Чтение 78–й страницы книги ~Путь меча~

Я лежал рядом с Чэном. Его правая рука покоилась на мне.

Мыслей не было. Только гулкая звенящая пустота - одна на двоих.

Сон долго не шел.

Потом пришел.

Тот самый сон.

А потом мы проснулись.

...Заррахида с Саем, равно как и Коса, в шатре не было - мы с Чэном
отыскали их снаружи, где они предавались обычному занятию: оба Блистающих
(Сай уже понемногу начал перенимать замашки эстока) и деятельный ан-Танья
всячески распоряжались.

Причем распоряжались сразу всем: приготовлением завтрака для
Придатков, свертыванием лагеря, седланием лошадей, и так далее, и тому
подобное, не считая множества разных мелочей. Распоряжения шли,
разумеется, от имени Высшего Дан Гьена и Высшего Чэна Анкора. Мы с Чэном
их всемерно одобрили (про себя!) и принялись наблюдать за всей этой
суматохой, изображая снисходительное удовлетворение расторопностью своих
дворецких.

Благодаря тому, что мы молчали и ни во что не вмешивались, отряду
весьма быстро удалось продолжить путь.

Нас по-прежнему вела семья Метательных ножей; Чэн скакал бок-о-бок с
их Придатком, знахаркой Ниру. Слева, сразу за узкой полоской полей, по
краю которой мы ехали, возвышались скалы, справа - подступала изрытая
оврагами, иссохшая и покореженная земля.

Еще не Кулхан, но уже - почти.

Почти.

Это только в Беседе почти не считается...

Проехать, как я понял, можно было только здесь - и я старался не
думать о том, что будет, если дичь давно ушла от преследования.

Поля вскоре закончились, начались унылые солончаки,
безрадостно-одинаковые, а за ними просматривалась гряда песчаных барханов.

Мохнатая неказистая кобылка, на которой ехала Ниру с ножами Бао-Гунь,
остановилась.

- Вон граница песков Кулхан, - неторопливо звякнул верхний нож.

Я выскользнул из ножен и взмыл над головой Чэна.

Вскоре наш растянувшийся отряд собрался вокруг нас.

- Они должны были выйти именно сюда? - осведомился Чэн у Ниру.

- Да, - коротко отозвалась та. - И пришли тоже отсюда.

- Тогда снимаем поклажу и осматриваем окрестности. Глядишь, отыщутся
какие-нибудь следы...

Пока коней освобождали от тяжести свернутых шатров, провизии и
бурдюков с водой, мы с Чэном подъехали к Асахиро и Но-дачи.

Кстати, только сейчас я сообразил, что Обломок за всю дорогу так и не
произнес ни единого слова.

- Как ты думаешь, Но, где их искать? - негромко поинтересовался я.

И увидел, как Дзю глядит куда-то в сторону, высовываясь у Чэна из-под
локтя.

- Не надо их искать! - громко и отчетливо заявил Дзю.

И уже тише добавил:

- Вон они... сами нашлись.

Это и были первые слова шута за истекшие двое суток дороги.

...Облако глухо ворчащей пыли неслось на нас. Нет, не неслось -
расстояние было довольно-таки большим, и поэтому казалось, что облако
просто разрастается, вытягиваясь поперек собственного пути, выгибаясь
краями навстречу нам, словно буро-ржавый Чань-бо устремлял вперед свой
полумесяц...

- Ориджиты, - бросил Асахиро.

- Кто? - не оборачиваясь, спросил Я-Чэн.

- Дети Ориджа. Племя такое...

- Откуда знаешь?

- Вижу...

И он замолчал.

Не знаю, что там видел Асахиро - ни я, ни Чэн ничего толком разобрать
не могли. Напряжение, копившееся во мне с недавних (или давних?) пор,
заставляло меня звенеть, подобно струне чанга в ожидании прикосновения
умелых пальцев чангира, и я лишь недоумевал - почему мы медлим, почему
ждем, почему?!.

И запоздалое понимание обожгло меня пламенем невидимого горна.

Все они - Тусклые, Блистающие, Заррахид, Но-дачи, Кунда Вонг, Сай,
Пояс Пустыни, Мудрый Чань-бо, восьмерка метательных ножей из сожженной
деревни...

Все они - люди истины Батин, Кос, Асахиро Ли, Фариза, Эмрах
ит-Башшар, Матушка Ци, выгоревшая изнутри знахарка Ниру...

Все они ждали моего приказа.

Их судьбы, помыслы и желания, их пути - всех и каждого в отдельности
- как полосы стали в общем клинке, сошлись к единому острию, и острием
этим по воле случая был я, Мэйланьский Единорог!

