Брольи".
***
Лучше бы король не говорил этих слов. Прален люто ненавидел семейство
Брольи - соперников Шуазелей, и тут же министр решил выбить из седла и
самого де Еона. Этот шевалье, по мнению Пралена, и без того получил немало
славы. Париж ласкал его как дипломата, дуэлянта, шахматиста и писателя.
"Налоги в древности и во Франции" - эта книга де Еона теперь имела еще
больший успех, нежели раньше; ее читали повсюду.
- Говорят, он пишет что-то о России, которую любит и куда его тянет,
словно задорного петуха на мусорную свалку... - так негодовал Прален.
Однажды де Еону случилось быть в обществе у писателя Сен-Фуа; шевалье
подвыпил и разошелся вовсю. Здесь же присутствовал и министр Прален,
который подлил масла в огонь.
- Говорят, - сказал он, - вы имеете какое-то особое мнение об этой
ужасной баталии, когда герцог Субиз...
- Это подлец известный! - прервал министра де Еон. - Мнение же мое
совсем не особое, а лишь честное, ибо я свидетель мужества графов Брольи...
Этого было вполне достаточно, и Сен-Фуа шепнул ему:
- Как вы неосторожны! Мой совет вам: скорей уезжайте в Англию.
- Опять секретарем посольства? Сен-Фуа подошел к Пралену и намекнул
ему на желание де Бона быть послом в Лондоне, а не секретарем миссии.
- Сорванец не помрет от скромности, - хмыкнул Прален...
Но тут де Еону помогло нетерпение "сильфа" Нивернуа, который усиленно
рвался из Лондона в объятия графини Рошфор и к тарелкам с соусами
парижской кухни.
Нивернуа предложил Пралену:
- Чтобы спасти меня, сделайте де Еона до приезда сюда Герши хотя бы
министром-резидентом. Честолюбие этой бестии будет удовлетворено, а потом
отправляйте его хоть курьером в Россию, где шевалье наверняка сопьется на
еловых ликерах.
Герши согласился на присвоение де Еону дипломатического ранга
поверенного в делах. Но тут же мстительно добавил:
- России он тоже не увидит. Свои пороки он может развивать до предела
в колониях Вест-Индии, куда я упеку его на съедение кобрам и тиграм...
Нивернуа, едва нога де Еона коснулась берега Англии, сразу же
упорхнул на родину. Начинался самый счастливый период в жизни молодого
дипломата де Еона. Облеченный личным доверием Людовика, шевалье был
отлично принимаем Георгом III; в обществе поговаривали, что де Еон имеет
какие-то таинственные шашни с самой королевой Англии - Шарлоттой из дома
Мекленбург-Стрелицкого.
- Это все глупости, - отвечал де Еон, когда ему намекали на
интимность. - Лучше считайте меня уродом, но только не человеком,
способным тратить время на бесполезные любезности...
И он был прав: шла крупная подпольная игра в два банка сразу. Одной
рукой де Еон проводил политику наступившего мира, а другой - готовил
войну. Две перчатки: бархат и железо! Людовик считал себя униженным
срытием редутов Дюнкерка и желал отомстить британцам высадкой десанта в
Шотландии (старая его идея).
Перед отъездом в Лондон де Еон имел аудиенцию с королем - строго
секретную.
- Вы получите приказания через графа Брольи, который, будучи сослан
мною в деревни, продолжает руководить моим "секретом". Сразу же начинайте
рекогносцировки вдоль побережья Англии. Глубокая тайна! - подчеркнул
король в своем напутствии. - А чтобы тайну легче было сохранить, я
назначаю вашего храброго родственника - маркиза ла Розьера исследовать
берега Англии...
"Аминь - король - Бастилия!" - эти слова преследовали де Еона даже во
сне.
Теперь в руках де Еона оказались все отмычки военного заговора короля
против Англии. По вечерам, запыленный и усталый, возвращался в посольство
шпион ла Розьер, из своих сапог выгребал кроки укреплений побережья
Англии; все планы войны хранились у де Еона в спальне.
- Тайна слишком велика, чтобы доверять ее подушке, - сказал он
однажды. - Мы, конечно, не выдадим секрета короля, но... Вы же знаете,
Розьер, какие остолопы у нас министры. Король правильно делает, не
посвящая их в свои планы.
Был срочно вызван из Парижа еще один родственник де Еона - молодой
красивый забулдыга Шарль де Еон де Мулуаз. Зарядив пистолеты и выставив
перед собой длинный ряд бутылок, он теперь, как собака, сторожил документы
новой авантюры Людовика.
