маленьким, потерянным, клял себя на все корки, что посмел так
разговаривать, возможно, в самом деле с самим Верховным Сюзереном. А ведь
он не только милосердный, но и карающий. Иначе вряд ли покорил бы полмира,
да и какой из рыцарей захочет подчиняться слюнтяю? Прибьет, как бог
черепаху, для такого здорового это раз плюнуть! Даже если он не сам
Господь, а кто-то из его близких вассалов. -- Ты бы спала лучше, а? От
тебя одни неприятности.
стягивает, другой будит и в глаза светит...
народа пруссов. Дорога все еще шла среди вековых деревьев, но чаще стали
попадаться болота, лесные озера. Деревья стояли в желтых и красных листья,
ветер срывал и бросал в лицо, а когда пошли дожди, дорога стала совсем
непроходимой.
покинули загодя, даже скарб нехитрый унесли: явно приближение крестоносцев
было замечено задолго. Вымещая злобу, село сожгли, хотя намучились,
пытаясь в проливной дождь зажечь дома, разбили на мелкие камешки изваяние
языческого идола.
ними в кровопролитные бои, вторглись в земли лютичей, самого опасного
врага.
лагерем на берегу Вислы. Собрались, кроме войска самого Ордена, еще и
рыцари германских княжеств, прибыли поляки, чехи, даже венгры и франки.
Зелень широчайших лугов скрылась под разноцветьем шатров, повозок, знамен
-- каждый род держался обособленно, ревниво.
могущественный из рыцарей, он же магистр Ордена. Отряд его был лучше всех
вооружен, кони были рослые, могучие, воины все как на подбор похожие на
столетние дубы -- крепкие, умелые, закаленные в боях, ни одного старого
или слишком молодого. Они держались обособленно, только из их лагеря не
слышно было песен и пьяных выкриков.
доспехи, одинаковые мечи в кожаных ножнах, треугольные щиты, обтянутые
темно-красной кожей. Только они были одеты одинаково, словно оружие им
ковали у одного оружейника. Так оно и было: их оружие и доспехи изготовили
в далекой Римской империи, той половинке, что со столицей в
Константинополе, а там могли изготовить и десять тысяч таких доспехов в их
исполинских оружейнях.
умело вели огромное войско через дремучий лес, находили брод через болота,
тайные тропы вдоль завалов. Гваделуп с горечью, а потом с яростью видел,
как целые отряды отбиваются, уходят искать добычу сами, а то и остаются.
Ударом был уход хорошо вооруженной дружины франков. У них были лучшие
лучники, они на ходу без промаха били рябчиков, горлиц, а то и просто
белок.
Гваделуп, но графа понять мог. Тяжелая рыцарская конница гибла в болотах,
ломала ноги в завалах, а чаще всего застревала среди нарочито устроенных
засек.
охраны. Но этого было немало, одной рыцарской охраны набиралось около
тысячи человек, да еще около десяти тысяч тяжело вооруженных кнехтов. К
тому же в обозе около тысячи совсем не слабых воинов. Против сарацин не
всегда ходили такой силой, но сарацины далеко, туда еще добраться надо, а
эти земли под боком!
казалось, одни медведи, волки, лоси и олени, да стада свирепых лесных
кабанов. Проводники-бодричи понукали идти дальше, они больше всех
старались, чтобы поход увенчался успехом, чтобы проклятые немцы нанесли
поражение еще более проклятым лютичам. Немцы, хоть и враги, но дальние
враги, а лютичи, хоть и соседи-славяне, но рядом, а все знают, что во всех
бедах всегда виноваты соседи, и если их перебить и взять их земли, то
сразу жить станет легче и веселей.
березки торчали редко, да и то каргалистые, чахлые, а снова лес начинался
почти на горизонте. Передние рыцари, несмотря на предостережение
проводников, сдуру пустили коней вскачь. Зеленая гладь толстого мха
прорвалась без треска, всадники исчезли в глубине вместе с конями. Темная
вода сомкнулась, а разорванные края зеленого ковра медленно стягивались,
закрывая рану.
стольный град лютичей! Всего их союза!
обезглавить проводников, предателей своего славянского народа, то все
войско останется в этих лесах, усеет костями и доспехами берег болота. Он
казнит их потом, когда возьмет и сожжет столицу лютичского союза, куда
входят сотни славянских племен!
что лес будет тянуться до самого Лондона и дальше, только придется
перебраться через полоску холодной воды морского пролива.
поднялись, можно идти, не пригибая головы, зато наверху ветви сомкнулись,
неба не видно, только желтеющая с красным багрянцем листва и шорох лесных
зверей, что живут на ветвях, следят за ними, спрятавшись за листвой.
народу или чудовищ Тайные ни бросили на их поиски, они не могут
прочесывать всю Европу, заглядывать в каждое дупло и покинутые берлоги.
Если и сторожат, то главные дороги, а они пробираются такими тропками, что
не всякий медведь знает про них.
и выполз наружу. Воздух был сырой, под ногами чавкал толстый слой
промокшей хвои. На кустах матово поблескивали крупные капли воды.
кустарника. Вода стряхивалась наземь, все же лучше, чем через каждые сто
шагов ложиться на спину и трясти задранными к небу ногами, вытряхивая воду
из сапог.
ударов окованными дубинами. Томас взревел, пытался порвать сеть из прочных
веревок, но били так сильно, что вскоре упал на колени, в голове звенело.
Слышал отчаянный крик Яры, потом мир померк, и он погрузился во тьму.
железные браслеты, из соединяла короткая цепь. Звенья были под стать
корабельным. Он был в своей вязаной рубашке, доспехи сняли и унесли, как и
мешок с чашей.
лицо, и сам ощутил под собой леденящий холод. Земля была сырая и едва ли
не мерзлая. Платье на Яре было разорвано на груди, но руки были
свободными.
блеснули слезы -- она смотрела на него с состраданием. Теперь он
рассмотрел на ее нежном лице ссадину на скуле и кровоподтек под глазом.
потом... когда ты потерял сознание... еще били своими страшными дубинами!
Челюсть болела, во рту был привкус крови.
деньги, если они схватят нас. А на эти деньги они намереваются купить у
немцев много оружия, чтобы сражаться против своих соседей...
сломаны. Правый глаз почти не видел: его закрывала опухоль, в черепе стоял
звон, скрежетали камни.
этот... в сиянии... рек, что ее предназначено принести Иосифу
Аримафейскому...
может зря? Недаром калика говорил: не плюй в колодец бодливой корове.
курятники. Дверь почти из таких же стволов, тараном разве что взять, а
Томас чувствовал себя так, словно его самого толкли тараном долго и
усердно. Яра, едва не плача от сочувствия, разминала ему плечи, растирала
мышцы, разгоняя кровь из кровоподтеков.
хуже. Мышцы восстановили кое-какую силу, но боль стала только острее.
приземистый человек в плаще из хорошо выделанной кожи. На поясе висел
длинный нож в богато изукрашенных ножнах. Человек подозрительно оглядел их
из-под насупленных бровей.