Чтение 78–й страницы книги ~Триумфальная арка~

вырядились в костюмы семнадцатого столетия. Нелепо, Кэт?

- Какое это имеет значение, - с улыбкой отозвалась она.

Равик посмотрел на свои туфли-лодочки. Положение, в котором он очутился,
было чудовищно нелепым. К тому же его в любую минуту могли арестовать.

- Может быть, поедем другим путем? - обратилась Кэт к шоферу.

- Здесь нам не развернуться, - сказал Равик. - Сзади скопилось слишком
много машин.

Демонстранты двигались вдоль поперечной улицы. Они шли спокойно, неся
знамена и транспаранты. Никто не пел. Колонну сопровождало подразделение
полиции. На углу улицы Вожирар, стараясь не привлекать к себе внимания,
стояла другая группа полицейских с велосипедами. Один полицейский заглянул в
машину Кэт и не моргнув глазом проследовал дальше.

Кэт перехватила взгляд Равика.

- Ему это не в диковинку, - сказала она. - Он знает, в чем дело. Полиция
знает все. Бал у Монфоров - главное событие летнего сезона. Дом и парк
окружены полицейскими.

- Это меня чрезвычайно успокаивает.

Кэт улыбнулась. Она не знала, что Равик живет во Франции нелегально.

- Мало где в Париже вы сможете увидеть сразу столько драгоценностей, как
на балу у Монфоров. Подлинные исторические костюмы, настоящие бриллианты. В
таких случаях полиция не любит рисковать. Среди гостей наверняка будут
детективы.

- И они в костюмах?

- Возможно. А что?

- Хорошо, что вы меня предупредили. А то я уже было собрался похитить
ротшильдовские изумруды.

Кэт приспустила стекло.

- Вам кажется все это скучным, я знаю. Но сегодня я вас никуда не отпущу.

- Мне вовсе не скучно. Напротив. Ума не приложу, чем бы я еще занялся,
если бы не этот бал. Надеюсь, там будет что выпить.

- Конечно. К тому же мне достаточно кивнуть мажордому. Он меня хорошо
знает.

С перекрестка по-прежнему доносился топот множества ног. Демонстранты не
маршировали, а шли как-то вразброд. Двигалась толпа усталых людей.

- В каком веке вы хотели бы жить, будь у вас возможность выбора? -
спросила Кэт.

- В двадцатом. Иначе я давно бы умер и какой-нибудь идиот пошел бы в моем
костюме на бал к Монфорам.

- Я не то имела в виду. В каком веке вы хотели бы заново прожить жизнь?

Равик посмотрел на бархатный рукав камзола.

- Опять-таки в двадцатом, - ответил он. - Пусть это самый гнусный,
кровавый, растленный, бесцветный, трусливый и грязный век - и все-таки в
двадцатом.

- А я - нет. - Кэт прижала руки к груди, словно ее бил озноб. Мягкая
парча закрыла ее тонкие запястья. - Снова жить в нашем веке? Нет! Лучше в
семнадцатом или даже раньше. В любом - только не в нашем. Прежде я над этим
как-то не задумывалась... - Она полностью опустила стекло. - Жарко и
душно!.. Скоро они пройдут?

- Да, уже виден конец колонны.

Со стороны улицы Камброн донесся звук выстрела. Полицейские вскочили на
велосипеды. Какая-то женщина резко вскрикнула. По толпе прокатился ропот.
Несколько человек пустились бежать. Нажимая на педали и размахивая
дубинками, полицейские врезались в колонну.

- Что случилось? - испуганно спросила Кэт.

- Ничего. Лопнула автомобильная шина. Шофер улыбнулся.

- Сволочи!.. - гневно сказал он.

- Поезжайте, - прервал его Равик. - Теперь можно проехать.

Перекресток опустел, словно всех ветром сдуло.

- Поехали! - повторил Равик.

С улицы Камброн доносились крики. Снова раздался выстрел. Шофер тронул с
места.

Они стояли на террасе, выходившей в сад. Там уже собралось множество
гостей в маскарадных костюмах. Под раскидистыми деревьями цвели розы. Свечи
в лампионах горели неровным теплым светом. Небольшой оркестр в павильоне
играл менуэт. Вся обстановка напоминала ожившую картину Ватто.

- Красиво? - спросила Кэт.

- Очень.

- Вам правда нравится?

- Очень красиво, Кэт. По крайней мере, когда смотришь издалека.

- Давайте пройдемся по саду.

Под высокими старыми деревьями развернулось совершенно немыслимое
зрелище. Колеблющийся свет множества свечей переливался на серебряной и
золотой парче, на дорогом бархате - розовом, голубом или цвета морской
волны; свет ложился бликами на парики и обнаженные напудренные плечи;
слышались мягкие звуки скрипок; степенно прохаживались пары и группы,
сверкали эфесы шпаг, журчал фонтан; в глубине темнели подстриженные
самшитовые рощицы.