А де Еон, по примеру своего "сильфа", продолжал швыряться деньгами.
Он так привык широко жить, что реально перестал представлять для себя
ценность денег. Он просто замусорил Англию деньгами. Нивернуа давным-давно
растратил кассу посольства, н теперь де Еон черпал золото из банков
Лондона, не брезгуя и частными карманами. Долги сказочно росли - как
лавина над пропастью.
- Но это же не мои долги, - утверждал де Еон. - И я не скрываюсь от
кредиторов. Вот мой домашний адрес - пожалуйста, можете записать: Франция,
Версаль, король!
Зато де Еон был великолепен, блистая в Сент-Джемском дворце. Он делил
свои досуги между болтовней с умной принцессой Бовэ и разговорами с
академиком Кондамином, недавно вернувшимся из джунглей Бразилии; он крупно
играл с адмиралом Феррерсом и беседовал с ученым Лаландом о тайнах
небосвода. Но никто не должен был догадываться, что в его напудренной
голове зреют черные замыслы войны.
Людовик был весьма доволен работой своего тайного агента:
- Де Еон всегда приносит мне удачу. Смотрите, он так очаровал
англичан, что мы уже пять месяцев не бросили ни одной лопаты земли, чтобы
срыть Дюнкерк! А это чего-либо да стоит...
Лондон прислал в Париж нового английского министра-резидента сэра
Нэвиля, но Людовик решительно его не принял.
- По существующим нормам этикета, - заявил Прален, - король Франции
может принять аккредитивные грамоты только от дипломата, который рангом
никак не ниже ранга посланника...
Вот тут-то Англия и встала на дыбы! Снова поднялся шум вокруг
продажности парламента. Англичане ведь - не зрители, а постоянно
действующие лица в делах своего государства. И они своего Бьюта только что
на улице не били, но бить уже собирались. Нивернуа упорхнул вовремя: в
Лондоне прямо называли ту сумму, за которую были куплены статьи мирного
Парижского трактата.
Но особенно возмущало англичан то, что Людовик не принял их Нэвиля;
как он смел это сделать?
- Наш король, - кричали ораторы на улицах, - ведь принял де Еона,
который тоже не имеет ранга посланника! Так пусть же и король Франции
примет нашего Нэвиля...
Положение надо было как-то спасать, и дворы Сент-Джемский с
Версальским сошлись на компромиссе:
- Сэр Нэвиль да станет полномочным министром Англии!
Прален, скрепя сердце, был вынужден повысить в ранге де Еона:
- Де Еон и де Бомон да станет полномочным министром при дворе короля
Англии...
Получив грамоты, шевалье подпрыгнул до потолка:
- Ура! Жизнь прекрасна... Мне всего тридцать лет, я знатен и не знаю
счета деньгам. И я - посол... Трепещи же, гордая Англия, скоро мы тебя
покараем!
***
Ото всех этих неприятностей жизни де Еон даже похорошел. В Лондоне
скоро привыкли к его девичьей фигуре, к его бойкому звенящему голосу, к
маленьким рукам, упрятанным в пышную муфту.
"Наша парижанка де Бомон", - говорили англичане, словно не замечая,
что "парижанка" пьет крепкое вино, а выражается порою еще крепче, как и
положено драгунскому капитану.
- Я въехал на своем коне в Капитолий, - сказал однажды де Еон своим
братьям, и ответили ему братья - скептически:
- Помни, однако, что от Капитолия совсем недалеко до Тарпейской
скалы, под которой бушует гневное море, и немало людей нашло свою гибель
на виду Капитолия - под этой скалой...
ЕКАТЕРИНИАНСТВО
До Петербурга докатилась весть о быстром взлете карьеры де Еона, и
Воронцов поздравил его письменно.
"Примите мои поздравления, - сообщал ему русский канцлер, - по случаю
того, что ваше министерство отдает в различных случаях справедливость
вашим талантам, в чем я, - заканчивал Воронцов, - также искренно
участвовал..."
Положение же самого канцлера было сейчас шатким. Русская помпадурша
Лизка Воронцова приходилась ему сродни, и оттого канцлер имел немалые
выгоды в Петровом правлении. А потому, когда взошла на престол Екатерина,
присягнуть ей отказался.
- Государь ишо жив, - вещал Воронцов, тряся париком, - как же я
преступлю клятве прежней?
И только когда зарыли Петра, словно пса смердящего, в глухом конце
Невской першпективы, лишь тогда присягнул канцлер и стал поджидать опалы.
Тихий и смирный. Ко всем почтительный...
Достойно удивления, но Людовику очень нравился Петр III.