лошади вырастают крылья и она распластывается над толпой.
повстанцев, утверждая, что это грабители, выдающие себя за повстанцев. Что
же до самих повстанцев, то им нет нужды конфисковывать зерно, потому что
стоит Рехетте нарисовать мешок, и этот мешок можно будет развязывать и
печь из его содержимого лепешки для всей армии.
заведен строгий учет. А гравировальный станок Даттама - работал. Людей в
цехе стало мало, а повстанцам требовалось очень много печатей.
видел в нем прошлое и будущее. Утром камень выносили на площадь, и пророк
толковал усмотренное. На площади камень свойства менял: люди видели в нем
не мир, а себя; каялись прелюбодеи, исповедовались преступники...
Один из чиновников подал ему доклад: пророк-де, не пророк, а сам Мереник,
а других богов нет. Едино имущество - едино стадо - един и бог. Предлагал
обесчестить другие храмы. Пророк, однако, его повесил.
изменится от этого количество труда, вложенного в производство одной меры
риса? Все товары исчисляют в переводе на рис - а шакуники продают рис за
золото! И не государственный, а храмовый, предназначенный для даровых
раздач.
как при древних государях, были покрыты тростником, окна затянуты
промасленной бумагой, а не стеклами. Посереди залы - старый мраморный
стол, бронзовые треножники, мереников лик; при отдельном столике: бумага с
кистями, секретарь, тушечница простая-простая: медный Именет на гнутой
ножке. Даттам по уговору с Рехеттой ничего не сказал о купленном рисе, а
только доложил:
он был инспектором при военных поселениях, а теперь командовал
пятитысячным отрядом и всюду держал сторону Бажара.
не государство. У меня там есть друзья с пятитысячными армиями, они
придут, если я позову.
собственности, звать на помощь частные войска. Ведь это войска должников и
рабов!
союзники - личные друзья Даттама.
захваченной бунтовщиками столицы провинции. Чтобы бороться с этим, Даттам
предложил восстановить деление по шестидворкам и предупредить, что за
побег одного несут ответственность остальные. Это предложение было принято
единогласно. Также написали о необходимости бороться против воров и
разбойников. Надо сказать, что к этому времени слово "вор" употреблялось у
правительства и повстанцев как местоимение "вы", и ничего особенного,
кроме противной стороны, не обозначало.
у него тушечницу, и кричит:
народ испорчен до мозга костей и изменил путям неба? Ему неведом голос
справедливости, ему ведом лишь шепот зависти. В Варнарайне взяточники не
давали людям наживаться, - зависть заговорила в полный голос и толкнула
людей на бунт. А в соседних провинциях бунтовать некому - те, у кого есть
имущество, не хотят им делиться, а те, у кого имущества нет, не прочь
завладеть чужим, но не хотят ничего делать общим.
тыкаете пальцем в баб на улицах! Нет женщины в городе, с которой бы вы не
переблудили! Вы не раздаете народу и десятой доли того, что забираете
себе! Куда вы подевали половину казны наместника? Отправили в горы вместе
с Даттамом... Новые чиновники бьют народ палками, чтобы люди сеяли рис!
отшвырнул ее носком сапога. А пророк спокойно сказал:
народу нечего есть. Войскам и народу нечего есть потому, что вы, Бажар,
разрушили дамбы на Левом Орхе. А дамбы вы разрушили потому, что продались
правительству.
императором, чтобы легче было примириться с этими подонками из столицы!
понимая, что сейчас их зарежут. Тогда Даттам свистнул: в окнах разорвалась
промасленная бумага, и в зал начали прыгать варвары его свиты.
людьми, и так близки к животной природе, что в пылу битвы помимо воли
превращались в медведей и рысей.
как-то случайно вышло. Но уж коли стряслась такая беда, нам лучше
расстаться.
на талисман. Но, как помнит слушатель, тушечница эта была не кто иной, как
сам Именет. Предстал перед Парчовым Старцем, скакнул ножкой, доложил:
обрюзгший и поседевший, как больная сова.
Просто бабы сами научились: надо взять пыль из следа пророка, сжечь в
курильнице, и тогда ночью его подобие придет и совокупится.
голодные следуют за теми, кто убивает сытых. Потом они следуют за теми,
кто голодает вместе с ними. Потом они следуют за теми, кто накормит их...
Ты был прав - чье зерно, того и власть... Если бы у правительства была
хоть капля здравого смысла, - они бы выиграли бой, обещав нам помилование
и раздав зерно...
остались одни колдуны". Но спросил:
Меня хоть и называют воплощением государя Амара, однако я не хочу, как
твои варвары, забирать с собой людей в могилу.
кузнецов; те чиновники, что не были истреблены толпой, повсеместно
раскаивались и переходили на их сторону. Не могли взять только город
Шемавер в сорока иршахчановых шагах от Анхеля. Осаждал город бунтовщик
Нейен, а оборонял - чиновник по имени Баршарг, кстати, из варварского
рода, который совершенно почти иссяк при государе Иршахчане за недостаток
почтительности.
приказу рабочие смешивали серу с асфальтом, смолой и оливковым маслом, а
затем поджигали и выливали эту смесь на осаждающий, которых как бы осыпал
огненный дождь. Чтобы обезопасить себя от зелья, применяемого
бунтовщиками, он внимательно следил за подкопами и тут же рыл контрмины.
Однажды, когда мина и контрмина встретились, под землей началось сражение,
и Баршаргу удалось захватить в плен двух мастеровых, знавших секрет
огненного зелья: одного мастерового Баршарг замучил безо всякого толку, а
второй не выдержал пыток и все рассказал.
десятитысячным отрядом, но тот ответил: "Я потомок Белых Кречетов, и мечом
не торгую". И предложил через гонца: "Сойдемся в поединке у городских
ворот. Кто кого убьет - тому и владеть городом". Нейен рассердился,
обрезал гонцу уши и послал обратно со словами: "Мы не варвары, чтоб решать
судьбы ойкумены поединками".
солдаты поднимаются на лодках к Шемаверу. Узнав об этом, Рехетта кликнул
своих "маленьких человечков", позвал тысячников и затворился с ними в
кабинете.
варваров-телохранителей везли в седельных сумках золото. Это была
предоплата за зерно, в размере двух третей общей суммы. Даттам спросил,
когда придут баржи с зерном, и шакуники сказали, что не позже, чем