подвела. А вам надо повторить - и в постель.
тряпкой.
когда еще и дождь на тебя льет, то хоть самому помирай.
еще стакан горячего, и утром встанете как ни в чем не бывало.
разгоряченно щиплет щеки, растекается по плечам и рукам, точно их заполнила
инородная жаркая жидкость. И жар этот проник в потайной ледничек Адама, в
хранилище запретных мыслей, и размороженные мысли робко выглянули, словно
дети, не знающие, позволят ли им войти. Адам взял тряпку, нагнулся, очищая
штанины от грязи. Кровь застучала в висках. - Налейте еще, - сказал он.
бармен.- Но если просто желаете выпить, то у меня есть старый ямайский.
Выпейте неразбавленным. Он пятидесятилетней давности. Вода убьет аромат.
много месяцев не трогал этой бутыли. До рома у нас охотников мало. В
Салинасе пьют виски.
закашлялся. Крепчайшее питье шибануло в переносицу, окутало мозг сладким
духом. Комната качнулась набок, выпрямилась.
этом кончил, но, может, вы не прочь, чтобы вас свалило. Некоторые для того и
пьют.
говорить, говорить. И он заговорил - каким то не своим голосом, а слова
изумили его самого.
бармен и продолжал сурово:- Вы на ранчо живете?
совсем рядом. Сходите к ней и получите все, что вам требуется.
скажет, где салинасский Ряд.
грязь; обитателям Китайского квартала пришлось положить через улочку доски
от хибары к хибаре. Тучи на вечернем небе были серые, крысиного оттенка, а
воздух был не то что влажный - промозглый. По-моему, разница в том, что
влага приходит сверху, а промозглость - снизу, порожденная гнилостным
брожением. Ветер уже ослабел, налетал сырыми и холодными порывами. Холод
этот вытрезвил Адама, но приданная ромом храбрость не испарилась. Адам
быстро шагал по немощеному тротуару, глядя под ноги - обходя лужи. Там, где
улицу пересекала линия железной дороги, горел предупредительный фонарь, и
Ряд был тускло освещен им да еще слабенькой, с угольной нитью, лампочкой на
крыльце у Дженни.
разглядел третий, спрятавшийся за высокими, нестрижеными темными кустами.
Поглядел на темный вход, не торопясь открыл калитку. По заросшей дорожке
пошел к маячившему в полумраке, покосившемуся ветхому крыльцу, шатким
ступенькам.
бы не полоски света по краям спущенных штор, он прошел бы мимо, сочтя дом
нежилым. Ступеньки, кажется, вот-вот рухнут под тяжестью шага, доски крыльца
визгливо скрипят.
Негромкий, низкий женский голос произнес:
толстый ковер. Блестит лаком мебель, блестят золотом рамы картин. Богато,
упорядочение - это сразу чувствуется.
украшений. Лицо красивенькое, остренькое. Какого зверька она ему напоминает?
Ночного, скрытного, хищного.
Скажите мне, что вам угодно, и я позову нужную девушку.
точно рвет не спеша цветы из разносортной смеси цветника. Адам почувствовал
стеснение.
занята. Если не желаете девушку или что-нибудь иное, то прошу вас уйти.
возвращается озноб.- Не знаю. Но можете ей передать, что ее хочет видеть
Адам Траск? Она сама решит, знает меня или нет.
невнятных слов, и в дверь заглянул мужчина. Девушка оставила дверь открытой
- дала понять Адаму, что он под наблюдением. Сбоку висели темные портьеры,
скрывая еще одну дверь. Девушка раздвинула их тяжелые складки, скрылась.
Адам сел поглубже. Краем глаза отметил, что мужчина снова мельком заглянул в
гостиную.
деловитостью; теперь это комната Кейт. Стены одеты шафранным шелком, гардины
желтовато-зеленые. Вся комната в шелку - глубокие кресла обтянуты шелком, у
ламп шелковые абажуры, в дальнем конце комнаты широкая кровать мерцает
атласным белым покрывалом, а на нем горой гигантские подушки. На стенах ни
картин, ни фотографий - ничего, что говорило бы о характере и вкусах
хозяйки. На туалетном черного дерева столике у кровати - голо, ни
флакончика, ни склянки, и черный лоск столешницы отражается в трельяже.
Ковер старинный, китайский - желтовато-зеленый дракон на шафранном поле; в
этом ковре утопает нога. Глубина комнаты - спальня; середина-гостиная;
ближний конец-кабинет со светлодубовыми шкафчиками, большим черным сейфом с
золотыми буквами на дверце, и тут же стол-бюро с выдвижной крышкой, с
двойной зеленой лампой, за ним вращающийся стул, а сбоку - стул обычный.
Маленький рот очерчен твердо, уголки губ загнуты кверху, как всегда. Но
линии тела потеряли четкость. Плечи стали пухловаты, а кисти рук - сухи и
сверху морщинисты. Щеки округлились, кожа под подбородком дряблая. Грудь и
сейчас плоская, но появился животик. Бедра по-прежнему узки, но голени
потолстели, стопы набухловато выпирают из туфель-лодочек. Сквозь чулки
слегка просвечивает эластичный бинт, которым стянуты расширенные вены.
руки - сухо блестит натянувшаяся кожа ладоней и кончики пальцев, а тыльная
сторона рук в морщинках, в коричневых пятнышках. Одета Кейт в черное платье
с длинными рукавами, и его строгость смягчена лишь пышным белым кружевом
манжет и у горла.
каждодневно. Щеки чисты от морщин, глаза остры, пусты, носик точеный, губы
тонки и тверды. Шрам на лбу почти не виден. Запудрен под цвет кожи.
одного размера, все сняты одной фотокамерой и подсвечены магнием. И хотя
персонажи различны, но есть в их позах унылая схожесть. А лица женщин на
всех снимках спрятаны, повернуты прочь от камеры. Рассортировав их на четыре
стопки, Кейт вложила каждую в плотный, толстый конверт. Раздался стук
девушки в дверь; Кейт спрятала конверты в ящичек бюро.
видно, что лицо ее напряжено, в глазах блеск.