рать, а пешие полки двинул сразу же за Дедяков... Смешно сейчас и думать
об этом! Узбек сам заслужил бездарность своих воевод.)
ханской ставки. Так повелел им посланец Узбека. К самому царю Михаила не
допустили ни в этот первый, ни в ближайшие дни.
посконью, устлали коврами, поставили походный аналой и иконостас. Отходя
ко сну, Михаил долго молился. Было тяжело на сердце.
чванился, принимая бывшего великого коназа урусутского. Получали дары,
словно делая одолжение Михаилу. Потом ели и пили. Долго текли увертливые,
по-восточному цветистые, состоящие из сотен недомолвок беседы. Один за
другим прошли перед ним визири Узбека - новые хозяева Золотой Орды. Жирный
большелобый, с бараньими глазами навыкате, наверняка бездарный как
полководец - беглербег. Усталый, с пергаменным лицом и безжизненным
взглядом равнодушного ко всему человека - казначей дивана. Сухой
длиннобородый старик - хранитель печати. (С этим было особенно трудно:
фанатичный мусульманин, он даже и не скрывал острой неприязни к
урусутскому князю.) Чем им всем так угодил московский князь? А что Юрий
успел побывать всюду и у каждого и всем сумел угодить - ясно было до
всяких объяснений...
беседовать не было ни желания, ни даже сил. Зато Кавгадый сам пожаловал в
гости. Держался нагло и льстиво. Михаил сдерживал себя, как мог, понимая,
что здесь, в Орде, он уже не волен ни в чем...
крестом. - А только, батюшка, покрепись! Твой жеребей ныне - аки у Христа
перед Пилатом, что ж делать-то! Измаильтяне ся радуют, а ты, княже, не
кажи нехристям духа гневна, паки будь радошен, им же на кручину!
нужна была... Что же делать-то, княже! Токмо терпети...
паволоками, узорной кованью, сканью тверских и владимирских мастеров,
розовым новгородский жемчугом... Жены радовались подаркам, на тверского
князя смотрели с пугливым любопытством - и здесь Юрий сумел понравиться
больше, чем он. Было только одно отрадное посещение. Царица Бялынь,
византийская княжна из рода кесарей Палеологов, приняла Михаила с глубоким
сочувствием. Икону тверского письма, поднесенную князем, поцеловала и
спрятала на груди. К прочим подаркам отнеслась равнодушно, видно было, что
ее, византийскую христианку, судьба князя-христианина тут, в недавно
завоеванной исламом стране, заботила кровно, помимо всяких даров.
этот робкий шепот (не услышали бы рабыни) больше всего открыл Михаилу, как
плохи его дела.
шатре, сидя на троне среди жен и массы придворных. На дары Узбек едва
глянул. Сидел прямой, еще более, чем раньше, красивый. Протекшие годы
прибавили обличью хана, его точеному лицу мужественности. На Михаила он
поглядел только раз, - когда князь, вошедши в шатер, поклонился ему, -
после смотрел мимо него и едва шевелил губами. Толмач переводил уставные
приветствия Узбека и ответы Михаила. Так и окончился прием. Только через
два дня Михаилу передали, что хан сильно гневается, считая его убийцей
своей сестры.
болезнь Кончаки - действительно, подозрительную болезнь! Следовало
допросить с пристрастием лекаря, чего он не сделал. Следовало допросить,
прежде чем отпускать в Орду, всех пленных рабынь и слуг Кончаки... Одна,
говорят, повесилась от любви к какому-то из его молодших дружинников... От
любви?! Не здесь ли разгадка! Но с мертвой уже не спросить... Зато жив
Кавгадый. Но его, увы, не допросишь! <Ищи, князь, ищи>, - понукал он себя,
вспоминая все новые и новые подозрительные подробности. Следовало найти
иголку в стоге сена - бывших слуг и служанок Кончаки здесь, в Орде (или в
Сарае, или даже на Москве!). Наутро он вызвал вернейших слуг. Рассказал
дворскому. Вечером ему привели несколько купцов-христиан: аланов, армян и
русских, и все, многие даже отказавшись от платы, уверили князя, что будут
искать и приложат к тому все силы. Никто из них раньше не видал Михаила,
но, бывая в Твери, знали порядки тамошнего мытного двора, а такие вещи
купцы умеют ценить особенно, и Михаил, проводив торговцев, даже омягчел
душою. Правителю страны, издающему справедливые законы, редко удается так
вот прямо встречаться и толковать с теми, ради кого эти законы бывают
изданы, и сейчас, когда приходилось думать о возможном конце жизни, Михаил
немножко даже погордился торговыми порядками, устроенными им во своем
княжестве.
