бог вложил или которым позволил проникнуть в душу человека для его со-
вершенствования или для его наказания в этой жизни. Злые человеческие
законы, почти всегда и во всем противоречащие требованиям природы и за-
мыслам провидения, часто превращают в преступление то, что внушил бог, и
проклинают чувство, которое он благословил. И напротив, они поощряют
постыдные связи, гнусные инстинкты. Это нам, законодателям особого рода,
тайным созидателям нового общества, надлежит, насколько возможно, отли-
чить любовь справедливую и истинную от любви греховной и суетной, чтобы
от имени закона, более чистого, более благородного и более нравственно-
го, нежели закон света, вынести суждение относительно участи, которой ты
заслуживаешь. Хочешь ли ты подчиниться нашему решению? Даешь ли ты нам
право соединить или разлучить тебя?
ряю еще раз.
для твоей души и для души Альберта.
глубине моей совести?
катом, но ты должна освободить меня от сохранения тайны исповеди.
их чувств, моей борьбы, моих страданий?
лось бы тебе высказать свои жалобы публично? Здесь ты будешь избавлена
от этой муки. Тебе ни на кого не придется жаловаться. Разве не приятнее
признаваться в том, что любишь, чем громко объявлять, что ненавидишь?
отречься от прежней?
вопрос заключает в себе и ответ. Всякая новая любовь вытесняет старую -
это в природе вещей.
люблю Альберта по-другому, не так, как того человека, но люблю его не
меньше, а, быть может, даже больше прежнего. Я чувствую, что способна
пожертвовать ради него тем самым незнакомцем, мысль о котором лишает ме-
ня сна и заставляет учащенно биться мое сердце даже сейчас, когда я го-
ворю с вами.
привязанность подсказывают тебе отдать предпочтение Альберту?
если мы дадим тебе новые понятия о долге, будешь ты столь же упорно
предпочитать счастье человека, которого не любишь, счастью любимого?
востью воскликнула Консуэло.
можно ли иметь в сердце две любви одновременно?
брата и мужа.
ва мужа и любовника, в сущности, одни и те же, разве только муж согла-
сился бы вновь сделаться братом. Но тогда было бы нарушено самое та-
инственное, самое интимное, самое священное, что есть в браке. Это был
бы тот же развод, только без огласки. Вот что, Консуэло, - я старик, я
стою уже на краю могилы, а ты еще дитя. Я пришел сюда как твой отец, как
твой духовник, и, значит, не могу задеть твою стыдливость, если задам
щекотливый вопрос. Надеюсь, ты мужественно ответишь мне на него. Не при-
мешивалось ли к восторженной дружбе, внушенной тебе Альбертом, чувство
тайного и непреодолимого страха при мысли о его ласках?
связывалась у меня с мыслью о его любви, она казалась чуждой его
чувству, но когда она появлялась, смертельный холод леденил мою кровь.
няет тебя, вливает в тебя жизнь?
ощущения силой воли?
тебе отречься от твоего пола и принести, состоя в браке, обет девствен-
ности или еще более отвратительный и унизительный обет - обет рабской
зависимости? В пассивности рабства есть нечто напоминающее холодность и
тупую покорность проституции. Разве могло быть угодно богу, чтобы такое
создание, как ты, пало так низко? Горе детям, рождающимся от таких сою-
зов! Бог карает их какимнибудь изъяном, делает несовершенными, ненор-
мальными или слабоумными. На них лежит печать неповиновения законам при-
роды. Они отличны от других людей, ибо были зачаты вопреки человеческим
законам, которые требуют взаимного пыла, обоюдного влечения мужчины и
женщины. Там, где нет этой взаимности, там нет равенства, а где нарушено
равенство, нет и настоящего союза. Итак, знай, что бог не только не по-
велевает твоему полу приносить подобные жертвы, но даже запрещает их.
