овладело чувство, что все это уже было однажды: ночь, найденная наощупь
палатка, и неестественно спокойный голос неспящей женщины. Лишь потом он
вспомнил, что такое было не с ним. Это Энжин тайно возвращался домой в
ночь после казни Атай.
долю сама. Это подари кому-нибудь другому.
оставь, пусть он лежит до будущего года. Ты не думай, я ничего не потребую
от тебя. Я скоро опять уйду и не знаю, когда сумею вернуться. Но я хочу
быть спокойным за тебя. Возьми это хотя бы ради дочери.
могла.
уже шел, привычно нащупывая ногой кромку поребрика.
дальнюю оконечность, дождался темноты и начал строить. Мысль, что каждый
оройхон создает за его спиной три сухих, подстегивала и без того
возбужденную психику. Вновь он напоминал себе безумного Энжина, когда тот
бежал вслед за отступающим далайном, грозя ему и уничтожая. Энжин упал,
создав три острова, Шооран справился с четырьмя, а потом торопливо ушел,
попросту убежал, даже не прислушиваясь к шуму, не думая, заметили его
работу или же изменившийся мир предстанет изумленным глазам лишь завтра.
на три оройхона. Через день узкий залив уступил место еще трем участкам
суши. Шооран хотел идти туда и четвертый раз, но вовремя передумал. Надо
было считаться с тем, что Тамгай может сопоставить ночные путешествия
гостя с возникновением цепи оройхонов, о чем уже трубили по всей стране.
воистину сверхъестественное! Ни о каких военных действиях со стороны
братьев не могло быть и речи, зато нищие общинники хлынули на запад рекой.
На самом деле их оставалось не так много, но страна была велика, и даже
это небольшое количество грозило захлестнуть край изгоев. Земли изгоев
ощетинились колючими изгородями, бывшие бродяги и переселенцы взялись за
хлысты и гарпуны. Нашествие остановилось. Вероятно, вскоре оно вновь
началось бы, и никакие ограды не смогли бы остановить голодных людей, но
через пару дней очистившиеся земли дружно зазеленели всходами хлебной
травы, и вскоре большинство участков оказалось захвачено недавними
общинниками. В неначавшейся войне победили заборы. Один за другим
поделенные оройхоны просили у Ээтгона помощи и защиты.
бежал в земли вана. Ай, без которой он уже не мыслил себя, безропотно шла
следом. Выйдя к уцелевшей части далайна, Шооран узнал, что здесь об
Ёроол-Гуе не забывали. Чуть не каждый день приходили известия, что
Многорукий разграбил один из прибрежных участков. Ёроол-Гуй приходил так
часто, что во многих местах чавга не успевала вырасти и путешественники
жили впроголодь, хотя были, наверное, единственными бродягами на всем
побережье.
из них приращивало сухие земли. Местом стоянки Шооран выбрал западное
побережье, где Ёроол-Гуй не появлялся. На западе Шооран мог представляться
сказителем, и никто не связывал его имени с делами, творившимися на
восточном побережье. Людям, годами сидящим на одном клочке земли, не под
силу представить, что за день можно пройти такое расстояние. Ведь это так
далеко: полстраны! А на самом деле - четыре или пять часов хорошего хода.
Не так длинны оказывались дороги Мозолистой Пятки, можно понять его
недовольство.
пути к Моэрталу. На этот раз Шооран не повернул, а твердо решил пройти
дальше. Он начал прокладывать дорогу, расширяя перешеек. Поставил один
оройхон, ожидая облав, отскочил назад, создал уже не для Ёроол-Гуя, а для
людей пару отвлекающих оройхонов: пусть в совете вана думают, что илбэч
повернул назад, вновь вернулся к заставам, увеличив проход до целого
сухого оройхона, но и теперь не стал уходить, а направился на запад. Шел
напрямик через сухие земли, благо что был хорошо одет и предлагал для
продажи добытый на берегу волос и костяные иглы. На западе еще оставалось
несколько мест, где можно ставить оройхоны, и Шооран в одну ночь поставил
сразу три. Потом, хотя его качало от усталости, отправился в обратный
путь. Вернулся засветло, вечер и часть ночи отсыпался под присмотром Ай, а
перед рассветом безо всяких треволнений ушел к Моэрталу. Уже на другом
берегу, оглядываясь на ленту пройденной дороги, подумал, а стоило ли
устраивать эти броски, не пытается ли он перехитрить самого себя? И сам
себя успокоил: "стоило". Ведь земли в результате стало больше, а далайна -
меньше. Словно прощаясь со страной вана и обещая вернуться, Шооран
поставил оройхон, начинающий новую, еще более широкую полосу, а сам
скрылся на дальней оконечности страны, где далайн оставался достаточно
велик. Всего в нем оставалось пространства чуть меньше чем на две двойные
дюжины оройхонов: за последние скучные, лишенные ярких событий месяцы
Шооран переломил ход жизни в далайне.