бывших слуг, но столь желанной ниточки пока не находилось. Выяснили,
впрочем, что у Кончаки была не одна особо приближенная девушка, а две -
Фатима и Зухра, - и удавилась из них первая, а вторую пока еще не нашли, и
что с ней случилось - не знают... А время шло. Через полтора месяца был
назначен суд князю.
минуя ясские, касожские и греческие селения, и все время на краю степи
подымались, словно сгустившиеся облака, сизые и голубые твердыни Кавказа,
причудливо изломанные, с полосами и пятнами снега на гранях гор. И такой
был покой в этих облачных нагромождениях, такая лазурная, почти
божественная чистота и остраненность от всего, что творилось и мельтешило
тут, у их подножия, что Михаилу порою страстно хотелось уйти туда,
раствориться, исчезнуть в их голубом сиянии, слиться телом с прозрачным
холодом далеких снежных вершин.
предчувствуя неприятный разговор, хан долго не посещал свою греческую
жену. И когда Бялынь, за фруктами и пурпурным вином, лишь только
намекнула, что хочет вопросить о Михаиле, Узбек гневно свел свои писаные
брови, пролил кубок и выкрикнул:
только: <Михаил! Михаил!> Ежели князья порешат, что его надо убить, пусть
убьют!
низкого ложа. Подумала: вот сейчас встанет и уйдет, и тогда - конец! Тогда
и для нее беда. Начнут говорить об охлаждении Узбека к своей византийской
жене, завистники начнут глумиться над нею...
жена возразила, быть может, и ушел бы. Но молчание гречанки обезоруживало
его. Хотелось спора, чтобы в споре убедить до конца и самого себя. Бялынь,
почуяв это, решилась:
справедливость славят во всех странах, но до конца ли ты убедился, что
тверской князь заслуживает казни?
Этого одного достаточно для приговора о смерти!
убивать женщину? Он пощадил Кавгадыя и даже с честью принял у себя...
Михаил (она сделала чуть заметное ударение на слове <твой>) столь глуп,
что не знал об этом или не ведал, какое горе причинит кесарю Узбеку смерть
его сестры в тверском плену?
сказанное. В чем-то, возможно, она была и права, но уже столько и без
конца было говорено об этом тверском князе, этом русском гордеце, не
ведающем, видно, что Русь состоит в подчинении у Орды... И к тому же, как
настойчиво повторяет главный кадий, урусутам, с их распятым богом Исой
(который и не Бог вовсе, а только один из пророков Бога истинного!),
урусутам давно надо показать твердость ханской воли! И этот Михаил,
которого вся Суздальская земля упорно продолжает считать великим князем,
невзирая на ярлык, данный им, Узбеком, московскому коназу Юрию... Тут
стройные доселе рассуждения Узбека запутались, и он выкрикнул опять,
прикрывая гневом бессилие мысли:
подарки Михаила!
расхотелось оставаться у нее на ночь, и, пренебрегая молвою, которая,
конечно, уже завтра утром разнесет слух о его размолвке с дочерью
Палеологов, он поднялся и начал застегивать пояс.
кинулись подавать хану мягкие сапоги и расшитый золотом халат.
напыщенно, скорее для служанок, чем для Бялынь, выговорил Узбек.
минуту привлек ее к себе. Греческая жена так готовно, с такою женской
беззащитностью и тоской приникла к нему, что Узбек чуть было не порешил
остаться на ночь, но теперь удержало то, что слуги уже видели его сборы и
могли истолковать колебания повелителя как слабость или переменчивость
нрава, а этого Узбек боялся больше всего.
Шилова Юлия
Василенко Иван
Сапковский Анджей
Конан-Дойль Артур
Соломатина Татьяна
Андреев Николай