вероятно, больше всего хотел уклониться от предложенного знакомства и меньше
всего знал, как это сделать.
Хэмптон-Корт, - сказал Гоуэн. - Выберите удобный для вас день, и мы с вами
отправимся туда обедать. Вы поскучаете, а старушка порадуется, вот и все.
Кленнэм был прост в лучшем смысле слова и не научился увиливать и хитрить.
По простоте своей и скромности он мог сказать только одно: что будет рад
предоставить себя с распоряжение мистера Гоуэна. Так он и сказал, и день был
тут же назначен. Со страхом ожидал он этого дня и с невеселым чувством
встретил его, когда он наступил и нужно было в обществе Гоуэна отправляться
в Хэмптон-Корт.
табор цивилизованных цыган. Домашний уклад его обитателей отличался каким-то
временным, неустроенным характером, словно они собирались сняться с места,
как только им представится что-нибудь получше, а сами они отличались вечно
надутым, недовольным видом, словно были весьма обижены, что им до сих пор не
представилось что-нибудь получше. За любой дверью нетрудно было на каждом
шагу распознать усилия что-то скрыть, что-то приукрасить. Недостаточно
высокие ширмы тщетно пытались превратить сводчатый коридор в столовую и
замаскировать темный угол, где по вечерам укладывались спать среди ножей и
вилок юные лакеи; складки портьер просили вас поверить, что за ними ничего
не прячется; надставленные стекла умоляли не замечать их; какая-то
неопределенного вида мебель старалась, упаси боже, не выдать своей позорной
тайны - что по ночам она служит постелью; задрапированные ниши в стенах явно
служили хранилищами запасов угля, а в глубине альковов прятались двери,
ведущие в крохотную кухоньку. На этой почве пышным цветом расцветала фальшь
и светское лицедейство. Гости, мило улыбаясь хозяевам, делали вид, будто их
ноздри не щекочет запах стряпни, происходящей где-то рядом; наткнувшись на
шкаф, впопыхах оставленный раскрытым, притворялись, будто не видят
выстроившихся в нем бутылок; а сидя у тоненькой перегородки, за которой
шумно выясняли свои отношения поваренок и судомойка, глядели так, словно
наслаждались райской тишиной. Можно было бы продолжить до бесконечности
опись мелких векселей подобного рода, которые беспрестанно выдавали друг
другу, индоссировали и принимали к уплате эти цыгане большого света.
усиливали две неотступные мучительные мысли: во-первых, что им недостаточно
удается выжать из публики, и во-вторых, что публике разрешается
беспрепятственно посещать Хэмптон-Корт. Некоторым последнее обстоятельство
доставляло неслыханные страдания - особенно по воскресеньям. Одно время они
надеялись, что в этот день земля разверзнется и поглотит посетителей дворца;
но это желанное событие пока еще не совершилось, должно быть по причине
досадной нерадивости тех, на ком лежит ответственность за порядки во
вселенной.
в доме и у которого были свои счеты с публикой; дело в том, что он уже давно
дожидался и никак не мог дождаться места в почтовом ведомстве. Он отлично
знал, что публика не может помочь ему получить это место, но находил
какую-то мрачную утеху в предположении, что публика ему мешает его получить.
Под влиянием испытанной несправедливости (а быть может, также и кое-каких
непорядков в уплате жалованья) у него появилось равнодушие к своему внешнему
виду и испортился характер. Заподозрив в Кленнэме лицо, причастное к
презренному сообществу его угнетателей, он встретил его довольно
недружелюбно.
оказалась элегантная старая дама, которая в молодости была красавицей и еще
настолько сохранилась, что вполне могла бы обойтись без пудры на носу и
неестественно жаркого румянца на щеках. Держалась она несколько надменно.
Также держались и два других ее гостя: седовласый старый джентльмен
величественного, хотя несколько хмурого вида, и старая дама с густыми
черными бровями и орлиным носом, у которой, если и было что-нибудь не
поддельное, - а что-нибудь, верно, было, иначе она не могла бы существовать,
- то, во всяком случае, не зубы, не фигура и не цвет лица. Поскольку,
впрочем, все трое в свое время состояли при английских посольствах в разных
странах, а главным достоинством всякого английского посольства в глазах
Министерства Волокиты является уменье с уничтожающим презрением относиться к
своим соотечественникам (иначе оно бы ничем не отличалось от посольств
других стран), то Кленнэм решил, что он еще дешево отделался.
Чваннингом, которого Министерство Волокиты много лет держало за границей в
качестве представителя британской короны. Сей аристократический холодильник
переморозил в свое время несколько европейских дворов; и делал это столь
успешно, что у иностранцев, четверть века назад удостоившихся чести
знакомства с ним, и теперь еще при одном упоминании об англичанах леденела
кровь в жилах.
