которой суждено вечно гореть этому человеку. Томас ответил прямым
взглядом, в котором была незапятнанная рыцарская гордость, высокомерие и
благородная надменность. Горвель произнес медленно, все еще часто дыша
после стремительной скачки:
высокорожденного, как говорил бы с конюхом.
оглянулся на Коршуна и его компаньонов. Коршун протестующе выставил
ладони:
только вогнав копье в сердце. Или расплескав мозги боевым топором.
легкий -- прежний тяжелый меч уже не удержал бы в искалеченной руке. Томас
смотрел не мигая в нависшую над ним стальную маску. Чувство жалости к
получеловеку испарилось. Взгляд его синих глаз, сейчас темных при свете
луны, был прям и чист как всегда.
летучую мышь, что ищет выхода, метаясь от стенки к стенке, царапая железо
острыми коготками.
Знаешь, как молиться, должен знать. Я, правда, никогда не слышал от тебя
ничего, кроме имени Пречистой Девы да ругани с церковными словцами. Но
сейчас хочу услышать настоящую молитву!
Томас.-- Не страшит кара Господня?
Натянута была так туго, что лопнула со страшным треском, хлопком, словно
ударил пастушеский кнут. Все должны были развернуться, броситься с саблями
-- сердце Томаса облило кровью, -- однако все пятеро, включая и
подошедшего Стельму, напряженно всматривались в яростное лицо Томаса -- он
понял, что остальные слышат из посторонних шумов только неумолчный рев
близкого водопада да тяжелое дыхание Горвеля.
проживешь ровно столько, сколько продлится твоя молитва!.. Но только
молись громко, чтобы мы разобрали каждое слово.
веревок, на землю капала темная кровь. Лицо калики было перекошено
страданием, вместо глаз зияли темные провалы.
острие пропороло кожу на горле. Томас ощутил, как побежала тоненькая
горячая струйка. Странно, даже обрадовался, ощутил облегчение: не только
калика теряет кровь!
подозреваю, что он, хоть и клянется на каждом шагу именем Пречистой, ни
одной молитвы не знает.
полоски крови на горле рыцаря, предположил:
франки даже богу молятся лишь потому, что ихнего Бога на самом деле нет,
они его никогда не видели!
тугие узлы на ногах. Медленно поднялся, покачнулся на застывших ногах.
Горвель и Коршун не отрывали глаз от горла бледного рыцаря. Горвель
наконец отнял меч, крепче стиснул рукоять, голос в железной темнице
прозвучал с диким бешенством:
останусь на земле. Клянусь, выкраду Крижину, о которой ты мечтал даже
перед штурмом башни Давида, буду всегда смеяться над тобой, когда ее...
тебя даже ноги.
лезвием, запечатлевая в памяти сладостный миг и тот последний удар,
который разобьет голову врага как гнилой орех, а мозги расплещет на
десятки шагов...
сколько мог захватить, ударил друг о друга. Лишь Коршун и Стельма
ускользнули, звериное чутье в последний миг заставило Коршуна отпрыгнуть,
а Стельма все еще держался в сторонке. Послышались вопли, хрип
придавленного телами Петра и Павла Горвеля. Калика поднялся с их тел, в
тот же миг Коршун прыгнул сзади и всадил кинжал ему в спину, а Стельма
покатился в кусты, там вскочил, ухватил обеими руками лук.
словно в гнездо с яйцами упал тяжелый камень. Коршун без звука исчез, а
калика ухватил Томаса за скованные руки, с усилием бросил на плечо. Из рук
падающего Коршуна выскользнул кинжал, Томас непроизвольно подхватил на
лету, в следующий миг он больно ударился животом о твердое, перед глазами
замелькала, быстро ускользая, серая земля. Он понял, что лежит на плече
раненого калики, а тот бежит в ночь. Рядом свистнуло, глухо и страшно
чмокнуло, даже дважды, но он ничего не соображал, болтаясь на плече
бегущего калики, как мешок с песком, звякая скованными руками и ногами.
темные кусты орешника, резко свернул, сбежал вниз по распадку, снова
свернул. Ветви больно царапали лицо Томаса, сзади орали, визжали, слышался
треск ветвей. Вскоре донесся и дробный стук копыт. Голос Горвеля слышался
слева, а справа ответил Стельма -- этот настигал на коне, чуял дорогу или
лучше видел в темноте, ориентировался среди деревьев и зарослей
кустарника.
преследователей: пронзительные, визжащие. Горвель орал, явно сняв железный
шлем, обещал любые деньги и сокровища, только бы настигли и сразу убили
беглецов, Стельма верещал в страхе, что надо было сразу, не выламываться
по-благородному, ведь те уже сломали спины троим, а теперь еще и Коршун с
разбитым черепом...
гладких камнях, покрытых ночной влагой, карабкался через завалы скал.
Томас с его плеча услышал крик Стельмы, что вот-вот догонят, ибо рыцарь
скован по рукам и ногам несокрушимым железом, а дурень слуга бежит,
поливая землю кровью, ибо кроме раны в спине от кинжала Коршуна, там еще и
две стрелы.
сердито топорщились от ветерка светлые перья на стрелах -- две стрелы в
спине калики! Томас застонал от бессилия, ибо дыхание калики вырывалось с
тяжелым клекотом, -- гигант, велет, но даже гигант уже упал бы!
вернешься и убьешь их!
подбрасывало при каждом судорожном вздохе, он проклинал свой вес, страстно
желал стать маленьким и легким, как монахи-воины южного монастыря.
пространство, свернул, снова пронесся, как лось, по широкой поляне, топча
белые шляпки грибов. Внезапно оказались в кромешной тьме: густые ветви
деревьев отгородили от звездного неба и блистающего диска луны.
камни. Топот удалился, рядом страшно хрипел калика. Узкий луч света падал
на мертвое запрокинутое лицо, губы были синими. Ладонями он упирался в
каменную стену, почти в середине спины под лопатками торчали две толстые
стрелы. Калика хрипел все тише, голова его толчками опускалась.
зачерпнул в скованные ладони -- толстые браслеты и цепь не дали сложить их
ковшиком, -- понес Олегу, половину проливая на короткой и трудной дороге.
Калика уже соскользнул с камня, упал вниз лицом. Томас уронил последние
капли на шею калики, сцепил зубы в немом отчаянии -- друг умирает на его
глазах!
перевернул калику на бок. Тот хрипел, глаза закатились, лицо перекосила
судорога, затем страшно напряглась и вздыбилась грудь, на толстой шее
страшно вздулись жилы, вот-вот порвутся. Тело дернулось, начало
расслабляться.
принес, выворачивая ладони, пригоршню воды. Капли упали в раскрытый рот
калики, бескровные губы задергались, челюсти медленно сомкнулись, жутко
скрипнули зубы. Затем с огромным усилием кадык дернулся, словно калика
откусил кусок твердого воздуха и проглотил.
едва не шипела, падая в раскаленное горло, взвилось облачко пара. Калика
сглотнул, туго натянутые жилы, что едва не рвались, начали медленно
опадать, опускаться под мертвой кожей. Искаженное судорогой лицо
оставалось страшным. Губы шевельнулись, Томас услышал хрип:
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Андреев Николай
Лукин Евгений
Доценко Виктор
Бажанов Олег