- Рим есть место великое. Ныне еще значится ста-
рого Риму околичность - и знатно, что был Рим неудобь-
сказуемого величества; которые места были древле в се-
редине города, на тех местах ныне великие поля и пашни,
где сеют пшеницы и винограды заведены многие, и буй-
волов, и быков, и всякой иной животины пасутся стада;
и на тех же полях есть много древнего строения камен-
ного, безмерно великого, которое от многих лет разва-
лилось, преславным мастерством построенного, по самой
изрядной пропорции, как ныне уже никто строить не
может. И от гор до самого Риму видны древнего строе-
ния столбы каменные с перемычками, а вверху тех стол-
бов колоды каменные, по которым из гор текла клю-
чевая вода, зело чистая. И те столбы - акведуки име-
нуются, а поля-Кампанья ди Рома...
Царевич только мельком видел Рим; но теперь, когда
он слушал и вспоминал,- словно какая-то грозная тень
"неудобь-сказуемого величества" проносилась над ним.
- И на тех полях меж разваленного зданья римского
есть вход в пещеры. В пещерах тех скрывались христиане
во время гонений, и были мучены; и доныне там обре-
таются многие кости тех святых мучеников. Которые пе-
щеры, именуемые катакумбы, так велики, что под зем-
лею, сказывают, проход к самому морю; и другие есть
проходы неисповедимые. И близ тех катакумбов, в единой
малой церковке, стоит Гроб Бахусов, из камня порфира
высечен, зело великий, и в том гробу нет никого - стоит
пуст. А в древние лета, сказывают, было в нем тело не-
тленное, лепоты неописуемой, наваждением дьяволь-
ским богу нечистому Бахусу видом подобилось. И святые
мужи ту погань извергли, и место освятили, и церковь
построили...
- Потом приехал я в иное место, именуемое Кули-
зей, где, при древних цесарях римских, которые были
гонители на христианскую веру и мучители за имя Хри-
стово, святых мучеников отдавали на съедение зверям.
То место сделано округло - великая махина - вверх
будет сажен пятнадцать; стены каменные, по которым
оные древние мучители ходили и смотрели, как святых
мучеников звери терзали. И при тех стенах в земле по-
деланы печуры каменные, в коих жили звери. И в одном
Кулизее съеден от зверей св. Игнатий Богоносец; и земля
в том месте вся обагрена есть кровью мучеников...
Царевич помнил, как твердили ему с детства, что
одна на свете Русь - земля святая, а все остальные на-
роды - поганые. Помнил и то, что сам говорил однажды
фрейлине Арнгейм на голубятне в Рождествене: "только
с нами Христос". Полно, так ли?-думал он теперь. Что,
если у них тоже Христос, и не только Россия, но и вся
Европа - святая земля? Земля в том месте вся обагрена
кровью мучеников. Может ли быть такая земля поганою?
Что третьему Риму, как называли Москву старики,
далеко до первого настоящего Рима, так же, как и Петер-
бурской Европе до настоящей,- в этом он убедился во-
очию.
- Как Москвы еще початку не слыхивано,- утверж-
дал Езопка,- на западе много было иных государств,
которые старее и честнее Москвы...
Описание венецианского карнавала заключил он сло-
вами, которые запомнились царевичу:
- Так всегда веселятся и ни в чем друг друга не зази-
рают, и ни от кого ни в чем никакого страха никто не имеет:
всякий делает по своей воле, кто что хочет. И та воль-
ность в Венеции бывает, и живут венециане всегда во
всяком покое, без страху и без обиды, и без тягостных
податей...
Недосказанная мысль была ясна: не то-де, что у нас
на Руси, где никто ни о какой вольности пикнуть не
смей.
- Особливо же тот порядок у всех европейских
народов хвален есть,- заметил однажды Езопка,- что
дети их никакой косности, ни ожесточения от своих ро-
дителей, ни от учителей не имеют, но от доброго и ста-
рого наказания словесного, паче нежели от побоев, в пря-
мой воле и смелости воспитываются. И ведая то, в старину
люди московские для науки в чужие земли детей своих
не посылали вовсе, страшась того: узнав тамошних земель
веры и обычаи, и вольность благую, начали бы свою
веру отменять и приставать к иным, и о возвращении к
домам своим никакого бы попечения не имели и не мыс-
лили. А ныне, хотя и посылают, да все толку мало,
понеже, как птице без воздуху, так наукам без воли
быть не можно; а у нас-де и новому учат по-старому:
палка нема, да даст ума; нет того спорее, чем кулаком
по шее...
Так оба они, и беглый навигатор, и беглый царевич,
смутно чувствовали, что та Европа, которую вводил Петр
в Россию - цифирь, навигация, фортификация - еще не
вся Европа и даже не самое главное в ней; что у насто-
ящей Европы есть высшая правда, которой царь не знает.
А без этой правды, со всеми науками - вместо старого
московского варварства, будет лишь новое петербургское
хамство. Не обращался ли к ней, к этой вольности бла-
гой, и сам царевич, призывая Европу рассудить его с
отцом?
Однажды Езопка рассказал Гисторию о россий-
ском матросе Василии Кориотском и о прекрас-
ной королевне Ираклии Флоренской земли.
Слушателям, может быть, так же, как самому рас-
сказчику, темен и все же таинственно-внятен был смысл
этой сказки: венчание Российского матроса с королев-
ною Флоренции, весенней земли Возрождения - прекрас-
нейшим цветом европейской вольности - как прообраз
еще неизвестного, грядущего соединения России с Ев-
ропою.
Царевич, выслушав Гисторию, вспомнил об одной
картине, привезенной отцом из Голландии: царь, в мат-
росском платье, обнимающий здоровенную голландскую
девку. Алексей невольно усмехнулся, подумав, что этой
краснорожей девке так же далеко до "сияющей, аки
солнце неодеянное", королевны Флоренской, как и всей
Российской Европе - до настоящей.
- А небось, в Россию-то матрос твой не вернулся?-
спросил он Езопку.
-Чего он там не видел?-проворчал тот, с вне-
запным равнодушием к той самой России, в которую еще
недавно так стремился.- В Питербурхе-то его, пожалуй,
по указу о беглых, кошками бы выдрали, да на Рогер-
вик сослали, а королевну Флоренскую - на прядильный
двор, яко девку зазорную!..
Но Евфросинья заключила неожиданно:
- Ну, вот видишь, Езопка - наукою каких чинов
матрос твой достиг; а если б от учения бегал, как ты,-
не видать бы ему королевны Флоренской, как ушей своих.
Что же здешнюю вольность хвалишь, так не вороньему
клюву рябину клевать. Дай вам волю - совсем измота-
етесь. Как же вас, дураков, не учить палкою, коли доб-
ром не хотите? Спасибо царю-батюшке. Так вас и надо!
Тихий Дон-река,
Родной батюшка,
Ты обмой меня,
Сыра земля,
Мать родимая,