галстук, похожий на снежный сугроб, мог осчастливить званый обед своим
расхолаживающим присутствием. Таборный дух, присущий Хэмптон-Корту,
накладывал отпечаток на обеденную церемонию; что-то бродячее, кочевое было в
сервировке стола, в стремительном появлении и исчезновении блюд; но
аристократический холодильник придавал трапезе больше великолепия, чем мог
бы придать самый лучший фарфор или серебро. Он расхолаживал обедающих,
охлаждал вино, студил подливки и замораживал овощи.
микроскопический юный лакей, помогавший мизантропу, отвергнутому почтовым
ведомством. Если бы удалось расстегнуть ливрею этого юнца и посмотреть, что
делается в его сердце, выяснилось бы, что даже он, всего лишь скромный
челядинец семейства Полипов, уже лелеет мечту о казенном местечке.
низведя себя до положения служителя муз, вынужден угождать этому животному -
публике, вместо того, чтобы, но праву чистокровного Полипа, продеть ей
кольцо в нос) завела разговор о невзгодах наших дней. И тут Кленнэму впервые
пришлось узнать, вокруг каких крошечных осей вертится наш огромный мир.
неопровержимо установлено, что мы переживаем эпоху величайшего упадка, -
если бы Джон Полип отказался от своего нелепого стремления ублаготворить
чернь, все бы обошлось, и, по моему мнению, страна была бы спасена.
Чваннинг не разменивался на мелочи, а двинул бы в дело кавалерию, то, по ее
мнению, страна была бы спасена.
Уильям Полип и Тюдор Чваннинг при заключении своей знаменательной коалиции
не побоялись бы надеть намордник на прессу и под страхом уголовной
ответственности запретили бы газетчикам подвергать критике действия
представителей власти как внутри страны, так и за границей, то, по его
мнению, страна была бы спасена.
необходимо спасать; правда, оставалось неясным, отчего это она стала
нуждаться в спасении. Но зато совершенно ясно было, что все дело тут в Джоне
и Полипе, Августе Чваннинге, Уильяме Полипе и Тюдоре Чваннинге, и разных
других Полипах и Чваннингах, ибо, кроме них, существует только чернь. Такое
направление беседы с непривычки весьма неприятно действовало на Кленнэма; он
даже подумал о том, что, пожалуй, нехорошо сидеть и молчать, слушая, как
великую нацию сводят к такому тесному кружку. Однако ему тут же вспомнилось,
что и в любых парламентских дебатах, чего бы ни касались они, материального
благосостояния нации или ее духовной жизни, речь идет всегда только о Джоне
Полипе, Августе Чваннинге, Уильяме Полипе и Тюдоре Чваннинге и разных других
Полипах и Чваннингах, и только сами они и ведут эти дебаты; и он не стал
поднимать голос в защиту черни, решив, что чернь привыкла к такому положению
вещей.
троих собеседников и видеть, как их разговоры шокируют Кленнэма. Сам он,
однако, презирал и тот класс, который его изгнал, и тот, который его не
признал, а потому оставался к этим разговорам равнодушен. В силу приятных
свойств своей натуры он даже забавлялся замешательством Кленнэма,
чувствовавшего себя чужим и одиноким в этой милой компании; и если бы
Кленнэм не вышел победителем из той внутренней борьбы, которой, собственно,
никто не вел, ему бы не миновать заподозрить мистера Гоуэна в злом умысле, а
заподозрив - тут же постараться подавить в себе это недостойное подозрение.
отстававший от своего времени лет на сто, отстал примерно на пять веков и
тоном оракула изрекал политические истины, имевшие хождение в ту отдаленную
эпоху. Наконец он выпил чашку чаю, которую заморозил лично для себя и,
достигнув самой низкой температуры, отбыл восвояси.
с нею всегда стояло наготове кресло, в котором сменяли друг друга ее верные
рабы, в знак особой милости удостаиваемые короткой аудиенции, веером
поманила к себе Артура Кленнэма. Он повиновался и занял треножник, с
которого только что поднялся лорд Ланкастер Чваннинг.
которое мне доставило знакомство с вами (хоть я и вынуждена принимать вас в
столь безобразной, неподобающей обстановке - в этой казарме), я горю
нетерпением побеседовать с вами об одном предмете. Если не ошибаюсь, этот
предмет имеет непосредственное отношение к обстоятельствам, при которых
моему сыну выпала честь стать вашим другом.
отношение к словам, смысл которых пока оставался для него скрытым.
деле хорошенькая?
Мережковский Дмитрий
Андреев Николай
Посняков Андрей
Белов Вольф
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия