркие, словно новые надежды... или дурные намерения. Он
посмотрел на Сюзанну, которая сидела, подобрав под себя култышки, на
Джейка, тот дожевывал буррито, на Чика, положившего голову на щиколотку
Джейка и не отрывавшего глаз от лица мальчика. Во взгляде зверька читалось
обожание.
Луне, скатившейся к самому горизонту.
на него, приподняв брови.
всегда был прав. И Эдди, надо сказать, сие частенько раздражало.
только вспыхнула у него в голове, он знал: это не так. К тому же он не
устал. Мышцы не затекли, хотя он сидел скрестив ноги с того самого момента,
как Роланд повел свой рассказ о Риа и хрустальном шаре. И по нужде, малой
или большой, ему не хотелось. И голода он не испытывал. Джейк дожевывал
последний оставшийся кусок, но, возможно, по той же причине, что побуждает
людей подниматься на Эверест... потому что он был. И с чего ему испытывать
голод или желание облегчиться? Костер не догорел, луна не зашла.
мысли.
рассказывал очень долго. - Он помолчал, посмотрел на свои руки, вновь
поднял голову, выдавил из себя неуверенную улыбку. - Я бы сказал, не один
день.
Не все ночи одинаковы. Дни - тоже... но ход времени мы особенно замечаем
ночами, не так ли? Да, в этом я уверен.
отчетливее услышал ее неприятный голос, словно над ухом вился настырный
комар.
Нетерпеливо глянула на Эдди:
Роланд боится.
Он огляделся. Канзас. Они в Канзасе. В непонятной реальности. В непонятное
время. Да только он чувствовал, что Меджис и все эти люди, которых он
никогда не видел... Корделия и Сюзан, Джонас и Брайан Хуки, Шими и
Красотуля, Катберт Оллгуд и Ален... где-то рядом. И потерянная Роландом
Сюзан тоже рядом. Потому что ткань пространства тут истончалась... как
истончается материя на старых джинсах. Эдди сомневался, что Роланд замечал
окружающую их темноту. С чего? По разумению Эдди, в сознании Роланда давно
воцарилась ночь... и до зари ой как не скоро.
с любовью.
Ее глаза наполнял лунный свет.
угасающий костерок, какое-то время молчал, и Эдди почувствовал, что он ищет
слова. Пробует двери, одну за другой, ищет ту, что откроется. А когда дверь
открылась, и Роланд увидел, какие за ней прячутся слова, он улыбнулся и
посмотрел на Эдди:
другой тяжелый наркотик, к которому развивается привыкание. И как любой
другой наркотик...
развивается привыкание, скучна... как только открытие сделано, поцелуи
быстро плесневеют, а ласки надоедают... Разумеется, речь идет не о тех, кто
разделяет эти поцелуи, кому предназначены эти ласки, от которых окружающий
мир становится красивее и ярче. Как и в случае с тяжелым наркотиком,
настоящая первая любовь по большому счету интересна только ее пленникам.
настоящая первая любовь опасна.
первой луной осени. Как бы то ни было, восход Охотничьей Луны воспринимался
как сигнал к переменам в размеренной жизни феода. Мужчины, выходя в море,
поддевали свитер под непромокаемые куртки, потому что ветер свежел и
становился гораздо холоднее. В больших яблоневых садах феода к северу от
Хэмбри (и в маленьких садах, принадлежащих Джону Кройдону Генри Уэртнеру
Джейку Уайту и замкнутой, но богатой Корал Торин) появлялись сборщики яблок
со своими лесенками. За ними следовали телеги, уставленные пустыми
бочонками. Заработали яблочные прессы и давильни, особенно самая большая, в
миле от Дома-на-Набережной, окутались сладковатым запахом. Вдали от берега
Чистого моря дни по-прежнему стояли теплые, небо оставалось безоблачным, но
настоящая летняя жара ушла вместе с Мешочной Луной. Последний укос начался
и закончился на одной неделе. Как всегда, сена он дал совсем ничего, и
ранчеры и арендаторы дружно ругали его, чесали в затылке и задавались
вопросом, а стоило ли корячиться... но знали, что стоило, потому что в
конце концов приходил холодный, дождливый март, когда сеновалы и амбары
быстро пустели. В огородах феода, больших - на ранчо, маленьких - у
арендаторов, крохотных клочках земли - у горожан, появлялись мужчины,
женщины и дети в старой одежде, сапогах, сомбреро. Штанины они крепко
завязывали у щиколоток, потому что в пору Охотничьей Луны начинался исход
скорпионов и змей из пустыни на восток. И к тому времени как начинал расти
полумесяц Демонической Луны, убитые гремучие змеи рядком висели на коновязи
как у "Приюта путников", так и напротив, у продовольственного магазина.
Другие заведения тоже украшали коновязи змеями, но приз за максимальное
число шкур, который вручали на празднике Жатвы, всегда доставался "Приюту"
или магазину. В полях и садах женщины, которые повязывали головы платками и
носили на груди амулеты, обеспечивающие щедрый урожай, наполняли корзину за
корзиной. Убрали последний помидор, потом огурец, кукурузу, наконец, минго.
За ними, по мере того как дни становились короче и приближались осенние
дожди, подходила пора кабачков, моркови, тыкв и картофеля. В Меджисе сбор
урожая начался, когда Охотничья Луна превратилась в полумесяц, который
каждую звездную ночь поглядывал кончиками на восток, за бескрайнее море,
где не бывали ни один мужчина, ни одна женщина Срединного мира.
трава, настоящая любовь, зачастую пытаются сохранить шаткое равновесие
между секретностью и экстазом, шагая по канату жизни. Сохранить равновесие,
удержаться на канате сложно даже при ясной голове, а уж в состоянии эйфории
практически невозможно. И уж совершенно невозможно, если речь идет о
длительном промежутке времени.
этом. Да и секрет этот им предстояло хранить не вечно, а лишь до ярмарки
Жатвы. А то и меньше, если Большие охотники за гробами перейдут к
решительным действиям раньше. Первый ход могли сделать и другие игроки,
думал Роланд, но при любом раскладе не обошлось бы без Джонаса и его людей.
И они представляли собой наибольшую опасность для юношей из Привходящего
мира.
которую способны пребывающие в эйфории юноша и девушка. Никогда не
встречались в одном месте дважды кряду, никогда не таились, направляясь на
встречу. В Хэмбри всадники считались частью пейзажа, но вот прячущихся,
крадущихся замечали сразу. Сюзан никогда не пыталась сказать, что едет на
прогулку с подругой (хотя у нее и были подруги, которые прикрыли бы ее):