Не самый старший, не самый опытный, не самый мудрый - но возможности
выбирать или сомневаться мне не оставили.

- Живой, я живые тела крушу; стальной, ты крушишь металл,

И, значит, против своей родни каждый из нас восстал!..

Я вылетел из ножен, дети Ориджа сразу стали ближе; и земля вокруг нас
задрожала.

Примерно в сотне выпадов от места нашей стоянки и в двух сотнях от
холма, с которого мчались шулмусы, лежал огромный валун - глыба
выглаженного солнцем камня в человеческий рост.

Вот у него-то мы и встретились.

Сейчас, когда я вспоминаю об этом, когда лава, кипевшая во мне,
подернулась пеплом и коркой времени, я понимаю: судьба еще до начала боя,
до первого звона и первой раны, рассмеялась своей удачной шутке и
выгнулась от удовольствия.

Мы, дети Кабира, Мэйланя, Харзы, искушенные в бескровном искусстве
Бесед, мы собирались убивать без пощады и сожаления; и в то же время
надвигающаяся Шулма собиралась взять нас живыми!

Воистину: не хочешь жертвовать собою - не рвись Беседовать с
судьбою...

Не рвись еще и потому, что после, спустя один день или по прошествии
многих лет, в памяти не остается связной картины случившегося, как если бы
кусок твоей жизни был небрежно скомкан, изорван и пущен по ветру. Любую из
Бесед своей жизни я, если сильно захочу, могу вспомнить, вспомнить
подробно и обстоятельно, а вот бой с детьми Ориджа у песков Кулхан - не
могу.

Так, обрывки, осколки, отголоски... эхо, пыль, лязг, крики, прыгающая
земля, скрежет...

Вот - навстречу летят какие-то веревки с петлями на конце, и огромный
изогнутый клинок Но-дачи чертит воздух косыми взмахами, рассекая витой
волос.

Вот - короткая литая булава с глухим уханьем выбивает Фаризу из
седла, и над упавшей девушкой пляшет буланая кобыла, на спине которой
пляшет оскаленный Эмрах ит-Башшар, в чьих руках пляшут Пояс Пустыни и
подхваченная на лету Кунда Вонг; и пляска этого взбесившегося смерча
подобна... не знаю я, чему она подобна, а придумывать не хочу.

Вот - спешенная Матушка Ци прижалась спиной к валуну, и лопата
забывшего о мудрости и невозмутимости Чань-бо безостановочно подсекает
ноги отчаянно ржущих лошадей, шарахающихся в стороны от звона бубенцов и
мелькания лент.

Вот еще - знахарка Ниру прямо с коня прыгает на валун, и шесть
метательных ножей, один за другим, с пронзительным воплем летят в гущу
схватки, и вокруг меня на миг становится просторно, - но лишь на миг, а
Ниру с оставшимися двумя ножами соскакивает с валуна, становясь рядом с
задыхающейся Матушкой Ци...

Земля качается, мир пьян и безумен, я чувствую, как хмель сражения
захлестывает Чэна с головой, делая взгляд веселым и диким, а тело в
приросшей броне - послушно-невесомым; "Аракчи! - вопят шулмусы. - Мо-о
аракчи!.. Мо-о-о-о..."

Про себя я помню только то, что мне было жарко.

Жарко и мокро.

И еще - Заррахид, мой спутник, мой дворецкий, мой тиран и
надсмотрщик, мой эсток Заррахид, тень моя... везде, где не успевал я,
успевал он.

А когда однажды не успели ни он, ни я - успел Сай Второй, звенящей
вспышкой вырвавшись из пальцев Коса и вонзившись до половины в чье-то
искаженное лицо. Обломок в левой руке Чэна метнулся вперед, неистово
лязгнув, зацепился за ус Сая, рванул - и через мгновение Сай уже летел
обратно к ан-Танье под напутственную ругань Дзю...

Я-Чэн не знал тогда, что наш и без того небольшой отряд успел
уменьшиться чуть ли не вполовину; не видел Чэн-Я и ужаса в глазах
рыжеусого воина, со стороны наблюдавшего за побоищем и оставившего при
себе всего одного шулмуса-телохранителя, потому что остальные были брошены
в бой, как последние дрова в пылающую печь; просто Демон У в очередной
раз, храпя, взвился на дыбы, вознеся нас высоко над горнилом схватки - и
поверх макушки валуна Я-Чэн увидел завершение "Джира о Чэне Анкоре
Вэйском".