Чтение 78–й страницы книги ~Южный крест~

следствия рассматривается как попытка повлиять на общественное мнение и,
через него, на членов суда...

Машина шла по набережной, впереди распахнулась просторная площадь с
каким-то обелиском в глубине и эспланадой, увенчанной двумя ростральными
колоннами, - они напомнили Полунину стрелку Васильевского острова.

- Вот тебе и центр, - сказал Филипп, - Плас де Кенконс, на этом месте
когда-то был замок времен Столетней войны... Между прочим, построил его Карл
Седьмой - тот самый ублюдок, если помнишь, которого короновала Жанна... за
что он преспокойно позволил моим землякам ее сжечь.

- Я думал, ее англичане сожгли.

- Англичане... Англичане только высказали пожелание, а на костер ее
отправил монсеньор Кошон, епископ Бовэ. А добрые горожане Руана спокойно
стояли и глазели, как это происходило.

- А там что это за колонна? - поинтересовался Полунин, глядя направо.

- Памятник жирондистам... Ну что, подрулим к какому-нибудь заведению?
Надо перекусить, я еще не завтракал.

- Да, неладно все это оборачивается, - сказал Полунин, когда они сели
за столик в маленьком, полупустом в этот ранний час ресторанчике и официант
принес заказанный кофе. - Дино, как всегда, оказался прав - он мне еще там
говорил, что сукин сын выйдет сухим из воды.

- Не это главное, старина, - возразил Филипп, намазывая маслом горячий
рогалик. - Даже если он и выкрутится, главное не это. Пусть только начнется
суд! Уж там-то я ему обеспечу паблисити, будь спокоен. То, что он подписал в
Кордове, прочитает вся Франция... а отголоски будут еще шире. Нет, не стоит
смотреть на это так мрачно, мы свое дело сделали. С сыном Фонтэна я уже
виделся... ради одного этого - чтобы положить перед ним показания Дитмара -
стоило таскаться по Парагваю.

- Ну что ж, посмотрим... Как твоя работа?

Филипп сказал, что из "Эко" думает уходить - ему предлагают
сотрудничество в одном парижском иллюстрированном журнале,
специализирующемся на международных репортажах.

- Это обещает быть по-настоящему интересным, - добавил он. - Астрид
знает испанский и немецкий, я - английский, так что языков нам хватит. Она
сейчас, кстати, осваивает фотографию, и довольно успешно, у нее есть чувство
кадра, так что может получиться неплохой тандем - мой текст, ее снимки.
Выучить бы еще арабский...

- А это зачем? - удивился Полунин.

- Ближний Восток, старина. Если я не окончательно потерял нюх, в
течение ближайших десяти лет эти два слова не будут сходить с первых полос,
вот увидишь. Там сейчас такой завязывается узел - арабы, израэлиты, проблема
Суэцкого канала... Кстати, ходят упорные слухи, что Насер все-таки решил его
национализировать.

- Это же, если не ошибаюсь, международная компания?

- В том-то и дело, капитал в основном наш и английский, - Филипп
подмигнул. - Можешь себе представить, какой поднимется вой, когда Гамаль
даст нам пинка в зад! Так что, если выгорит с новой работой, я летом думаю
махнуть в Каир - поближе к событиям. Ну что, пират южных морей, пропустим по
рюмочке в честь встречи? Джентльмены, говорят, с утра не пьют, но,
во-первых, чертовски сегодня холодно, а во-вторых, мы тогда так и не распили
тот "мартель" - споили этой скотине, до сих пор обидно... Эй, гарсон!

- А вы, значит, к тому времени будете уже в России, - продолжал он,
когда официант принес коньяк. - Любопытно, любопытно... Послушай, а Эдокси
такая перспектива не пугает? Ей ведь, пожалуй, многое там у вас будет
непривычным...

Полунин помолчал, грея в ладонях свою рюмку.

- Я еду один, - сказал он наконец, кашлянув. - Мы... расстались. Еще
осенью. Ну, салют...

Он проглотил коньяк одним махом, как пьют водку. Филипп смотрел на него
недоверчиво.

- Расстались? Но почему, Мишель?

Полунин пожал плечами.

- Вернулся ее муж, и... Она ведь была уже замужем, когда мы
встретились. Просто он... пропадал где-то пять лет. А потом вспомнил, решил
вернуться. Словом, вот так.

- Черт побери! Мне очень жаль, старина, - с искренним сочувствием
сказал Филипп. - А мы еще с Дино говорили, какая вы отличная пара... Эдокси
нам тогда так понравилась, действительно очаровательная женщина. Но он-то
что собой представляет, этот ее муж?

- Понятия не имею. Судя по всему, ничтожество. Ладно, что об этом...
Такова жизнь, как у вас говорят. У тебя-то хоть с Астрид - прочно?

- Да вроде бы, - Филипп, оглянувшись, легонько постучал по деревянной
панели. - Похоже, что прочно.

- Прибавления семейства не ожидаете?

- Старина, ты спятил. В моем возрасте?

- Не прикидывайся мафусаилом, ты всего на шесть лет старше меня. Люди
обзаводятся детьми и в пятьдесят.

