прямо не говорит... Директор бежал, Серафима напустила на институт три
комиссии по письмам трудящихся, и все! Финита ля комедия!
ной по пляжу, а там выпили по стакану сухого вина. Вениамин начал расс-
казывать про "деяния".
ральностью. Теща взяла под свое начало добровольную народную дружину и
каждый вечер, возглавляя группу пенсионеров с красными повязками, проче-
сывала скверы и бульвары Северной стороны. Зазевавшиеся матросики, коро-
тавшие увольнения на скамейках со своими подружками в темных уголках,
извлекались на свет божий и сдавались патрулю. Девицы подвергались пуб-
личному осуждению с сообщением на работу. Очень скоро район очистился от
сомнительных парочек, и Серафима начала второе свое деяние - кампанию по
борьбе с курением.
рестали, но стали делать это скрытно, опасаясь штрафа. Естественно было
после такой подготовки взяться за главный бич общества - алкоголизм.
могал оформлять стенды. Фотографировал алкоголиков. У меня прекрасная
коллекция подобралась... Но пока искореняли пьянство, снова выросла амо-
ральность, возродилось курение. Начали сначала. Про мелкие кампании я не
говорю. Проверяли рынок, репертуар на танцплощадках... Это все семечк
и... заработки. Он поблагодарил Демилле и отправился туда, где раскину-
лись на песке тела отдыхающих. Демилле в плавках и с портфелем в руках
побрел куда глаза глядят, пока не пристроился в тени чахлого деревца.
том повторил визит. На третий раз понял: телеграммы от Ирины не будет.
друга, как тещины вареники, которыми она неизменно потчевала зятя: с
вишнями, с творогом, с абрикосами. Пару раз он встречался с Вениамином
за бутылкой сухого вина в той же закусочной, причем узнал несколько но-
вых историй про Серафиму и даже про себя с Ириной. Фотограф проникся к
Евгению Викторовичу полным доверием и на третий раз решился рассказать о
том, что известно общественности о родственниках Серафимы, опять-таки с
ее слов.
из уст практически незнакомого ему человека историю своей женитьбы, ис-
каженную до неузнаваемости. Он узнал о том, что добился Ирины хитростью,
обманув доверчивую девушку, и не женился бы на ней, если бы теща сама не
привела его в загс; что он бездельник, пьяница и потаскун (отчасти вер-
ные, но очень уж гиперболические определения); что Ирина проклинает тот
день, когда вышла за него замуж; что он диссидент, да-да! - и что он,
наконец, спит и видит, когда станет хозяином особняка на Северной сторо-
не после смерти тещи и тестя. Вениамин излагал это, сардонически улыба-
ясь.
второй житель Северной стороны. Фотограф советовал выбросить все из го-
ловы, поскольку бороться с инсинуациями не представлялосъ возможным.
изнанку. В частности, переезд семьи в Севастополь трактовался как
единственная мера по спасению чести дочери. Убивши любовь и ребенка,
мать спасала Лилину честь! Каково? Слушая фотографа за бутылкой вина,
Демилле шепотом матерился.
каивал Вениамин.
Здесь Демилле дал промашку, ибо бдительное антиалкогольное око Серафимы
мигом засекло, что зять слегка под мухой, когда Евгений Викторович вер-
нулся домой. Это послужило сигналом к наступлению.
людей. Его провожали взглядами, перешептывались. Однажды удалось расслы-
шать: "Бесстыжие глаза..." Демилле нервничал. Серафима Яковлевна
по-прежнему кормила варениками и расточала гостеприимство, особенно на
людях.
давались наверху, в гостевой комнате, когда прохлада опускалась на рас-
каленный город.
командировки пьет и валяется на пляже (донесли доброхоты); теща, надры-
ваясь, как ломовая лошадь, тащит хозяйство, а он палец о палец не уда-
рит. Вот в таком разрезе. Лиля сказала, что об этом твердит уже вся ули-
ца.
все в отпусках, придется снова искать пристанище... Кроме того, удержи-
вала начавшаяся уже Олимпиада и тещин цветной телевизор, перед которым
он просиживал вечерами, наблюдая за соревнованиями.
чувственно повторял Демилле.