редкие группы охотников или сборщики харваха еще прошлыми властями были
приучены не соваться в чужие дела. Здесь Шоорана почти никто не знал. С
одной стороны, это было удобно: меньше бросаешься в глаза. Но зато
незнакомому сказителю не так просто прокормиться в чужой стране. Хотя,
пока были припасы, Шооран хотел только одного - нанести удар в самое
сердце Ёроол-Гуя, если, конечно, у того есть сердце.
обманывался, понимая, что люди замечают его труды, хотя оройхоны и не
приносили сухих земель. Но пока ни он, ни Ай на сухом не появлялись и не
знали, что творится там. Зато Шоорана вновь начал волновать Ёроол-Гуй.
Ведь здесь оставалось едва ли не последнее место, где многорукий бог
чувствовал себя вольготно. Здесь он проводил большую часть времени и,
значит, мог объявиться в любую минуту. И все же, его не было. Лишь когда
Шооран, закончив третью пару оройхонов, устало брел под светлеющим небом к
своей стоянке, влага далайна разверзлась, и Многорукий рванулся на берег.
на свободную сторону и долго смотрел, как стволы бесчисленных рук дробят
камень на еще безжизненном оройхоне. И то ли Ёроол-Гуй чувствовал
присутствие илбэча, то ли это произошло случайно, но именно сюда, к
дальнему поребрику перетекла большая часть липкого тела, взгромоздилась
выше суурь-тэсэгов и открыла огромные главные глаза.
я поступлю по-своему и задушу тебя вместе с твоим далайном. Понял?..
опасность была всего выше. Он хотел видеть врага, уже год прятавшегося
где-то. В вечном чудовище скрывался смысл и оправдание борьбы и надрывной
испепеляющей работы. Давно уже Шооран не думал о людях не умеющих или не
желающих позаботиться о себе и наладить в мире сносную жизнь. Тот пяток
человек, чья судьба была небезразлична илбэчу, так или иначе устроились и
не нуждались в нем. Крошке Ай тем более не нужны новые земли, и вообще,
никто не мог сказать, что ей нужно. Оставался враг, вот этот, жрущий и
убивающий все, до чего может дотянуться. И Шооран искал его, чтобы
выплеснуть ненависть.
в зрачках глаз. Шооран схватил камень, метнул в черную глубину глаза. Глаз
мигнул, смаргивая помеху, и продолжал смотреть. На этот раз пристальный
взгляд не звал, не гипнотизировал, а лишь всматривался, словно старался
понять. А может быть, внушение не действовало на Шоорана, который
почувствовал себя сильней обитателя бездны.
безмолвный и, несмотря на мельтешение рук, словно бы спокойный; второй
кричащий, требующий чего-то. Сейчас Шооран мог быть самим собой, не
опасаясь, что его заметят. К тому же, Ёроол-Гуй казался необычно тихим
лишь Шоорану. Гремел ломаемый камень, шумно плескалась влага - голоса
илбэча не было слышно.
далайне. Тогда Шооран сел на камень и молча, зло заплакал. Встреча с
Ёроол-Гуем не дала ему ничего, гнусный бог отказался подтвердить его право
менять мир.
логово Ёроол-Гуя, поставил вдоль узкого мыса три оройхона, расположив их
шеренгой, чтобы посреди мыса появилась сухая земля. Сейчас у него было
такое настроение, что казалось полезным ставить больше сухих областей.
освоенные Моэрталом. Прошел область, где люди до сих пор не решались
селиться в алдан-шаваре, называя его "могильником"; свернул на запад.
Когда он путешествовал здесь в прошлый раз, вокруг шли бои, а теперь это
был глубокий тыл, дюжина Турчина скорее всего превратилась в охранный
отряд, и сам Турчин, давно ставший заслуженным, уважаемым воином, вновь
живет в светлых покоях, но уже благодаря собственным делам, а не имени
предков. А его бывший сослуживец, когда-то учивший Турчина раскладывать
кожаную колыбель, по-прежнему спит на мокром и должен скрываться от всего
мира, кроме крошечной идиотки, счастье которой в том, что она неспособна
понять, кто живет рядом с ней.