Такое самоубийство столь же греховно и еще более постыдно, чем отказ от
жизни. В обете девственности таится нечто враждебное и человеку и об-
ществу, но, отдаваясь без любви, женщина совершает акт еще более чудо-
вищный. Вдумайся хорошенько. Консуэло, и, если ты все еще будешь готова
на это, вообрази, какую роль ты предоставила бы своему супругу, если бы
он принял твою покорность, не поняв ее. Мне незачем тебе говорить, что,
догадавшись о ней, он никогда не согласился бы ее принять, но, введенный
в заблуждение твоей привязанностью, опьяненный твоим великодушием, он
вскоре показался бы тебе эгоистичным или грубым. И разве ты сама не ста-
ла бы его презирать, не унизила бы его перед богом, если б он, поверив
твоему чистосердечию, попал в расставленную тобой западню? Куда девалось
бы его благородство, его деликатность, если бы он не заметил потом блед-
ности твоих губ, слез на твоих глазах? И можешь ли ты льстить себя на-
деждой, что ненависть невольно не закралась бы в твое сердце вместе со
стыдом и болью, возникшими оттого, что тебя не поняли, не разгадали?
Нет, женщина! Вы не имеете права обманывать любовь, живущую в вашей гру-
ди. Уж скорее мы имели бы право ее подавить. Пусть философы-циники ут-
верждают, что пассивность - естественное свойство женского пола, что та-
ков закон природы. Нет, то, что всегда будет отличать подругу мужчины от
самки животного, - это именно способность полюбить с открытыми глазами и
сделать выбор. Тщеславие и корысть превращают большую часть браков в
узаконенную проституцию, по выражению древних лоллардов. Преданность и
великодушие могут привести наивную душу к такому результату. Девственни-
ца, я считаю своим долгом просветить тебя в тех щекотливых вопросах, ко-
торые благодаря целомудрию твоей жизни и твоих мыслей ты не могла пред-
видеть или обдумать. Когда мать выдает замуж свою дочь, она наполовину
открывает ей, с большей или меньшей мудростью и скромностью, те тайны,
что скрывала от нее до этого часа. У тебя не было матери, когда с ка-
ким-то сверхчеловеческим, фанатичным восторгом ты произнесла клятву при-
надлежать мужчине, которого недостаточно любила. Ныне тебе дана мать,
чтобы помочь и наставить тебя, когда ты будешь принимать решение в час
развода или же окончательного утверждения этого необыкновенного брачного
союза. Эта мать - я, Консуэло, ибо я не мужчина, а женщина.
тонкую и белую, действительно женскую руку, которая во время этой речи
сжимала ее собственную.
поведник, - это изможденное, больное существо, чей угасший голос уже не
имеет пола, - женщина, сломленная скорее горем, болезнями и тревогами,
нежели годами. Мне всего шестьдесят лет, Консуэло, хотя в этой одежде -
я ношу ее лишь тогда, когда исполняю обязанности "Невидимого", - у меня
вид дряхлого восьмидесятилетнего старца.
ведь когда-то я была высокой, сильной, красивой женщиной с величествен-
ной осанкой. Но уже в тридцать лет я сделалась сгорбленной и трясущейся,
такой, какой вы меня видите сейчас.
ния? Она в том несчастье, от которого я и хочу уберечь вас. В неполном
чувстве, в несчастном браке, в невероятном напряжении мужества и смире-
ния, на десять лет приковавших меня к человеку, которого я уважала и по-
читала, но любить которого была не в состоянии. Мужчина не мог бы вам
сказать, в чем состоят священные права и истинные обязанности женщины,
когда речь идет о любви. Они создали свои законы и суждения, не совету-
ясь с нами. Однако я нередко излагала свои мысли по этому поводу моим
собратьям, и у них хватало мужества и добросовестности выслушивать меня.
И все-таки мне было ясно, что, если я не добьюсь непосредственного обще-
ния с вами, они не подберут ключ к вашему сердцу и, быть может, желая
упрочить ваше счастье, восстановив добродетель, осудят вас на вечную му-
ку, на унижение вашего достоинства. Ну, а теперь откройте мне полностью
ваше сердце. Скажите, этот Ливерани...
суэло, поднося к губам руку таинственной сивиллы. - Его присутствие вну-
шает мне еще больший страх, чем присутствие Альберта, но как непохож
этот страх на тот и сколько в нем странного наслаждения! Его объятия
влекут меня, как магнит, а когда его уста прикасаются к моему лбу, я по-
падаю в иной мир, где мне дышится, где живется совсем поиному.
С этой минуты я провозглашаю твой развод - таков мой долг, таково мое
Перумов Ник
Маркеев Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Ибсен Генрик