- Мало ли глупостей делают люди, - Филипп пожал плечами. - И в
шестьдесят можно стать отцом. Но - зачем?

- Странный вопрос!

- Вовсе не странный. Ребенком есть смысл обзаводиться только в том
случае, если ты уверен, что сможешь вложить ему в душу свои убеждения... Или
точнее, не убеждения, - убеждения у него могут появиться и свои, дело не в
этом. Дело в том, чтобы заложить определенные принципы. Согласен?

- Согласен.

- Ну и хорошо. Остальное поймешь сам. Чтобы твой сын вырос человеком,
разделяющим твои принципы, твое понимание жизни, - для этого нужно, чтобы он
был тебе другом. А о какой дружбе может идти речь, когда парню пятнадцать, а
отцу, допустим, пятьдесят семь... Ты представляешь себе такую дружбу? Я -
нет. Слишком хорошо знаю сегодняшнюю молодежь. В ее представлении отец даже
среднего возраста - это нечто юмористическое, а уж отец-старик - вообще
непристойность. Мальчишке будет стыдно пройти с таким отцом мимо своего
коллежа... чтобы приятели не подумали, что его заставили вывести на прогулку
деда. Увы, седины давно не в почете. Сегодня, если ты хочешь рассчитывать на
дружбу с сыном - а иначе на кой черт его иметь? - ты должен быть в состоянии
научить его плавать, стрелять, бегать на лыжах...

- Помимо спорта, есть много других вещей, которым отец может научить
сына.

- О, еще бы! Но для этого нужно, чтобы сын хотел учиться у отца, чтобы
он хотел брать с него пример. Как ты думаешь, за что сегодняшний подросток
может уважать старшего? За то, что ты первоклассный инженер? Или что ты
написал хорошую книгу? Нет! Пойми, старина, в пятнадцать лет на это плюют. А
вот если ты обставишь парня в заплыве на сто метров - тут у тебя, может
быть, появится некоторый шанс стать для него авторитетом...

- Ну, отчасти это так, - согласился Полунин. - Но к чему обобщать?
Бывают сыновья, чьи интересы не ограничиваются спортом. И бывают, наконец,
дочери... Уж дочь-то не станет определять свое отношение к отцу его
спортивными достижениями.

- Пойми, дело не в спорте как таковом, дело в культе молодости. А что
касается дочерей... Видишь ли, дочь, в сущности, это вообще не твой ребенок
- ничего своего, кроме набора хромосом, ты ей не передашь. Дочь ты растишь
для какого-то неизвестного тебе человека, который потом будет формировать ее
характер, ее взгляды...

Филипп допил свою рюмку, помолчал и знаком попросил гарсона повторить.

- О дочерях, дружище, много говорить не приходится, - сказал он. - Дочь
дает тебе каких-нибудь пять лет радости, потом десяток лет огорчений, а
потом... потом она просто уходит из твоей жизни. И это уже навсегда. Ну,
будет напоминать о себе от случая к случаю - поздравлениями, фотографиями
внуков...

- Бывает и иначе, - задумчиво сказал Полунин. - Во всяком случае, это
еще не повод, чтобы...

- Чтобы лишать себя "радостей отцовства"? Нет, конечно. Того, кто
испытывает в них потребность, это не остановит. Но ведь такие штуки каждый
ощущает по-своему, не правда ли? У меня, честно говоря, этой потребности
нет. И не только из-за возраста. Тут ты, пожалуй, прав.

- Понимаешь, у тебя это все в каком-то слишком уж эгоистичном плане:
дескать, даст мне что-нибудь мой ребенок или не даст...

- Только в смысле морального удовлетворения!

- Да, я понимаю... Но ведь дело не только в этом. Вернее, совсем не в
этом. Иначе получается кольцо, замкнутый круг: ты - ребенку, ребенок - тебе.
А должна быть прямая...

- Ну да, - покивал Филипп. - Линия преемственности, эстафета! Все
правильно. Но ты когда-нибудь задумывался, куда эта линия может привести? Я,
к сожалению, не разделяю слишком оптимистичных взглядов на перспективы нашей
цивилизации.

- Но если смотреть по-твоему, человечеству вообще пора вымирать.

- Не бойся, не вымрет. Демография показывает скорее обратное. Видишь
ли... Помимо пессимистов и оптимистов - в смысле взглядов на перспективы -
есть еще около трех миллиардов мужчин и женщин, которые не особенно склонны
задумываться не только над судьбами цивилизации, но и над судьбой
собственного потомства.

Полунин покачал головой:

- Мрачная у тебя философия.

- Помилуй, разве я философствую? Мы ведь сейчас не о бергсоновском
"порыве" толкуем, - я тебе просто пытаюсь объяснить, почему ни я, ни Астрид
не испытываем желания обзаводиться детьми... в наше время.

- Так вот в этом объяснении она и содержится, твоя философия. А что
касается перспектив... конечно, их можно оценивать по-разному... Но у тебя,
насколько помню, раньше не было этого, м-м-м... - Полунин запнулся и щелкнул
пальцами, подыскивая точное слово: - Этой пассивности, скажем так. Вспомни,
в Резистансе у нас перспективы тоже были не очень обнадеживающие... То есть,