Стиль был выдержан во всем. Даже слуги участвовали в маскараде. Равик
решил, что и детективы, по-видимому, тоже переодеты. Вдруг подойдет Мольер
или Расин и арестует тебя. Недурно? Или, например, придворный карлик.

На руку ему упала тяжелая теплая капля. Красноватое небо заволокло
тучами.

- Сейчас пойдет дождь, Кэт... - сказал он.

- Нет. Это невозможно. Весь праздник будет испорчен.

- Все возможно. Идемте побыстрее.

Он взял ее под руку и повел к террасе. Едва они поднялись по ступенькам,
как хлынул ливень. С неба низвергался настоящий поток. Свечи в лампионах
погасли. Через минуту декоративные панно превратились в линялые тряпки.
Началась паника. Маркизы, герцогини и фрейлины, подобрав парчовые юбки,
мчались к террасе; графы, их превосходительства и фельдмаршалы изо всех сил
пытались спасти свои парики; все сбились в кучу на террасе, как вспугнутая
стайка пестрых кур. Вода лилась на парики, стекала за воротники и декольте,
смывала пудру и румяна. Вспыхнула бледная молния, озарив сад каким-то
невещественным светом. Последовал тяжкий раскат грома.

Кэт неподвижно стояла под тентом, тесно прижавшись к Равику.

- Такого еще никогда не бывало, - растерянно сказала она. - Я помню все
балы. Никогда ничего подобного я здесь не видела.

- Самое время приниматься за кражу изумрудов. Блестящий случай.

- Действительно... Боже, как это неприятно... По парку сновали слуги в
дождевиках и с зонтиками. Их шелковые туфли под современными плащами
выглядели крайне нелепо. Слуги вели к террасе последних заблудившихся
гостей, разыскивали утерянные накидки, оставленные вещи. Один лакей принес
пару изящных золотых туфелек. Он осторожно держал их в своей большой руке.
Дождь с шумом падал на пустые столики, грохотал по натянутому тенту, словно
само небо неведомо зачем било в барабан хрустальными палочками...

- Войдем внутрь, - сказала Кэт.

Дом явно не вмещал такого количества гостей. Видимо, никто не рассчитывал
на плохую погоду. В комнатах еще стояла тяжелая духота летнего дня, и толчея
только усиливала ее. Широкие платья женщин были измяты. Шелковые подолы юбок
обрывались - на них то и дело наступали ногами. Из-за тесноты почти нельзя
было пошевелиться.

Равик и Кэт стояли у самых дверей. Рядом с ними тяжело дышала "маркиза де
Монтеспан" в мокром слипшемся парике, с ожерельем из грушевидных бриллиантов
на шее, испещренной крупными порами. Она напоминала промокшую зеленщицу на
карнавале. Рядом с ней хрипло кашлял лысый мужчина без подбородка. Равик
узнал его. Это был Бланше - чиновник министерства иностранных дел. Он
вырядился под Кольбера. Тут же стояли две красивые стройные фрейлины с
профилем, как у борзых собак; еврейский барон, толстый и шумливый, в шляпе,
усеянной драгоценными камнями, похотливо поглаживал их плечи. Несколько
латиноамериканцев, переодетых пажами, внимательно и удивленно наблюдали за
ним. Между ними стояли графиня Беллен с лицом падшего ангела и
многочисленными рубинами. Она изображала маркизу Лавальер. Равик вспомнил,
что год назад он удалил ей яичники. Диагноз поставил Дюран. Все это были
пациенты Дюрана... В нескольких шагах от себя он заметил молодую и очень
богатую баронессу Ранплар. Вскоре после того как она вышла замуж за
какого-то англичанина, Равик удалил ей матку на основании ошибочного
диагноза Дюрана, чей гонорар составил пятьдесят тысяч франков. Об этом
сообщила ему по секрету секретарша Дюрана. Равик получил за операцию двести
франков. Баронесса потеряла десять лет жизни и возможность иметь детей.

Запах дождя, недвижный, раскаленный воздух смешивались с запахом духов,
пота и влажных волос. Лица, с которых дождь смыл грим и косметику, казались
под париками более голыми, нежели обычно, без маскарадного костюма. Равик
огляделся. Тут было много красоты, много тонкой, скептической
одухотворенности. Но его наметанный глаз замечал также и мельчайшие признаки
болезней, и даже самая безупречная внешность не могла ввести его в
заблуждение. Он знал, что определенные круги общества остаются верны себе в
любом столетии, будь оно великим или малым, - но он умел безошибочно
распознавать симптомы болезни и распада. Вялая беспорядочная половая жизнь;
потакание собственным слабостям; не приносящий здоровья спорт; дух, лишенный
подлинной тонкости; остроты ради острот, усталая кровь, расточаемая в
иронии, любовных интригах и мелкотравчатой жадности, в показном фатализме, в
унылом и бесцельном существовании. Отсюда человечеству не ждать спасения.
Тогда откуда же?

Он взглянул на Кэт.

- Вам вряд ли удастся выпить, - сказала она. - Лакеям сюда не пробраться.

- Не беда.

Постепенно их оттеснили в соседнюю комнату, куда вскоре внесли столы с