звезды. Под окном возник шум - вернулся пьяненький тесть. Михаил Лукич
последнее время стал попивать; он и раньше не чурался, но с тех пор, как
Серафима вышла на пенсию и усилила размах хозяйственной деятельности и
общественной работы, Михаил Лукич стал прикладываться чаще, несмотря на
антиалкогольные устремления жены. Его страждущая порядка душа не могла
выносить безалаберности и показухи, когда стряпанье обедов, кулинарные
заготовки, хозяйственные нововведения делались больше для того, чтобы
поразить воображение соседей, чем для дела; причем Серафима обычно лишь
начинала очередную кампанию, а доводить дело до ума приходилось тому же
Михаилу Лукичу. Он поневоле топил протест в вине: начинал шуметь, но не
конкретно; а вообще производил разного рода крики, среди которых излюб-
ленным был: "От винта!!!" Обычно Серафима легко его утихомиривала, и
бедному Михаилу Лукичу приходилось в течение двух-трех дней зарабатывать
горбом прощение.
голой руке, она сразу задала мужу перцу, и он сдался на удивление быст-
ро, так что Серафима даже не размялась как следует. "Да перестань, заяц!
.. Ну что ты, заяц..." - бормотал Михаил Лукич примиряюще. А она кричала
(опять-таки с расчетом на соседей): "Я тебе покажу ,,заяц"! Ты думаешь,
раз ты мой муж, я тебе прощу?! Я и в своем доме пьянства не потерплю!" И
тому подобное. Через пятнадцать минут разбитый наголову заяц Михаил Лу-
кич уже храпел в постели.
что это - надолго. Устроившись под навесом с теткой Лидой, Серафима до
поздней ночи выпускала пар и перемывала мужу косточки.
го спустился покурить. Он вышел к ограде, нашел какой-то ящик и уселся
на нем в черной тени виноградника. Луна стояла высоко, заливая светом
пустую улицу; бухта вдалеке сияла огнями кораблей...
руках была пустая трехлитровая банка. Парни добежали до калитки тещиного
дома и остановились. "Звони!" - тяжело дыша, сказал один. "Перебужу на-
род". - "Звони, не бойся! К ней отдельно". Парень с банкой нажал на
кнопку. Через некоторое время из дверей дома показалась Серафима в мах-
ровом халате. Она не спеша пошла к калитке.
тени. "Тетя Сима, нам как всегда! Вы уж простите, что поздно!" -"Фу, ал-
коголики несчастные!" - добродушно фыркнула она, взяла пустую банку и
отправилась за дом. Демилле слышал, как лязгнул засов погреба. Через
несколько минут Серафима вернулась с полной банкой вина. Парень принял
ее через калитку и сунул Серафиме деньги. "Спасибо!" - "Пейте на здо-
ровье. Только днем мне не попадайтесь - заберу!" - "Да мы знаем".
по очереди приложились к банке. "Крепленое! Я тебе говорил!" И исчезли.
ся и к завтраку. Тетка Лида зудела под окном, как муха: "Спять, как ба-
ре. Подай-принеси, без прислуги не могуть..." - конечно, это относилось
к нему. Он сходил на пристань, рядом с которой была железнодорожная кас-
са, и узнал, что с билетами плохо. Собственно, это надо было предпола-
гать. С большим трудом, пользуясь обаянием и жалобами на безвыходные
обстоятельства, ему удалось уговорить кассиршу принять заказ. Ближайший
срок был - через неделю. "Продержаться бы эту неделю", - подумал он.
приемник тестя, ушел гулять на холм Славы, чтобы не мозолить глаза.
Здесь продувал теплый ветерок, внизу ползали по бухте катера; от причала
Нахимовской пристани отваливал белый теплоход.
ния молодежи с магнитофоном и гитарой. Демилле вытянул из транзистора
прутик антенны и принялся крутить ручку настройки. Сквозь вой и скрежет
помех доносились музыка, иностранная речь, заунывное восточное пение...
Он услышал вдруг русскую речь с той характерной интонацией, которую не
спутаешь с другой. Женский голос с металлической окраской и почти неуло-
вимым акцентом передавал новости. Голос то замирал, то усиливался, на
его фоне пульсировала морзянка. "Сегодня в Москве скончался известный